Ласточка и другие рассказы
(Совр. орф.) - Конопницкая Мария - Страница 11

— Знаешь, что? Устроим обмен. Я выберу из моих книг те, которые могут быть подходящими для тебя и устрою для них на нижней полке постоянный склад. А ты будешь покупать буквари за те деньги, которые сбережешь. За каждые 10 букварей ты будешь получать книгу.

Я схватил отца за шею и от всего сердца поцеловал его.

Вскоре я убедился, как хорошо научиться бережливости.

В течение месяца у меня было уже 30 копеек в копилке. Я едва мог дождаться, когда ее откроют. Я сейчас же прибавил к ним мои 20 копеек и побежал в книжный магазин за букварями.

Когда я принес их отцу, он похвалил меня, а потом подал мне большую книгу, завернутую в бумагу. Я думал, что никогда не распутаю шнурка, которым она была завязана. Когда я развернул ее наконец и взглянул на заглавие, я вскрикнул от радости и почувствовал слезы в глазах.

Это были… «Жизнеописания Французских маршалов».

Я сейчас же сделал каталог моих книг. «Жизнеописания маршалов» стоят в нем на первом месте. Я приложил к каталогу целый лист чистой бумаги и повесил его на стену.

С этого дня моя библиотека имеет прекрасный вид. По средине полки лежат «Маршалы», слева «Робинзон», которого я завернул в синюю бумагу, так как у него немного порван переплет, а справа — другие книги.

Когда ко мне приходят товарищи, мы сейчас же идем в библиотеку и вместе выбираем книжки для чтения. «Маршалов» мы читаем только по праздникам.

Стась уже срисовал одну лошадь. Он тоже хочет устроить у себя библиотеку.

ТЕТРАДКА ПАВЛИКА

Отец подарил Павлику на праздники прекрасную синюю тетрадь. Долго он думал, что бы с ней сделать? Рисовать солдат, или лошадей? А может быть, дома и деревья? Пока не решил, наконец, записывать в этой тетради все, что он будет слышать интересного, и всякие новые игры.

И вот на следующий же день Павлик сел за стол, раскрыл свою синюю тетрадь, осторожно обмакнул перо и стал писать так:

«Я видел сегодня прекрасный рисунок. Он изображает горницу в простой крестьянской избе в деревне Соколовке. В этой горнице, на ложе, устланном медвежьей шкурой, лежит Степан Чарнецкий, славный польский рыцарь и гетман, который так побил шведов, что они должны были бежать из-под города Ченстохова, который хотели взять. Потом он участвовал в другой войне и был ранен. Товарищи тогда положили его в этой крестьянской избе, и вот — теперь они прощаются с рыцарем. Великая печаль в этой избе: все плачут, что теряют такого вождя и такого воина. Понурили головы, заломили руки, кто же теперь будет водить их на войну? А у ложа Чарнецкого стоит его белый конь, верный товарищ, который бывал вместе с ним в разных битвах и ничего не боялся. Стоит этот конь около своего господина, — он тоже грустен, ржет жалобно: чувствует что не будет носить его больше на войне. Чарнецкий протянул руку, гладит его гриву и смотрит так, словно хочет сказать: „Прощай, мой товарищ! Я больше не сяду на тебя и не буду бить шведов. Я ухожу уже от той земли, которая имела во мне всегда верного защитника“».

Через неделю Павлик опять сел за стол, разложил синюю тетрадь, обмакнул перо и стал писать:

