Последние халдеи - Пантелеев Леонид - Страница 8

Мы долго и дружно кричали "ура". Мы бесновались, вскакивали, хлопали в ладоши и за неимением шапок подкидывали к потолку свои книги, тетради и письменные принадлежности.

Наконец Викниксор поднял руку.

- Кончено. Разговор исчерпан.

В радужном, праздничном настроении мы приступили к "текущим делам".

Через два дня, в субботу, состоялась экскурсия на Канонерский остров. Утром после чая мы строились во дворе в пары, когда в воротах показалась величественная фигура Василия Петровича. Он приблизился к нам, улыбнулся и дружелюбно поклонился.

- Здравствуйте, друзья мои, - сказал он.

- До свиданья, друг мой, - ответили мы.

Мы могли бы ответить иначе, покрепче, но поблизости стоял Алникпоп и строго сверкал очками.

ГЕОГРАФИЯ С ИЗЮМОМ

Однажды в перемену к нам в класс ворвался третьеклассник Курочка.

- Ребята, послушайте, вы видели нового халдея?

- Нет, - сказали мы. - А что такое?

- Увидите, - засмеялся Курочка.

- А что такое? - поинтересовались мы. - Заика? Трехглазый? Двухголовый?

- Нет, - сказал Курочка. - Обжора.

- Ну-у, - разочарованно протянули мы. Потому что обжорство вовсе не казалось нам интересным, достойным внимания качеством. Мы сами прекрасно и даже мастерски умели есть. К сожалению, наши способности пропадали даром: наш ежедневный паек стоил всего двадцать четыре копейки золотом и очень легко умещался на самом дне самого мелкого желудка.

- Он у нас только что на уроке был, - продолжал Курочка. - Потеха!

- А что он преподает? - спросил Янкель.

- Что преподает? - переспросил Курочка. - А черт его знает. Ей-богу, не знаю.

Курочка добился своего. Мы с любопытством стали ждать появления нового халдея.

Он пришел к нам на четвертый урок.

Толстенный, бегемотообразный, он и без предупреждения развеселил бы нас. А тут, после загадочных рассказов Курочки, мы просто покатились со смеху.

- Наше вам! - прокричал Японец. - Наше вам, гиппопотам!..

Тряхнув двойным подбородком, новый халдей грузно опустился на стул, который, как нам показалось, жалобно застонал под его десятипудовой тушей.

Лицо халдея лоснилось и улыбалось.

- Смеетесь? - сказал он. - Ну, смейтесь. После обеда хорошо посмеяться.

- Мы еще не обедали! - закричал Мамочка.

- Нет? - удивился толстяк. - А когда же вы обедаете?

- После ужина.

- Шутишь, - улыбнулся толстяк. - Ужин бывает вечером, а обед днем. - Он хохотал вместе с нами.

- У нас, понимаете ли, свои обычаи, - сказал Цыган. - Представьте себе, мы обедаем в три часа ночи.

- Ну? - удивился халдей и, нахмурившись, добавил: - Я ведь узнаю, ты меня не обманешь...

- Почему вы такой толстый? - крикнул Горбушка.

- Толстый? - захохотал толстяк. - Это я-то толстый? Чепуха какая. Вот лет семь-восемь тому назад я действительно был толстый. - Он ласково погладил себя по животу. - Я тогда ел много.

- А сейчас?

- А сейчас мало. Сейчас я вот что ем каждый день. - Он придвинулся вместе со столом и стулом поближе к нам и стал считать по пальцам: - Утром четыре стакана чаю и два с половиной фунта ситного с изюмом.

- Так! - воскликнули мы.

- На завтрак одну или две котлетки, стакан молока и фунт ситного с изюмом.

- Так, - сказали мы.

- На обед, разумеется, супчик какой-нибудь, жаркое картофельное, манная каша, кофе и фунт-полтора ситного с изюмом.

- Так, - с завистью сказали мы.

- На ужин я пью чай и ем тот же проклятый ситный с изюмом. Перед сном выпиваю молока и ситного съедаю... самое большее с фунт.

- Бедняга! - воскликнул Янкель. - Как же вы только живете? Голодаете небось?

- Голодаю, - сознался халдей. - Если б я не голодал, я бы к вам в преподаватели не нанялся.

- Кстати, - сказал Янкель. - А что вы будете у нас преподавать?

- Эту... - сказал толстяк. - Как ее... Географию.

