Воспоминание - Деверо Джуд - Страница 26

Пророчество Джона сбылось, и ребенок действительно был жив, но постоянно болел и кашлял из-за какой-то болезни в легких.

Два года спустя Алида родила здоровую девочку, но Джон на нее даже не взглянул, и после этого о ней никогда не спрашивал. Он заметил, что теперь его жена ожидает ребенка еще раз, но уже обещал, что больше никогда не станет посещать ее постель. Какой смысл? В окрестных деревнях было полно женщин, которые могли удовлетворить его похоть. Он не замечал, что если он спал с девушкой и после этого у нее появлялся ребенок и он вмел все основания полагать, что этот ребенок его, — это всегда была девочка. Джон отказывался это замечать. Ему было проще не признавать, что ребенок его. Неважно, что у ребенка были его голубые глаза или форма подбородка. Джон постоянно заявлял, что девочкам он не отец. В округе было хорошо известно, что если какая-то женщина, неважно какого происхождения, сможет родить Джону Хедли сына, то он возьмет ее в замок, и она будет жить в роскоши. Хотя некоторые женщины пытались (одна даже три раза), никто еще не преуспевал в том, чтобы родить ему желанного «настоящего сына».

— Поглядите на него, — потребовал Джон, кивая жене на сидящего в дальнем конце комнаты человека, — почему его жены могут ему рожать сыновей, а вы не можете? Говорят, что все его сыновья были такими огромными, что жены одна за другой умирали, рожая их.

Пытаясь быть почтительной, как будто ей было невероятно интересно, Алида обернулась, чтобы посмотреть на человека, на которого указывал Джон. Но ее сердце, как и все тело, наполнились гневом. Теперь ее уже обвиняют в том, что она не умерла, рожая ребенка величиной с корову? Что, разве о детях нужно судить только по весу, как будто их готовят на убой, как свиней? Ее мужу было плевать на то, что его дочери были умны и миловидны, а старшие даже хорошенькие. У обоих сыновей было доброе сердце, а старший уже умел читать. Для нее было неважно, что один сын хромал, а второй кашлял так, как будто вот-вот умрет.

Алида равнодушно смотрела на мужчину, на которого ей указывал муж. Гильберт Рашер был невероятно груб, ростом с медведя, вечно грязный, вспыльчивый, необразованный, но зато он здорово бился в поединках побеждал любого, кто вызывалего. Кое-кто говорил, что множество ударов; которые выдержал его шлем, выбили мозги из его головы, отчего он сделался глупее, чем был. Но если бы это было в самом деле так, тогда как бы он мог замечать все вокруг и везде видеть свою выгоду?

У Гильберта были одна за другой три жены, каждая из которых дарила ему сына, слепленного точно по образу и подобию их папаши, и умирала сразу после родов. Гильберт любил хвастаться, что от его мужественности даже жены умирают, но большинство женщин были уверены в том, что главная причина смерти жен — стремление избавиться от его грязного тела и еще более грязных мыслей.

В данный момент Гильберт прятал лицо в роскошном бюсте одной из кухарок, которую Алида завтра же поклялась выгнать, а его сыновья, как обычно, занимались тем, что учиняли беспорядок в и без того шумном хаосе свадебного пира. Один, которому было восемь лет (а на вид по крайней мере двенадцать), хлестал маленьким кнутиком двух собак и вопил от восторга. Его старший брат до слез напугал двух дочерей Алиды. Там, где был третий сын, разумеется, тоже что-то творилось, но Алида уже ничего не хотела знать,

«И вот это нужно ее мужу от сына?» — подумала она. Она родила двух сыновей, которые были послушные, милые, умные дети с любящими сердцами. Джон ни разу не сказал им ласкового слова, зато восхищался этими мерзкими придурками, которые находили удовольствие только в том, чтобы издеваться над тем, кто слабее.

