Воспоминание - Деверо Джуд - Страница 36

Совершенно по-взрослому Калли уложила Талиса так, чтобы он лежал головой у нее на коленях, потом уложила обе его руки ему на грудь и стала одной рукой гладить их, а другой — его грязные волосы.

Талис тихо заплакал:

— Я тебя никак не мог найти. Ты потерялась. Я везде искал.

— Да, — прошептала Калли.

— Я слышал, что ты меня зовешь.

— Я бы тебе не дала потеряться. Ты мой. Ты — это все равно что я сама.

— Да, — прошептал Талис, а слезы продолжали литься У него по щекам. Он тихо всхлипывал. Пальцы Калли переплелись с его пальцами, и она сжала их изо всех сил.

Мег тоже заплакала. Она-то знала, каким гордым мальчиком был Талис. Ничто на земле не могло заставить его заплакать. Несколько месяцев назад Уилл наказал его тремя ударами ремня за то, что он оставил незапертой дверцу курятника, а туда забралась лиса и утащила четырех цыплят. Но Талис от боли не пролил ни слезинки. Когда ему было четыре года, он свалился с дерева и вывихнул руку, но и тогда он не плакал. Даже когда ему был всего один год и за ним погналась собака, которая размером была намного больше его, он не заплакал. Как только он научился говорить, он сразу же заявил: «Мужчины не плачут».

Но сейчас он лежал головой на коленях у Калли и плакал так, что Мег думала, у нее разорвется сердце.

Калли достала из-за спины длинную светлую косу я развязала ленточку, которой та был перевязана. Калли трудно было назвать хорошенькой, У нее было простое личико, не запоминающиеся черты, светлые глаза, светлые брови и ресницы, бледно-розовые губы. Ее даже трудно было заметить рядом с ярким красавцем Талисом. Но у нее было одно сокровище: роскошные волосы. В отличие от обыкновенных светлых волос, которые часто бывают тонкими и жидкими, ее волосы были замечательно густые, цвета меда, некоторые пряди были темнее, другие более светлые.

Почти каждый, кто, вспоминая Калли, не мог вспомнить ее лица, упоминал ее волосы.

И вот Калли развязала косу, рукой распустила ее так, что длинные волосы покрыли ее тело одеялом, а потом принялась проводить своими прядями по лицу Талиса, вытирая его слезы.

Мег смутилась, и ей захотелось отвернуться. Не следовало на это смотреть: никому нельзя видеть то, что происходит между двумя людьми в такие моменты истинной интимности. В тот момент эти двое не казались ей детьми, которым на самом деле всего лишь восемь лет — напротив, это были двое взрослых людей. Ласка Калли была древней, как сама любовь, и если бы Мег было известно это слово, то она, наверное, сказала бы, что это — эротика. То, что делала с Талисом Калли, делала бы с мужчиной любящая женщина.

Вытерев ему лицо волосами, Калли начала что-то говорить ему, тихо-тихо, так что Мег ничего не слышала. Ей, конечно, было страшно любопытно, о чем они могут говорить. Она и раньше не раз раздумывала, о чем говорят эти двое, но дети держали свои беседы в секрете и никогда никому не рассказывали, о чем говорят между собой. Мег иногда наблюдала, как Талис, сидя под деревом, не меньше часа слушает, не шелохнувшись, Калли. Но сколько бы Мег ни спрашивала, они ей все равно никогда ни а чем не рассказывали. Она даже несколько раз пыталась подбить Уилла, чтобы он послушал, что же такое Калли рассказывает Талису, когда они возвращаются с ярмарки, но Уиллу, в отличие от нее, это было совершенно не интересно. «Они говорят о том же, о чем и все дети: привидения, колдуньи и драконы. Мне-то какое дело?» — отмахивался он.

Но Мег понимала, что между ними происходит что-то большее, что-то, чего не бывает между обычными детьми. Иногда ей казалось, что Уилл совсем забыл, откуда эти дети. Ведь они были детьми лордов и леди. Иногда ей казалось, что Уилла заботит только одна вещь на свете — его ферма. Ей не приходило в голову, что безопасность этих детей однажды будет зависеть от того, насколько они будут казаться «обычными» среди крестьянских детей.

