Набросок скомканной жизни (СИ) - Гринь Ульяна Игоревна - Страница 13

Матвей перебрал плотные листы бумаги с рисунками одной и той же натуры. Вот она, красота! Вот оно, искусство! А не бессмысленная «цветовая концепция», которой его заставили заболеть в последние три года.

Кстати, о птичках! А почему он ни разу не выставлял свои портреты? Только абстрактную мазню, которая когда-то понравилась владельцам художественной галереи и продалась в две недели. Это не есть добро! Это надо обязательно исправить!

Прихватив с собой папку, Матвей спустился на первый этаж. Нелли уже ушла, и он, вздохнув с облегчением, взялся за свой айфон. Три пропущенных звонка. С одного и того же номера. Незнакомого. И сообщение с него же. Плевать. Надо набрать Вику.

Агентша откликнулась сразу — у нее не было личной жизни, только профессиональная. С хода Матвей заявил тоном, не предусматривающим возражений:

— Вика, у меня тут… три, четыре… подожди… восемь портретов карандашом. Я хочу включить их в сегодняшнюю экспозицию.

Вика помолчала, переваривая, и недовольно поинтересовалась:

— Матвей, еще только десять, ты сколько стаканов выпил?

— Ноль. Вика, я серьезно.

— Припрешься на выставку пьяный — урою, — спокойно пообещала агентша. — Приготовь рисунки, я пришлю посыльного.

Удовлетворенно хмыкнув, Матвей отключился. Вика знала, что спорить бесполезно. Он был способен сам принести рисунки в галерею и поприкалывать их кнопками поверх других картин! Сколько Вика от него вытерпела — не передать словами без мата. А ведь ещё терпит. Видно, верит в его талант. Хрен вот только знает, есть ли у него талант.

Матвей порылся в бумажнике, нашел приличную купюру, не слишком крупную, но и не нищенски мелкую, быстро черкнул на желтом квадратике пост-ита «на выставку». Прикрепил обе бумажки к папке и выставил её за дверь в коридор. В доме отличная охрана, а обслуживающий персонал проверен годами, так что за судьбу рисунков он не волновался.

Мат мобильника заставил его отчаянно застонать. Неужели люди не понимают, что до двенадцати звонить бессмысленно?! Не поднимет он трубку, сколько раз повторять? Матвей вспомнил о разговоре с Викой и решил выпить два пальца виски. А вдруг найдется цветовое решение незаконченной картины?

Сервировав свой стакан, он наткнулся взглядом на экран айфона и, досадливо вздохнув, открыл меню сообщений. Одно-единственное, наивное в своей простоте СМС: «Здравствуйте, меня зовут Кира Пастернак, журналист в газете Весь Петербург. Я хочу взять у вас интервью и буду на выставке ваших работ сегодня в 19.00. Спасибо заранее.»

Ёпть… Кира да еще и Пастернак! Упасть не встать. Нет, не упасть, а снова набрать Викин номер и устроить грандиозный скандал!

Матвей проглотил согревший его желудок виски и нажал на кнопку звонка айфона. Вика ответила сразу же:

— Посыльный уже выехал.

— Твою мать, Вика, тя саму урыть надо!

— Що таке, Матюша? — ласково спросила женщина. — От тебя виски пахнет!

— Иди ты в ж… пу! Кто такая Кира Пастернак и с какого перепоя ты дала ей мой номер?

— Матвей, успокойся! — резко ответила Вика. — У этой юной проныры уже был твой номер, когда она позвонила мне с просьбой об интервью. Я её проверила. Работает внештатным сотрудником газеты Весь Петербург. Пишет мало, но броско и язвительно.

— Договорились же, без пиара!

— Немножко не помешает. Всё, у меня полно работы!

Матвей тихо ругнулся и отключился. Кира Пастернак уже заранее утомила его. «Как вы пишете такие интересные по смысловой нагрузке картины? Где вы учились? С кем переспали, чтобы продать такое количество холстов?» Бред сивой кобылы! Придется невнятно трепаться про вдохновение, про музу в виде любимой женщины, про цветовую концепцию, чтоб её бабай унес! А правду не сказать. Ты чтооооо, скандал будет все-петербуржский! Знаменитый художник малюет картины за два часа, просто тыкая кистью куда попало.

Матвей решительно взял бутылку Джека Дениелса и сделал два больших глотка из горлышка. Договаривались на два стакана, один он уже выпил, остался ещё один, а так, по простому, из бутылки не считается!

