Уроки ирокезского (СИ) - Климова Алиса "Луиза-Франсуаза" - Страница 151

– Даже так? Спасибо за комплимент, но это было бы и в самом деле интересно. Я принимаю ваше предложение, но с условием: если почувствую, что не справляюсь, подаю в отставку и вы от того обижаться не будете.

– Не буду, это я вам точно обещаю – потому что уверен, что вы справитесь. И тем более буду рад пригласить вас в Москву, где послезавтра состоится публичная премьера фильма. Кому же, как не министру культуры, его представить публике?

Вечером, когда "канцлерский поезд" уже нес нас в Москву, Машка поинтересовалась:

– Саш, ну зачем ты ее так хвалил? Камилле-то, небось, обидно было.

– Дочь наша, работа у меня такая – людям в лицо врать. А Камилла у меня умница и красавица. Ты тоже красавица, но еще не совсем умница, и не знаешь, как жена моя любимая, что княгиню Юсупову крестьяне в Архангельском называют за глаза не иначе как "барыня малахольная", а в южных поместьях батраки ее именуют исключительно матерно.

– А почему в Архангельском иначе?

– А там место отдыха, работать крестьян особо не заставляют. Ладно, спать иди, завтра небось с утра в Можайск помчишься…

Камилла задала другой вопрос:

– Зачем тебе Зинаида Николаевна?

– Вся та шушера, что мнит себя "высшим обществом", теперь некоторое время будет неистово одобрять любые действия канцлера. Жаль, что недолго, но потом уже поздно будет…

– А когда она уйдет?

– Она не уйдет. Первый в мире министр культуры… первая в мире женщина-министр – нет, не уйдет. Впрочем, культуру в России она поднимет, у этой дамы хватка железная.

– Ну тебе виднее. В Москву в восемь приедем? Спи уже, доктора говорят, мне нельзя!

– Врут.

– Мне не врут, спи!

Глава 41

Александр Львович с любопытством оглядел комнату. Очень интересную: хотя на первый взгляд обстановка выглядела не просто бедно, а вызывающе примитивной, сама комната казалась гармоничной и… удобной в своем назначении. То есть о ее назначении Александр Львович мог пока лишь догадываться, но скорее всего он не ошибался. И не ошибался он, вероятно, и в том, где расположена эта комната… вот только он не имел ни малейшего понятия о том, как он сюда попал.

И вообще, последнее, что он с уверенностью помнил – это кафе в Лозанне, куда он зашел перекусить после очередной, причем весьма бурной, встречи с "коллегами". Он еще обратил внимание на двух весьма молодых дам – очевидно, провинциалок, которые все время хихикали, довольно громко обсуждая названия из винной карты. А следующим, причем не очень четким, воспоминанием был уже небольшой, но довольно приличный номер… в отеле? Вероятно, да: горничная, убирающая в комнате, осуждающе бурчала по поводу постояльцев, успевающих "так набраться уже с утра". Тогда Александр Львович решил притвориться спящим – но проснулся совсем уже в другой комнате. Где – под внимательным присмотром двух молодых людей в странных мундирах, привел себя в порядок и откуда затем прошествовал уже сюда. В комнату, где за каким-то простецким письменным столом сидел молодой человек и что-то писал.

А когда он оторвался от письма и поднял голову, гостю почти сразу стало очень страшно, хотя хозяин комнаты вовсе не походил на чудовище. Наоборот, с улыбкой на лице и явно получая удовольствие от ситуации, он спросил:

– Ну что, Израиль Лазаревич, допрыгались?

– Вы, вероятно, меня с кем-то спутали… – ответ прозвучал неуверенно и оттого, наверное, показался молодому человеку смешным. По крайней мере он рассмеялся уже в голос:

– Вас, господин Гельфанд, я ни с кем не путаю. То есть возможно я и мог бы ошибиться, но вот люди, которые вас ко мне пригласили – они не ошибаются никогда.

– Это называется пригласили? – Александр Львович так удивился, что слова эти у него совершенно автоматически.

– Если бы я попросил вас доставить, то вы сейчас лежали бы вон там на резиновом коврике…

– На резиновом?