И вот Мег высунулась вперед, пытаясь услышать что-нибудь. Ей казалось, что Калли удалось успокоить Талиса, потому что его тело постепенно расслабилось. Но как только она вроде бы расслышала одно или два слова, тишину нарушил гневный крик Уилла:

— Я обегал все графство из-за тебя, парень! Как ты мог от меня убежать? — кричал Уилл. — Ну-ка, Калли, убери свои волосы с его лица, чтобы он меня слышал. Талис! Ты знаешь или нет, как мы все из-за тебя волновались?

Мег прекрасно знала своего мужа. Ей было известно, как он испугался, когда Талис исчез, как боялся потерять этого ребенка, которого так полюбил. Она знала, что сейчас он попытается наказать Талиса за его выходку, и решила этого не допустить.

Мег шагнула к ним из тени под деревьями.

— Уилл, — твердо произнесла она, загородив детей своей спиной — Талис сегодня достаточно перенес. Ему больно. К тому же мы все хотим есть.

Еще больше, чем слова, сказали ее глаза Она была хорошей женой, женщиной с мягким характером, и обычно соглашалась с Уиллом. Согласилась, когда в прошлый раз он сказал, что Талиса надо наказать за открытый курятник Но на этот раз ему стало ясно, что она отстоит мальчика.

Когда Мег была уверена, что права, никто не мог взять над ней верх. Уилл не задавал себе вопроса, почему так происходит Он был слишком счастлив видеть Талиса живым и невредимым, а к тому же он сам был слишком измучен, и больше всего на свете ему хотелось, чтобы все плохое наконец закончилось.

— Да, — согласился он. — Вижу, что о мальчике нужно позаботиться. — Ничего больше не сказав, он наклонился над Талисом, сгреб его большое тело в охапку и поднял.

Когда Талис запротестовал, уверяя своим самым взрослым голосом, что вполне может идти сам, Уилл не обратил на это внимания и понес его к телеге.

Когда все уселись, Мег и дети сзади, она с одного бока, а он — с другого, вдруг они как бы в один миг разом превратились опять в детей. Моргая, как будто очнувшись от сна, они прильнули к ней, пряча грязные лица у нее на груди и ища у нее материнского тепла.

Ни Мег, ни Уилл никогда не обсуждали то, что произошло в тот день, но больше никогда не предпринимали попыток разлучить детей.

18

— Мег! — окликнул Уилл, заставив ее выйти из задумчивости. — Как насчет ужина для голодающих?

— Ну конечно же, — ответила она, возвращаясь в дом.

Смеющиеся и бегающие друг за другом дети остались на улице. — Заходи, расскажи, как у тебя сегодня день сложился. Как шла торговля? Что новенького видел?

Потом, уже после ужина, когда Уилл и Мег легли в постель, она, как обычно, спросила мужа, о чем сегодня по пути домой говорили дети. Уилл ответил, что он об этом не имеет ни малейшего понятия, и отвернулся, собираясь заснуть. Но Мег не отставала от него.

Когда мы их слышим, всегда говорит Талис. Он за словом в карман не лезет — не пуганная еще ворона… А Калли, как правило, и слова не скажет.

По крайней мере, есть хоть одна женщина на свете, которая умеет помолчать, — пробормотал Уилл, оглядываясь на жену через плечо.

Но Мег не поняла намека.

— Но когда дети знают, что их никто не слышит, тогда всегда говорит Калли, а слушает Талис. Она говорит целыми часами, не замолкая ни на секунду, а он не произносит ни слова. Стоит мне подойти, как она сразу замолкает.

Уилл слышал, с какой обидой в голосе Мег это говорила. Он понял, как ее расстраивает, что на свете существует что-то, что касается «ее» детей, а она не принимает в этом никакого участия. Найдя в темноте ее руку, он пожал ее:

— Ты узнаешь. Не сомневаюсь, что очень скоро ты это будешь знать.

— Надеюсь, — ответила она и повернулась, уютно прижавшись спиной к спине мужа, — ей это было так удобно и так знакомо.

Уже три дня шел дождь. Поскольку была зима, Уилл не жаловался. Он всегда говорил, что после тяжелого лета, которое проходит в трудах и заботах, зимой человек должен отдыхать. Он это осуществлял таким образом: садился перед очагом, клал на колени уздечки, так что можно было подумать, будто он что-то мастерит, и… спал.