Он облокотился спиной о барную стойку и снова глотнул из горлышка. Блёклое июльское солнце прорвалось сквозь полузадернутые жалюзи, высветив четыре продольные полоски на стене. Четыре милых длинных и ярких параллелепипеда, четко параллельных друг другу, идеально одинаковых. Матвей наклонил голову, чтобы полоски оказались под небольшим углом, и подхватился со стойки, быстрым шагом пересёк квартиру, вскарабкался по лестнице и влетел в ателье.

Да, абсолютно точно, что полоски на незаконченной картине будут не к месту! Понимая этот факт одной половиной мозга, Матвей позволил второй половине заняться спешным приготовлением нужных тонов краски. На полном автомате его руки смешивали содержимое разных тюбиков, а глаза сосредоточенно искали место для четырёх продолговатых параллелепипедов посреди тёмного безумства на холсте…

Когда он очнулся от давно забытого транса, было уже шесть часов вечера. Бутылка Джека печально стояла на полу, и в ней оставалось на два пальца виски. Матвей потер лоб, разглядывая дело рук своих.

Картина была закончена.

Пожалуй, одна из самых удачных его мазней. Все помпезно, давяще, как ночь в замке с привидениями, и четыре солнечные полоски, как своеобразный символ надежды.

Матвей покачал головой, чувствуя, как там клубятся пары алкоголя. Какая к хрену перцовому надежда? Какое солнце? Жизнь давно махнула на него рукой, села в тенёчке и жрёт попкорн, глядя, как он целенаправленно самоуничтожает себя при помощи виски и мазохистски живет с нелюбимой и нежеланной женщиной. Чего ему ещё ожидать от жизни? Разве что финальных аплодисментов, когда на экране напишут «The end».

Матвей бросил кисть в кружку с растворителем, взял бутылку и покачиваясь побрёл к лестнице. Может, споткнуться ненароком? Или открыть окно и представить себя птичкой? Мысль насмешила его, и Матвей уже примерился, на какой из ступенек его нога поскользнется, но услышал снизу мат айфона. Вот жизнь! Даже самоубиться не дадут!

Он спустился на первый этаж без происшествий и схватил телефон.

— Я тебе посылаю такси! — высоким пронзительным голосом заговорила без приветствий Нелли. — Надеюсь, ты не пьян! Там у тебя будут брать интервью.

— Я в полном порядке! — фальшиво соврал Матвей, наливая остатки виски в чашку из-под кофе. — Как и договорились, два стакана.

— Урод! — завизжала Нелли. — Ты пьяный, как сантехник! Не смей подходить ко мне на выставке! Завтра поедешь в психушку, лечиться! Насильно тебя там запру, идиот несчастный!

— Нель, не ори, — поморщился Матвей. — Я в порядке…

— Знаю я твои порядки! — Нелли перешла на тон, близкий к ультразвуку. — Всю жизнь мне испортил, алкоголик, троглодит, художник хренов!

— Ну ты и стерва, Нелька! — повысил тон Матвей. — Кто, интересно, квартиру продал, чтобы ты в Бентли разруливала по городу? Папа Карло?!

— Квартира? — Нелли картинно расхохоталась. — Трущоба, а не квартира! Кто только на неё позарился!

— У тебя и трущобы не было, пока со мной не познакомилась, — зло ответил Матвей, радуясь, что может хоть чем-то крыть в ссоре с Нелли.

— Да пошел ты… — отозвалась та и, подробно объяснив дорогу, отключилась.

Матвей вздохнул. Даже поругаться по-человечески с ней нельзя.

В такси, которое терпеливо ждало полчаса, пока он приведет рожу в относительный порядок, Матвей откинул голову на сиденье и прикрыл глаза. Он не выносил выставки. Умные лица, умные разговоры, умные и важные люди. Скукотища. Но надо терпеть, без выставок он хрен что продаст! Жизнь стала очень дорогой с появлением Нелли. Квартиру, конечно, жалко до слёз. Старая трущоба, как изволила изящно выразиться его личная стерва, в старом районе города, захламленная книгами, картинами интеллектуалов из родни и разным довоенным барахлом, была последним прибежищем запойного художника, его тихой гаванью, куда он возвращался раз в полгода, чтобы просто пожить в одиночку, не заботясь ни о чём.