Преподобный Варнава, старец Гефсиманского скита
(Житие, письма, духовные поучения) - Гефсиманский Варнава - Страница 35

Быстро проходили радостные дни свидания с дорогим батюшкой. В день своего отъезда отец Варнава неизменно служил Божественную литургию и напутственный молебен, после чего отправлялся со всеми сестрами на трапезу, по окончании которой заходил к начальнице. Оттуда, сопровождаемый насельницами, отправлялся он в Успенский храм, где покоилась его родительница схимонахиня Дария. Приложившись к святым иконам, старец подходил к дорогой ему могилке и, поклонившись праху матери, опускался на колени с усердной молитвой к Богу о упокоении ее души. Тихо пели «Со святыми упокой» клирошанки… Окончив молитву и осенив святым крестным благословением дорогую могилку, старец поднимался на амвон и творил отпуст. Затем благодарил настоятельницу и сестер за их привет и любовь. Земно поклонившись ему, все сестры одна за другой начинали подходить к старцу за благословением.

Когда приезд батюшки приходился на канун святой Четыредесятницы, в Прощеное воскресенье, он в епитрахили и со Служебником выходил на амвон и читал молитву «Владыко, многомилостиве Господи…», а все сестры стояли на коленях, низко преклонившись к земле. По прочтении молитвы старец земно кланялся сестрам, испрашивая у них прощения, и при умилительном пении «Покаяния отверзи ми двери» преподавал свое благословение.

Затем все направлялись к выходу. Под колокольней в Святых вратах старец опять останавливался помолиться Божией Матери. При пении «О Мати Благая…» с усердной мольбой преклонял он колена пред Ее святой иконой «Вратарница», вручая обитель свою верной и благомощной Хранительнице.

При пении и колокольном звоне, со слезами провожали сестры своего батюшку. Трогались лошади. Старец с обычной ему добродушной улыбкой всем кланялся и всех благословлял. С грустью глядят сестры вслед уезжающему от них отцу. Вот еще раз, уже в последний, издали, старец встает и кланяется, и экипаж его исчезает за поворотом дороги…

Последние годы жизни

Горячая любовь к старцу Варнаве и преданность ему духовных чад особенно ярко проявились в празднование 50-летнего юбилея его жизни в Гефсиманском скиту. 8 июля и 13 октября 1904 года стали сугубыми праздниками в Иверской обители. В то время как сам виновник этих торжеств забыл и думать о том, что он уже полвека несет верную и усердную службу Богу и ближним, нашлись сначала немногие из его почитателей, решившие между собой отпраздновать этот юбилей 8 июля 1904 года, в праздник Казанской иконы Божией Матери, о чем уже говорилось в самом начале книги. Их примеру последовали и некоторые другие, приурочив чествование к празднику Иверской иконы Божией Матери 13 октября.

В приветственной речи к юбиляру действительный статский советник Алексей Николаевич Столпаков, в частности, сказал:

«Достопочтимейший, дорогой, горячо любимый наш батюшка отец Варнава! 11-го сего июня пошел пятидесятый год со дня, когда для мира житейского умер слесарь Василий и возродился в мире духовном инок Варнава. Не мне, грешному мирянину, проникать в тайну обращения в течение этих пятидесяти лет того инока в старца Варнаву, нашего общего духовного отца, в устроителя и блюстителя дивной сей Иверской обители, в кормильца ее, нашего утешителя в скорбях, нашего сорадователя в счастье, всегда во всем наставника и доброго советника и неусыпного за нас молитвенника пред Господом!..

День и год пострижения батюшки мало кому были известны. Только благодаря особым обстоятельствам были об этом осведомлены некоторые из нас, которые, конечно, пожелали ознаменовать его полувековое послушание каким-либо знаком памяти. По человеческой слабости нам было желательно устроить это так, чтобы при батюшке пребывало всегда молитвенное о нас напоминание».

Старцу преподнесли Иверскую икону Божией Матери в позолоченной, с эмалью, ризе; крест и Евангелие, также сребропозлащенные; весьма древнего письма и богато украшенный жемчугом и драгоценными камнями крест для жертвенника, на серебряном вызолоченном пьедестале, с выдвижной подставкой для лампады при нем, также серебряной, вызолоченной, высокохудожественной работы. От лица участников этих приношений и за их подписью был поднесен иеромонаху Варнаве адрес такого содержания:

«Всечестнейший, дорогой наш духовный наставник отец Варнава!

