Уроки ирокезского (СИ) - Климова Алиса "Луиза-Франсуаза" - Страница 134

Еще из достижений можно было бы отметить Машкин трубный завод, но он тоже был практически "незаметным": производство только началось, все трубы шли на одну-единственную стройку, да и тех не хватало пока… Генрих Осипович почти выстроил здание электростанции на Волхове и начал уже и плотину возводить, но там все было еще "незаметнее", поскольку ни турбин, ни генераторов готово не было. Волхов – река вообще весьма специфическая, течение у нее круглый год практически ровное, и – пока вода шла через выстроенный первым аварийный водоспуск – кроме собственно стройки на реке ничего еще не поменялось.

Так что "внешне" дела в России выглядели не очень впечатляюще: усилий прикладывается много, а результаты крайне невелики. И естественно на заседании Совета министров возник традиционный вопрос, даже два: кто виноват и что делать. Нет, все же один, поскольку насчет виноватого у собравшихся особых сомнений не было. Да и со вторым вопросом было несколько неясно, но большинство собравшихся были уверены, что неясно это лишь одному мне:

– Я думаю, – начал выступление Коковцев, – что столь невеликие результаты за прошедший год обусловлены двумя причинами. Во-первых, изрядная часть свободных средств из казны ушла на выплату по кредитам, и не меньшие суммы вообще никак пока не использованы. Я имею в виду закупленное для будущих выплат золото. А если бы мы вместо этого закупили нужные нам товары… Шведы ведь предлагали для устройства электрической станции на Волхове закупить у них электрические машины, и…

– Подождите, Владимир Николаевич, подождите. При чем здесь шведы?

– Господин Графтио говорит, что сейчас у него почти все готово, дело лишь за машинами…

– Я думаю, что "почти" – это не значит, что готово. Когда он будет совсем готов, машины будут. Наши машины, и будут они готовы этой весной. А шведы, между прочим, на выделку машин запрашивают полтора года, то есть даже оплати мы машины еще той весной, то они были бы доступны лишь следующей осенью. Так что отказавшись здесь от шведского предложения, мы мало того что сэкономили кучу денег, так еще и больше полугода по срокам выигрываем.

Коковцев что-то недовольно буркнул, но я большую часть разобрал, и мне стало несколько даже обидно. Не за себя, а за то, что другие, возможно, не расслышали:

– Владимир Николаевич, я вас попрошу повторить то же самое, но громко, чтобы все услышали.

– Вы настаиваете? Хорошо, я повторю: машины у Иванова выходят вдвое дороже шведских, но вам это даже выгоднее. И, должен сказать, что мне это не нравится, можете меня увольнять от должности.

– Надеюсь, все услышали господина министра финансов? А теперь постараюсь объяснить, в чем он ошибся. И я даже не буду упоминать о том, что за машины эти я плачу из своего собственного кармана, что делает вашу реплику о выгоде несколько странной, здесь важно другое. Во-первых, рабочие на заводе Иванова получают расчет исключительно советскими деньгами, а потому казне эти выплаты вообще никакого урона не наносят. А во-вторых, генераторы, которые выделывает Нил Африканович, втрое мощнее шведских, и их потребуется всего четыре, а не двенадцать.

– Тогда я хочу спросить – на меня с большим интересом поглядел Стишинский – если такие работы казне урону не несут, почему при этом мы не нанимаем на работы больше народу? Сейчас, по оценкам министерства внутренних дел, на грани бунтов находится более трех миллионов крестьян, сотни тысяч рабочих. Если их нанять на работы, то вероятность бунтов изрядно уменьшится, а работы пойдут быстрее…

– Бесплатно-то работать они не будут, а в стране денег нет. Уточню: золото, что ушло в запасы – это не деньги.

– Ну как не деньги? Худо-бедно, а закуплено золота на триста с изрядным походом миллионов рублей, и мы могли бы под это золото тех же советских денег выпустить… – снова начал гнуть свою линию Коковцев.