«Я узнал сегодня про другого польского рыцаря, которого звали Карлом Ходкевичем и который бился с турком. Турка этого звали Осман. Он собрал большое войско, забрал с собой много всякого оружия, а за войском шли верблюды с огромной казной. Он хотел дойти до Вислы, чтобы напоить в ней лошадей, и чтобы река эта и вся польская земля называлась с этих пор его именем. Да только это ему не удалось. Карл Ходкевич, гетман и воин, каких мало, позвал своих рыцарей и все сразу собрались вокруг него. И хоть их было немного, а турок великое множество, все-таки они не сдались, засели в Хотимском замке и защищались там сорок дней. А турки, со своим Османом чуть подойдут к Хотимскому замку, Ходкевич поздоровается с ними по своему, огнем да мечом, — они и врассыпную! Видя, что горсть рыцарей Ходкевича и сильнее и храбрее, чем все их войско, турки и ушли туда, откуда пришли, в свою страну, до Вислы никто из них не дошел, разве только те, что в плен попались. Так защищал Ходкевич родную реку. И что же, в самом деле? Разве не могли турки сидеть в своей стране, коли Господь дал им ее, и не желать чужого? Поделом им! Я их совсем не жалею! Вот теперь я думаю, кто был лучшим воином Карл Ходкевич, или Стефан Чарнецкий?

Когда я буду большим, то поеду в город Хотим, где был Хотимский замок, посмотрю то место, где бился этот славный рыцарь и где он победил турок. А о том, кто славнее из этих двух гетманов, я должен спросить у отца».

Я уже чуть не год знаю наизусть стихи, которые начинаются так:

а только сегодня я узнал кто их сочинил. Их сочинил польский поэт Карпинский больше 100 лет тому назад, так как со дня его рождения прошло более 150 лет. И как все это случилось, просто как в сказке.

Родители этого Карпинского жили в маленькой деревеньке. Вокруг нее были все леса и леса, страшно дикие, неподалеку были огромные, высокие горы, а в этих лесах и в горах жили разбойники. Я всегда думал, что наша няня рассказывает нам о разбойниках только так, ради развлечения, а они есть на самом деле.

Самым старшим начальником среди этих разбойников был Добош. Люди страшно его боялись и думали даже, что он знает заговор против пуль, так что ни одна в него попасть не может. Ну, это, положим, враки, потому что никаких волшебств и заговоров нет на свете, и в Добоша наверное попала бы пуля, если бы кто-нибудь хорошенько в него прицелился.

Так этот Добош ходил со своими разбойниками по горам, по лесам; нападал на проезжих и отпускал их едва живыми. Забирался он иногда и в ближайшие деревни. И такой ужас нагнал он чуть не на 100 верст кругом, что стоило ночью залаять собаке, люди просыпались и шептали, дрожащими от страха губами:

«Уж не Добош ли идет?»

Да и что, в самом деле? Ведь такой разбойник не шутка!

Вот однажды мужики дали знать старику Карпинскому, что Добош бродит в соседних лесах со своими товарищами и, того и гляди, нападет на усадьбу.

Старик Карпинский страшно перепугался, покрутил ус, понурил голову и думает, думает, как бы сделать так, чтобы Добош не причинил им зла. А дома у него был маленький сын, который только что родился, и больная жена. Старый Карпинский крутит ус и думает:

«Возьму я все, что есть самого ценного в доме, немного серебра, дорогие платья, лучших лошадей, вывезу все это и спрячу в лесной чаще так, что Добош не найдет. А когда он приедет, увидит маленького ребенка, сжалится над ним и уйдет назад в леса или в горы».

Ну вот, как задумал, так и сделал. Едва собрал он все, что нужно, и вывез в лес, как вдруг поднялся страшный шум и гам в деревне; приехал Добош со своими разбойниками и нагрянул прямо на усадьбу. В усадьбе тихо, больная барыня спит, ребенок тоже спит, только старая ключница вышла встречать Добоша. Известное дело, что с людьми лучше добром ладить, чем злом, вот и она встретила Добоша, как гостя, с хлебом да солью, и провела в барские покои.

Оглянул Добош горницу, видит — стол накрыт, жареная баранина дымится на блюдах, бочка пива стоит, белый хлеб-не то, что как для разбойников, а как для дорогих гостей все приготовлено. Понравилось Добошу такое гостеприимство.

Покрутил он ус и спрашивает:

— А где барин ваш, хозяин?