Черная луна (СИ) - Мах Макс - Страница 35

***

Герда вняла совету старшины и достала из оружейного сундука меч, кинжал и облегченную версию арбалета с реечно-редукторным натяжным механизмом. Стрелял он недалеко, но на дистанции в тридцать шагов легко пробивал кольчугу. Скорострельность у него тоже была так себе: из седла можно было сделать два выстрела в минуту, а, стоя на земле, целых три. Впрочем, он не предназначался для долгой перестрелки, если только стрельба не велась с укрепленной позиции. Со скалы, скажем, или с крепостной стены. Однако стрела или пара стрел в иной ситуации - это все, на что можно надеяться. Ну, а для продолжения боя у Герды были припасены метательные ножи.

Оделась она в дорогу тоже соответствующим образом. По очевидным причинам сверский "ночной наряд" для этого не подходил, ибо выглядел слишком фривольно. Но у Герды было с собой специальное платье для верховой езды в мужском седле. Простое, без изысков, теплое и выдержанное в темных тонах, длинное - до щиколоток, - и с достаточно высокими разрезами, но не с боков, а спереди и сзади. Поэтому у сидящей в седле Герды ноги были прикрыты согласно требованиям "скромности", но движениям это не мешало и не создавало неудобств. По талии она опоясалась кожаным поясом с пристегнутыми к нему кошелем и кинжалом в ножнах. Абордажный меч висел на перевязи, перекинутой через плечо. Меховая душегрейка - в горах будет холодно, - шерстяной плащ с капюшоном и кожаные митенки, поддетые под нормальные шерстяные перчатки. В бою митенки лучше, но в походе руки в них будут мерзнуть.

Старшина осмотрел ее снаряжение, проверил упряжь и крепление арбалета к луке седла, одобрительно кивнул, и, возглавив свой маленький отряд, повел наемников и "молодую дворянку" следом за всадниками и двуколками, составлявшими конвой. Его отношение к Герде внешне не изменилось, так как никто кроме него, не знал, кем она является на самом деле. И он по-прежнему проявлял о ней заботу в разумных пределах, успокоив своих товарищей, как по поводу верховой езды, так и по поводу вооружения всадницы. Так они выехали в путь.

Сначала дорога шла по речной долине, но уже после полудня начала взбираться в горы. Никаких резких переходов не было, но первую ночевку организовали уже довольно высоко. Здесь было холоднее, но зато имелось вдоволь топлива. Горы на этой высоте представляли собой огромный лесной массив. Ну, а где лес, там и зверье. Другое дело, что так близко от города и речного порта поголовье лесных жителей было сильно прорежено охотниками, однако, судя по волчьему вою и грозному рыку скального барса, ночью к стоянке подбирались отнюдь не только мелкие животные. Герда провела ночь у костра, устроившись со всем возможным комфортом. Лежала на куче сосновых лап, покрытых конской попоной, завернувшись в одеяло и укрывшись сверху своим плащом. Ей было тепло и удобно. Она для комфорта даже сапоги сняла. Но зато и отдохнула, как следует. Спала крепко, но зверье, гулявшее вокруг стоянки, все-таки слышала вполуха и даже, вроде бы, ощущала, хотя и не смогла бы объяснить, каким образом.

Утром сходила в кустики, заодно проверив нет ли потертостей, - все-таки целый день в седле, - в очередной раз удивилась, выносливости своего организма и прочности усвоенных навыков, умылась в ручье и пошла завтракать. На завтрак у наемников, расположившихся вместе со всем обозом, но на особь, были гречишные лепешки, полоски хорошо прожаренного мяса и напиток, который Герда попробовала впервые в жизни. Это был "чай" из жареной на жире пшеничной муки, причем, к большому ее удивлению, Юэль положил в каждую кружку по приличному куску масла из молока яков и добавил соль.

- Пейте, сударыня, - довольно категорично рекомендовал он Герде. - С непривычки чай может показаться странным, но с этим вы легко продержитесь до следующего бивака.

Герда выслушала, приняла к сведению и стала пить. Вкус у напитка был, прямо сказать, странный. Но в словах старшины имелась определенная логика, и Герда не позволила себе остановиться хотя бы на мгновение, пока не выпила всю кружку до дна. После этого ей осталось только пересидеть приступ тошноты, подышать минуту другую носом, и она была готова выйти в путь.