– Золото – это не деньги. Так, чувствую, у нас некоторое недопонимание, так что придется пояснить. Деньги – это всего лишь некоторая мера измерения человеческого труда, потраченного на производство товаров. Причем товаров, которые население жаждет купить: пищу, одежду, мыло, спички, керосин и так далее. И если денег, хотя бы даже золотых, будет больше, чем на них можно купить товаров по нынешним ценам, товара выпуск новых денег не прибавит – и тогда все станет дорожать до тех пор, пока стоимость всех товаров не сравняется с количеством денег. Нам этого не нужно, потому что подорожание – прямой путь к новым бунтам. Отсюда вывод: количество денег в обороте, советских денег в данном случае, должно соответствовать не какому-то там золотому запасу, а количеству доступных товаров. Причем – снова подчеркну – товаров, которое покупает население, причем товаров из числа выделываемых на заводах Канцелярии…

– Это-то всем и так понятно…

– Я вижу, что далеко не всем. Но я еще не закончил. Деньги – наличные деньги, которым можно платить зарплату рабочим, крестьянам, всем прочим – они должны соответствовать объемам товаров, назовем их так, потребительских. Но стране нужны и товары иные: оружие для армии, рельсы те же, корабли…

– Так есть же промышленники!

– Железные дороги Россия уже в откуп отдавала, и что? Пришлось большей частью их обратно в казну выкупать, причем много дороже, чем потрачено на их строительство. Но я не об этом. Платить зарплату требуется и железнодорожникам, и тем, кто катает рельсы, и тем, что выделывает оружие – но сами-то эти рабочие товаров не создают, и что делать?

– И что делать? – эхом повторил Коковцев.

– Думать надо. И, подумав, понять, что крестьянин, который хлеб растит, рабочий, который одежду шьет, в зарплату получать должен меньше, чем стоят выделанные им товары. Впрочем, он меньше и получает – хотя это всего лишь видимость недополучения: просто в затраты на производство потребительских товаров мы должны включать и затраты на производство всего необходимого уже государству. Вопрос лишь в том, насколько меньше стоимости произведенного получает рабочий, делающий потребительский товар, и сколько должен получать рабочий, делающий товар иной, те же рельсы или машины. Понятно, что по справедливости за равный труд рабочие должны получать одинаково – и из этого проистекает простое правило: во сколько раз отличается производство непотребительских товаров от потребительских, во столько же раз рабочий должен получать меньше, чем стоит этот товар. Если нам нужно рельсов на цену в пять раз больше, чем, скажем, хлеба, то зарплата рабочего должна составлять одну шестую от цены произведенного хлеба, а пять шестых пойдут изготовителям рельс. Но, учитывая, что на зарплату рабочий должен сам кормиться и семью свою кормить, мы получаем самую маленькую цифру возможной зарплаты – и отсюда автоматически вычисляем, сколько "нетоварных" работ вроде строительства заводов или дорог мы в состоянии вести. Выплачивая эту самую маленькую зарплату.

– И получается чистый грабеж – усмехнулся Владимир Николаевич.

– Грабеж получается не при таком расчете, ведь и сейчас это правило неявно всеми исполняется. Но рабочий получает еще меньше, потому что промышленник часть и себе в прибыль забирает – а вот это-то и есть грабеж.

– А вы против прибыли?

– Я? Как капиталист, за семь лет укравший зарубежной торговлей немалые деньги, позволяющие сейчас нам закупать там машины и прочие товары – конечно же нет! Но как канцлер Российской империи – категорически против того, чтобы другие крали своей торговлей у меня. Но в любом случае деньги сами по себе ничего не решают, решают товары, которые можно на эти деньги купить. Вячеслав Константинович не даст соврать: в одном Петербурге сейчас бастовать готова хорошо если не сотня тысяч рабочих, хотя многим из них зарплату за последний год повысили. А готовы они потому, что зарплаты им на жизнь нормальную не хватает – потому что цены выросли гораздо быстрее, чем им зарплату повышали. Дураки, прости господи, конечно: ведь если им зарплаты снова поднимут, то цены еще быстрее вырастут: продуктов в городе всяко не прибавится. Но пока рабочий этого понять не может – однако мы-то люди грамотные, мы просто обязаны это понимать!