Юность Маши Строговой - Прилежаева Мария Павловна - Страница 2

Митя расстегнул полевую сумку, вынул томик "Севастопольских рассказов", протянул Валентину Антоновичу.

Валентин Антонович полистал Митину книжечку:

- В этом году я предполагал семинар.

- Я беру "Севастопольские рассказы" с собой, - сказал Митя.

- Берите! Непременно берите! - в каком-то возбуждении, почти со слезами в голосе, заговорил Валентин Антонович. - Вы с собой уносите многое - идеи, мысли, чувства. Наши враги не представляют даже, как мы вооружены! Нас нельзя победить. Нет! Нет! Нет!

Снова упала бомба. Близко. Долго слышался гул.

Валентин Антонович вернул Мите книгу, нахлобучил шляпу на лоб:

- Прощайте, Агапов.

Он пошел прочь, но вернулся.

- Нас победить нельзя. До свидания, Агапов. Возвращайтесь. Вы вернетесь, Агапов. Вы мой ученик, я вас жду. Вы вернетесь. До свидания, Агапов!..

- Бедный Валентин Антонович, - вздохнула Маша, когда профессор ушел.

- Всем приходится трудно, - хмуро ответил Митя и торопливо сказал: Подари мне на память карточку... Какую-нибудь. Все равно.

У Маши был с собой студенческий билет.

Митя перочинным ножом снял с него фотографию:

- Ты здесь веселая... Маша, нас отправляют из Москвы, я не знаю своего адреса. Куда писать тебе?

- В Свердловск. Только скорее. Ты скоро напишешь?

- Да. Знаешь, я напишу сегодня.

...И вот она не получит письма.

Глава 2

Эшелон без остановок идет мимо разъездов и станций. Лес, песчаная насыпь, овраги, до горизонта пустые поля.

Маша смотрит в окно. Осталась наедине со своей родиной, с глазу на глаз.

Деревенька. Вдоль размытой дождями дороги осторожно выступают гуси, переваливаясь на красных лапах; на краю деревни - гумно, столбами вырывается мякинная пыль: обмолот.

Но вот гумно позади, и гуси, и повисшая над обрывом изба.

Вдоль железнодорожной насыпи вырос темный еловый бор.

Снова деревня. На отлете - двухэтажный каменный дом: школа. Девочка в красном галстуке выбежала на крыльцо, проводила поезд взглядом, долго махала рукой...

- Ты о чем задумалась, Маша?

- Так, мамочка... Вспомнила детство.

...В большие праздники приходил Аркадий Фролович. Он раздевался в прихожей, поправлял галстук и расчесывал перед зеркалом жесткую щеточку волос. Так же тщательно он расчесывал брови и густые, пышные усы. Маша с глубоким вниманием следила за этой церемонией. Аркадий Фролович с иронической усмешкой рассматривал себя в зеркало.

- Ну как? - спрашивал он.

Из всех известных Маше людей Аркадий Фролович был самым удивительным человеком. Это он "вырвал из когтей смерти" ее отца, как говорила Ирина Федотовна. О том, как в 1918 году Аркадий Фролович целую ночь после боя искал своего друга Кирилла Строгова, которого все считали погибшим, и нашел в воронке от бомбы, а потом тащил на себе до санитарного пункта, эту историю Маша много раз слышала от мамы.

Она вспоминала ее, когда Аркадий Фролович появлялся в их доме.

Кирилл Петрович, прихрамывая и опираясь на палку, выходил в переднюю встретить гостя; они хлопали друг друга по плечу.

В дни, когда приходил Аркадий Фролович, Ирина Федотовна никого больше не приглашала. Аркадий Фролович был нелюдим. Он предупреждал по телефону:

- Приду отвести душу, если только никаких ваших дам и прочих джентльменов не будет.

Он приходил не часто, раз в два-три месяца, зато высиживал почти весь день, до глубокой ночи.

После нескольких шахматных партий и праздничного обеда с пирожками, жареным гусем и каким-нибудь соусом - очередным изобретением Ирины Федотовны, чаще всего неудачным, в чем, правда, никто не признавался Аркадий Фролович открывал крышку пианино. Откинувшись на спинку стула, он играл что-то длинное, с силой ударяя по клавишам, и Маше казалось, надают тяжелые камни, и было жаль и грустно, что они отрываются от скалы и летят.

Ирина Федотовна иногда говорила:

- Почему вы доктор, а не музыкант?