Он усмехнулся, проглотил слюни и продолжал:

- Вот раньше, до революции, я ел... Это да! Меня во всех петербургских кухмистерских знали. Не говоря уже про первоклассные рестораны - Кюба там, Донон, Медведь, Палкин, Федоров. Приду, а уж по всем столикам: "Суриков пришел!" Это я - Суриков... Моя фамилия. И не только гости, но и вся прислуга в лицо помнила. Сяду за стол, а лакей: "Что прикажете, господин Суриков?" - или: "Слушаю-с, господин Суриков". У Федорова даже блюдо особое было - "беф Суриков". Вам это интересно? - внезапно спросил Суриков.

- Интересно! Интересно!

- Ну, так я вам еще расскажу. Расскажу, как я на пари поспорил с одним сослуживцем в кухмистерской "Венеция" у Египетского моста. Поспорили мы на масленице, кто больше блинов съест. Багров говорит, что он, а я утверждаю, что я. И поспорили. И, как вы думаете, кто больше съел: я или Багров?

- Конечно, Багров! - закричал Янкель.

- Багров! - закричали мы.

- Багров? - воскликнул толстяк и подскочил на стуле. - Вы серьезно думаете, что Багров?.. Так я вам вот что скажу: Багров съел четырнадцать блинов, а я тридцать четыре... Это что, - перебил он самого себя. - Блины я не очень люблю, от них пить хочется. А вот сосиски - знаете? - с капустой. Я их съедаю без всякого спору, добровольно, по тридцать штук. В кухмистерской "Лондон" - знаете? - на Вознесенском, я однажды съел восемнадцать или девятнадцать порций жареной осетрины. В трактире - не помню названия - в Коломенской части меня посетители бить хотели за то, что я все бутерброды с буфета сожрал. В трактире "Бастилия"...

Толстяк раскраснелся, глаза его налились жиром и страшно сверкали. Мы молча следили за выражением этих глаз. Странная злоба закипала в наших сердцах. Мы сильно хотели есть, как всегда хотели, нас ожидал невеселый обед из пшенного супа и гречневой размазни, а тут человек распространялся о жареной осетрине, сосисках и ситнике с изюмом, которым мы угощали себя только в мечтах, да и то с оглядкой.

- В трактире "Бастилия" на Васильевском острове я в девятьсот десятом году сожрал целого поросенка с кашей. В Петергофе, кажется на вокзале, таким же образом я съел целого жареного гуся. И после еще двух рябчиков съел. В девятьсот четырнадцатом году в ресторане Носанова, угол Морской и Невского, я съел на пари сотню устриц...

В класс вошел Викниксор. Толстяк оборвал себя на полуслове.

- Занимаетесь? - улыбнулся Викниксор.

- Занимаемся, - улыбнулся Суриков. - Интересуемся, кто чего знает. Хорошие, между прочим, у вас ребята.

- Да-а, - сказал Викниксор неопределенно.

- Итак, - сказал Суриков. - Вот вы... - он обратился к Японцу. - Чего, например, вы знаете по географии?

Японец встал и развязно прошел к доске.

- Знаю по географии очень много.

- Замечательно. Говорите.

- Вот, - сказал Японец, - Венеция находится у Египетского моста. Париж находится угол Морской и Невского. Лондон - не знаю, где находится, кажется, в Коломенской части.

- Еонин! - воскликнул Викниксор, не замечая, как покраснел преподаватель. - Ты забываешь, по-видимому, что я здесь и что тебе грозит изолятор и пятый разряд.

- Нет, - возразил Японец. - Напрасно обижаете, Виктор Николаевич. Я повторяю те сведения, которые сообщил нам в своей высоконаучной лекции товарищ преподаватель.

Викниксор посмотрел на Сурикова. Тот долго сопел и пыхтел и наконец выговорил:

- Я им рассказывал тут кое-что из своей жизни. А они, вероятно, подумали, что это география. Так сказать, номером ошиблись.

- Вот, дети, - обратился он к нам. - Знайте: Лондон находится в Англии. Так сказать, главный город.

Викниксор помрачнел, пожевал губами и хотел что-то сказать. Но тут зазвенел звонок, и несчастный толстяк был избавлен от позора публичного изгнания. Он ушел сам. Его не выгнали с треском, как выгоняли многих.

1931-1939

ПРИМЕЧАНИЯ

ШКИДСКИЕ РАССКАЗЫ

В своей первой книге Л.Пантелеев не исчерпал запаса впечатлений, полученных за время пребывания в школе имени Достоевского.