- По коням! - скомандовал Юэль, и их маленький отряд тронулся в путь, догоняя тех караванщиков, кто вышел в дорогу раньше, и предоставляя отстающим возможность пристроиться вслед за собой.

***

Следующие семь дней караван двигался в прежнем темпе, поскольку дорога не становилась не лучше и не хуже. Всадники и двуколки то взбирались на очередной склон, то спускались в новую долину. В первые дни пути, в долинах виднелись кое-где хутора и фольварки, расчищенные от леса и камней лоскутья полей и огородов, загоны для овец и коз, но чем дальше в горы уходил отряд, тем реже встречалось жилье, пока признаки присутствия человека не свились к самой дороге, тянувшейся через дикие горы и первозданные леса. Зато здесь было много дичи. Михай Горемыка как-то за день настрелял из лука пяток зайцев - не углубляясь при этом в лес и не сходя с тракта, - а потом Ола Руд свалил уже в наступивших сумерках довольно крупного лося. Мяса было так много, что большая его часть пошла на обмен, кое у кого в караване нашлись излишки гречневой крупы и соленого сала. Так что путешествие протекало спокойно, если бы не одно "но".

В какой-то момент Герда начала испытывать род смутного и совершенно беспричинного беспокойства. Она даже не сразу обратила на это внимание, но когда все-таки обратила, то сильно удивилась. И это еще мягко сказано. Дело в том, что с того злополучного дня, когда ее вышвырнули за ворота Коллегиума, чувство тревоги практически полностью исчезло из палитры испытываемых ею состояний. Она могла боятся, но только, если речь шла о какой-нибудь реальной опасности. Могла ненавидеть. Ненависть и гнев застилали Герде глаза кровавой пеленой, когда она, к примеру, смотрела снизу-вверх, из долины на склон горы, где за глухими стенами прятался богом проклятый Коллегиум. Но беспричинная тревога и смутные опасения ее больше не посещали. И вдруг пришли к ней снова в самом сердце гор Главного водораздела.

Она пыталась бороться с этим странным настроением, но ничего не помогало, хотя окружающие ничего об этом, разумеется, не знали. Потом, три дня назад, встав ночью по малой нужде, что было для нее совсем не характерно, Герда нос к носу столкнулась в лесу со скальной рысью. Из оружия у нее с собой был только кинжал, но драться не пришлось. Рысь и не подумала нападать, посмотрела на Герду - в лунном свете ее глаза казались темными провалами, - и ушла. Причем самой Герде показалось, что хищник и сам удивился встрече, но как так вышло, что зверь не учуял человека заранее, Герда судить не бралась. Но встряска получилась знатная, она-то рысь тоже не "учуяла". Тем не менее, устраиваясь после этой встречи около костра, Герда было подумала, что теперь ее тревога пройдет, но не тут-то было. Казалось, с каждой пройденной милей, беспокойство, терзавшее ее сердце острыми коготками мелкого хищника, только усиливается.

Прошло несколько дней, и с Гердой снова кое-что произошло. В самом начале седьмого дня пути караван наткнулся на завал. Сход каменной осыпи перекрыл тракт чуть не на милю вперед. Место это было узкое, и обойти его по короткому пути было невозможно, но проводники, хорошо знавшие эти места, предложили обогнуть гору, спустившись в расположенное неподалеку ущелье. Спуск обещал быть сложным, - поскольку предстояло провести по козьим тропам лошадей и протащить все двуколки - но он был возможен. Путешественники теряли на этом два-три дня, но в итоге должны были снова вернуться на Старый соляной тракт. И вот, когда в конец вымотанные преодолением горного склона, люди сошли наконец на дно ущелья, было решено разбить лагерь еще засветло, чтобы назавтра тронуться в путь с новыми силами. Стали на бивак около протекающей по дну каньона реки. Юэль и еще один наемник отправились искать дичь, Михай занимался костром, а Герда сидела неподалеку и бросал в воду камешки. Место было чудесное, - живописное, дышащее спокойствием, - да и день выдался ясный, солнечный. Но Герду снедало какое-то не поддающееся выражению словами нетерпение, какой-то странный непокой.