– Да. Не люблю, знаете ли, пачкать пол экскрементами тех, кто их в себе сдержать не может. Я вас пригласил, и пригласил, чтобы сделать простое предложение. Причем думать вы можете сколько угодно, вас – после нашей беседы – доставят куда вы захотите. Обратно в Лозанну… или на вокзал, если вы пожелаете куда-то ехать самостоятельно.

– Обязательно уехать?

– Да, России вы больше не нужны. Совсем. У вас будет трое суток чтобы Россию покинуть, возможно навсегда.

– То есть возможно?

– Единственная альтернатива – я попрошу вас доставить. В противном случае вас пристрелят еще на границе… впрочем, это потом. Сначала я излагаю свое предложение: вы вообще забываете, что существует Россия… и Османская империя, кстати, тоже. Да, и в этом случае вы продолжите свою спокойную и размеренную жизнь.

– А при чем тут османы?

– Вам-то что за печаль? Допустим, у меня на османов другие планы…

– Другие, чем у…

– Вообще другие. Так понятнее?

– Ну… да, ладно, но как я могу забыть страну, в которой родился?

– Не моя забота как. Но если не забудете, то в следующий раз вы сюда приедете уже не ко мне. Знаете, у меня лучшая в мире медицина… но чтобы она оставалась и далее лучшей, врачам все время нужно придумывать новые методы лечения людей, новые лекарства. Они, конечно, все сначала проверяют на животных – на мышах там, кроликах – но наконец наступает время проверить все это на реальных пациентах, на людях. У меня есть один очень хороший врач, занимается способами приживления оторванных на войне или в аварии конечностей… испанец, знаете ли, учился он у иезуитов…

– Я уже забыл даже как называются эти страны.

– Какие?

– Какие?! А… Извините, не помню… о чем мы сейчас говорили?

– Даница! Наш гость едет обратно! Вас до Лозанны проводить?

– До вокзала будет достаточно. Правда, боюсь, что у меня с собой не хватит на билеты…

– Даница! Проводи доктора Парвуса на вокзал. И по пути зайди в бухгалтерию: оформи ему командировку, пусть получит суточные и на проезд. По первому классу.

– Спасибо, господин… канцлер? Я не забуду вашу любезность.

– Не забудете что?

– Извините, господин… жаль, что нас не представили. А особенно жаль, что нам так и не довелось встретиться…

– Мне тоже. Доктор… один испанский доктор говорил, что оторванную руку он может приживить обратно с вероятностью почти в пятьдесят процентов. Любопытно было бы посмотреть – но не судьба. Скорее всего, и не увижу никогда такого чуда…

В Москве, в Зарядье стройка развернулась совсем нешуточная, и – поскольку мы временно именно в одном из новых домов и разместились – я это прочувствовал каждой клеточкой своего организма. И носовыми, и ушными, и всеми прочими: непрерывные караваны разных телег, движущихся к Зарядью и с нескольких железнодорожных станций, и из ближних (и дальних) деревень с утра насыщали окружающую действительность грохотом колес (и воплями возниц) куда как надоедливее пресловутых перфораторов… правда уже к обеду шум сильно стихал, и гасился он могучими ароматами навоза – в котором, собственно, колеса телег и начинали тихо чавкать. Что же касается поднимаемой пыли, то почему-то навоз поднятию пыли не препятствовал, но сам испускал какой-то желтоватый туман, так что уже часам к одиннадцати я чувствовал себя искупавшимся в дерьме. И не только я – так что Камиллу пришлось отправить обратно в Векшин (московские гостиницы меня и ее не удовлетворяли наличием мелкой кровососущей живности).

"Правительственный квартал" в Зарядье строил Федя Чернов, и строил быстро: по крайней мере "гостиница Канцелярии" (в стилобате которой кинотеатр и разместился) была не только полностью выстроена, но и целиком отделана. Но она была всего лишь пятиэтажной (а кинотеатр размещался, почитай, вообще в ее подвале), а другие домики я нарисовал гораздо более высокими. Так что Федя в основном занимался исследованиями на тему "сделать бетон более прочным", а все остальное пустил на самотек. То есть логистику стройматериалов пустил, и вышло грустно, грязно и вонюче, что осложняло жизнь очень многим людям.