Примите ныне, в день полувекового служения Вашего во славу Божию и на пользу Святой Православной Церкви, искреннее приветствие от Ваших духовных чад. Зная Ваше истинно христианское смирение и боясь нарушить покой Вашего сердца, мы удерживаемся от выражения глубоких чувств, с которыми мы переступили порог этой смиренной обители. Сооружая в память Вашего пятидесятилетия эти святые икону, Евангелие и крест, мы просим Вас, дорогой наставник наш, принять их и сохранить в сердце своем память о духовных чадах Ваших, здесь смиренно ожидающих Вашего благословения».

Батюшка, глубоко тронутый этим чествованием, поспешил ответить словом, исполненным чувства подлинного смирения:

«В настоящий день, дорогие мои братья и сестры, когда я вижу вас собравшимися здесь, мне невольно вспоминается один священный рассказ. Этот рассказ записан в Библии, и в нем передается то, как однажды народ еврейский чествовал и прославлял подвиги своего великого царя и пророка Давида, победившего с помощью Божиего гордого и ненавистного Голиафа. И вот когда он вместе с Саулом возвращался с поля брани, то еврейские женщины из всех городов израильских выходили ему навстречу и пением, ликованиями и радостными восклицаниями приветствовали победителя. Они возглашали: „Давид победил десятки тысяч!“

Когда я теперь обращусь от этого рассказа к себе и подумаю о том, что это вы меня чествуете, то я не нахожу ответа на этот вопрос. Душа моя пуста, нет у меня личных добрых дел! Если вы и видите теперь эту благоустроенную обитель, то это ведь не я ее создал. Это все устроил Господь и устроил исключительно вашим содействием, возлюбленные братья и сестры. Вы принесли сюда свои сбережения — вы, а не я украсили дом Божий подобающей ему честью. Моего же здесь ничего нет.

Так за что же вы приветствуете меня? Вы говорите о том, что я пятьдесят лет прожил в монашестве. Но какая в этом моя заслуга?! Все от Бога. Господь призвал меня и успокоил в монастыре. Он же подавал и подает мне силы в борьбе со страстями… А сам я — ничто! Если я сказал бы что-либо в похвалу себе, так это только то, что я последний из людей. О себе же не похвалюся, токмо о немощех моих[41]. Вы говорите, что я назидал вас своим словом. Но я никогда ничего не говорил от себя, а всегда из слова Божия и отеческих писаний.

Итак, Давиду вполне по заслугам были возданы честь и слава от жителей Иудеи за избавление их от врагов, и я не нахожу и не имею у себя никаких заслуг и вижу одни только немощи. Только ваша любовь, дети мои возлюбленные, не замечает или не хочет видеть этих моих немощей. Вот за эту-то вашу любовь ко мне я и благодарю Бога в настоящий день, как и всегда. Благодарю Царицу Небесную, Владычицу нашу, нашу Помощницу и Покровительницу сей святой обители, ныне, в день праздника Ее, собравшую всех нас сюда. Благодарю и вас всех, мои дорогие братия и чада о Господе, за все, за все, в чем сказалась ваша любовь ко мне, недостойному ни любви, ни почтения, ни этих приношений. По своему недостоинству я и не желал бы никогда быть виною настоящего торжества. Но с любовью принимаю эти дары любви вашей и с благоговением лобызаю этот святой образ Пречистой, этот святой крест и Святое Евангелие.

Мое последнее слово к вам — это просьба о молитве. Молитесь обо мне, да устроит Господь душу мою в Своих обителях».

Юбилейное празднование по своей скромности и неподдельной искренности носило семейный характер. Как приветствуют дети своего горячо любимого отца или ученики своего уважаемого наставника, так тепло и задушевно почтили своего наставника-старца его духовные дети.

В течение пяти лет перед своей кончиной иеромонах Варнава посещал Иверскую обитель особенно часто. Он как будто торопился при жизни упрочить ее внутреннее и внешнее благолепие, потому и старался наблюдать за всем. Зимой и летом, во всякую погоду, забывая о возрасте и тяготах дальнего пути, не обращая внимания на самочувствие, старец всегда ездил налегке и в дороге так же мало заботился об удобствах, как и в скиту. Но Господь хранил батюшку: он никогда не жаловался на недомогание и удивлял всех необычайной для своего возраста выносливостью и бодростью.