Присутствующие не слушали, что говорил Джон. Он уже так долго повторял одно и то же, что все начали считать это шуткой соседи показывали ему своих сыновей и обещали показать, как это делается. Когда Джон не смеялся в ответ, они еще больше смеялись и поддевали его. Но для Алиды гнев супруга был не шуткой. За последние месяцы ее колени покрылись мозолями, ибо она только и делала что просила Бога послать ей здорового сына. Ей было 35 лет, так что она понимала, что у нее почти нет больше шансов подарить мужу настоящего сына. Если бы только… Если бы только она смогла это сделать! Днем и ночью ее преследовало видение: выражение лица ее мужа когда он решил, что у нее родился наконец настоящий сын.

«Женщина может жизнь прожить ради такого, думала она. — Женщине рая ненужно, если ее муж на нее так смотрит».

На этот раз, как только она почувствовала, что беременна, она начала молиться. Она проводила дни и ночи на коленях, заклиная Господа послать ей здорового сына.

Ей даже вспоминать не хотелось все, что она делала. Была тайная, под покровом ночи поездка в другую деревню к какой-то ужасной грязной старухе, которая уверяла, что может точно предсказать, кто родится у ее светлости — девочка или мальчик. Когда же старуха сказала, что госпожа опять родит девочку, с Алидой началась истерика, и она закричала, что видела, как одну ведьму сожгли за колдовство. На следующий день старуха бросила свою лачугу и отправилась скитаться по дорогам, думая, что лучше умереть от голода, чем сгореть на костре

Алида нашла еще одну женщину, которая сказала, что пол ребенка можно изменить, если все время сосредотачиваться на мужественных вещах. Даже сейчас Алида краснела, когда вспоминала, какие картинки и какую маленькую фигурку ей дала та женщина, чтобы на них сосредотачиваться. Разумеется, изображения были мужские. В эти месяцы Алида не читала книг, потому что чтение — это женское занятие. Она почти ничего наделала из женской работы, стараясь в каждый момент смотреть на какого-нибудь мужчину и думать только о них.

Но больше всего она молилась Богу, так долго простаивая на коленях перед своим алтарем, что служанки уговаривали ее встать, говоря, что так долго стоять на коленях вредно для плода.

— Если это не настоящий сын, то лучше пусть родится мертвым, — говорила она служанкам, и те не спорили с ней, потому что в глубине души каждая из них думала также.

Но ее муж ничего этого не замечал. С ним она была холоднее, чем когда-либо. Нет, она не станет бросаться ему на шею и умолять простить за то, что не может подарить, ему сына. Если ничего другого не остается, пусть хоть останается гордость.

Погрузившись в свои мысли, она не сразу расслышала что говорит Джон.

— Должно быть, мальчик, если она умирает, — говорил он. — Я видел ее, она лежит тут, наверху У нее живот больше, чем она сама. Говорят, она уже месяц как не может ходить. У Гильберта будет еще один сын.

Услышав это, Алида вздрогнула.

— Что, в моем доме рожает какая-то женщина?

Почему же ей никто об этом ничего не сказал? Она отругает служанок, когда представится случай. Если на самом деле в ее доме кто-то рожает, надо помочь ей. Медленно, тяжело Алида начала подниматься:

— Пойду к ней.

Выпрямившись, она почувствовала первую боль в животе и поняла, что и ее время наступило. Нет-нет, подумала она, еще слишком рано. Она еще недостаточно велика. Она же молилась, чтобы мальчик был велик, чтобы было что-то такое, что произвело бы впечатление на ее мужа. Если она родит сейчас, младенец будет слишком мал.

Она схватилась руками за спинку стула, пытаясь удержаться от выражения муки на лице, когда боль повторилась, но ей это не удалось. Джон не смотрел на нее, его внимание было приковано к каким-то скоморохам. Он, скорее всего, не заметил бы, даже если бы роды произошли на полу у его ног. Но гости были не так бессердечны

— Эй, Джон! — закричал кто-то. — Кажется, ты скоро опять станешь отцом.

— А разве есть такой день, когда он не становится отцом?! — спросил кто-то, и все захохотали.

Джону было не смешно. Отцовство его уже давно не интересовало. Он равнодушно махнул рукой:

— Идите отсюда.

Алида произнесла с такой горечью, на которую только осмелилась:

— Ну что ж, спасибо, что позволяете мне удалиться.