Аркадий Фролович вставал из-за пианино и, рассматривая рюмку с вином на свет, спрашивал:

- А? Что?

- Ты не слишком ли злоупотребляешь этим... - Кирилл Петрович кивком головы указывал на вино, - ...и этим?

Трубка Аркадия Фроловича почти беспрерывно дымилась.

- Возможно. Очень может быть.

Ирина Федотовна часто уходила к приятельнице, оставив друзей наедине и взяв с Маши слово, что ровно в десять она ляжет спать. Маша забиралась с ногами в кожаное четырехугольное кресло; о ней забывали.

Едва оставшись вдвоем, отец и Аркадий Фролович начинали нескончаемый разговор о книгах, театре, работе, а чаще о людях и еще чаще - о прошлом. Разговор мог тянуться часами.

Аркадий Фролович медленными глотками пил вино, всюду сыпал пепел из трубки, пощипывал длинный ус и спрашивал:

- А помнишь, Кирилл?..

Забравшись в угол огромного кресла, Маша с любопытством слушала рассказы о том времени, когда папа, усатый Аркадий Фролович и дядя Иван носили гимназические мундирчики. Тогда существовало страшное пугало чудовищно рыжий инспектор Златопольский, тогда две девочки, Ириша и Поля Тихомировы, жили в деревянном доме на окраине города, где немощеная дорога зарастала летом травой, а зимой к крыльцу наметало сугробы.

Какое-то очарование чувствовала Маша в том, что все близкие и родные ей люди - отец, мама, Аркадий Фролович, дядя Иван и тетя Поля из Владимировки - прожили рядом свою трудную юность.

Приезжая на лето в деревню Владимировку, где тетя Поля уже четверть века работала учительницей, Маша старалась представить тетю Полю, как рисовали ее воспоминания отца и Аркадия Фроловича: это она гимназисткой потихоньку читала революционные книги, это она поддерживала в ссылке Ивана Пастухова и почти девочкой вступила в неравную борьбу с жандармом в мундире инспектора - Златопольским.

Аркадий Фролович, стряхивая пепел мимо пепельницы на скатерть, снова спрашивал:

- А помнишь, Кирилл?..

Революция, гражданская война, то, что Маша изучала в учебниках и что для нее было самой настоящей историей, оживало в прошлом отца, тети Поли, дяди Ивана.

Маленькая Маша не столько понимала умом, сколько чувствовала, как вся ее жизнь определена этим прошлым, таким близким, потому что оно было молодостью отцов, и одновременно далеким...

- Аркадии, что мы с тобой делаем! - вдруг спохватывается отец, увидев девочку в кресле.

- Спать, голубушка, немедленно спать! - говорит Аркадий Фролович тем неумолимым докторским тоном, каким предписывает Маше пить рыбий жир и открывать на ночь форточку.

Виновато переглядываясь, они укоряют друг друга и торопятся уложить Машу до прихода Ирины Федотовны.

Отец помогает ей расстегивать пуговицы, Аркадий Фролович ворчит, что в этом семейном доме нет никакого порядка, а сам украдкой стряхивает рассыпанный на скатерть пепел и, размазав пятно, сконфуженно и почему-то на цыпочках отходит от стола в другой конец комнаты.

- Вот скажу маме, попадет вам! - потешается над ним Маша и решает про себя ни за что не засыпать.

Из полуприкрытой двери доносится приглушенно: "Помнишь?.." - и сон качает и уносит ее.

А поезд идет. За окном мелькают, сменяясь, деревни, кусты, осеннее поле да лес.

"Аркадий Фролович! Вот кто может помочь!"

Маша поспешно вырвала листок из тетради:

"Аркадий Фролович! Мы едва расстались, и уже я вам пишу. Вы папин товарищ. Помогите мне, милый Аркадий Фролович! Нужно найти Митю Агапова. Я ему дала неправильный адрес. Вчера он уехал из Москвы. Его квартира на Сретенке. Больше я ничего не знаю.

Аркадий Фролович, запомните: Митя Агапов, студент второго курса, сейчас - курсант военной школы; где он сейчас, неизвестно. Найдите его!"

Глава 3

К вечеру эшелон остановился.

Полустанок. Несколько голых рябин, свесивших красные кисти. Теплушка на запасных путях. Из-под снега чернеют комья земли.

Маша выбралась на платформу и, опустив в почтовый ящик письмо Аркадию Фроловичу, побежала за кипятком. У кипятильника выросла очередь.