Преподобный Варнава, старец Гефсиманского скита
(Житие, письма, духовные поучения) - Гефсиманский Варнава - Страница 32

Неутомимый труженик, вечно занятый с посетителями, обремененный грузом множества забот и хлопот, он, бывало, и виду не покажет, что устал от целодневных трудов. Напротив, оторвавшись на какой-нибудь час от обычных занятий, с народом, он, казалось, забывал свою старость и усталость, когда оставался один на один со своими присными «любимыми детками», как звал он всех, особенно же своих иверских.

Если уж в «Пещерах» батюшка старался уделить побольше времени и внимания сестрам, то тем более он всецело принадлежал им, когда приезжал в обитель, а это бывало раз шесть-семь в году. И нужно было видеть, как приготовлялась обитель к встрече своего кормильчика, особенно перед праздниками, и как радостно встречала его! Следует сказать, что посещения иеромонаха Варнавы вносили праздничность в тихую трудовую жизнь насельниц обители и надолго оставляли по себе светлую память.

Что касается монастырских порядков, то Иверская обитель, как общежительная, представляла собой одну семью из четырехсот сестер-насельниц. Все они в одинаковой мере пользовались всем потребным, одинаково же и трудились на общую пользу. Жизнь их текла под бдительным надзором матери игумении, которая во всем руководствовалась указаниями и советами старца Варнавы. Новоначальных поручали старшим монахиням, которые наставляли молодых послушниц на пути добродетельной жизни. От новеньких требовалось лишь полное повиновение старшим и отсечение собственной воли.

Тому, чтобы блюсти монастырский уклад, способствовала удаленность обители от мира. Отлучались из монастыря не иначе как с позволения игумении, да и то лишь по послушанию, которое выполнялось вне обители: купля, отправление и получение почтовой корреспонденции, хозяйственные и прочие поручения. Отец Варнава строго-настрого запретил посылать сестер в мир за подаянием. При этом он всегда говорил начальнице: «Лучше, мать, претерпим скудость и недостаток в чем, только постараемся сохранить вверенных нам сестер от соблазнов мира в чистоте и целомудрии». Такое послушание, как сбор с кружкой в миру, опасно в нравственном отношении. Поэтому не только какие-либо отлучки строго воспрещались, но даже выходить сестрам за монастырскую ограду не дозволялось без особого на то благословения.

Монастырские правила всеми соблюдались строго. Церковные богослужения посещались неукоснительно, положенное монашеское правило тщательно исполнялось. Как истинный пастырь своего духовного стада старец, навещая Иверскую обитель, всякий раз требовал следовать монастырскому уставу.

Утреня начиналась в четыре часа пополуночи. За час до звона назначенные сестры с колокольчиками ходили по корпусам и будили насельниц. Они громко творили Иисусову молитву: «Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас». После чего произносили:

— Сестры, вставайте. Бдению настало время, и молитве час.

Насельницы тихо выходили из своих келлий и спешили в храм. Богослужение, продолжавшееся около двух с половиной часов, а иногда и более, состояло из утренних молитв, 17-й кафизмы, полунощницы, акафиста и утрени. После пения тропарей следовали две рядовые кафизмы. Строжайше положено было петь и читать в храме громко, внятно, неспешно, истово. Полагались и уставные чтения: канон дня из октоиха и минеи святого. Ирмосы и катавасии пелись на клиросах. Стиховны, хвалитны и первый час вычитывались вполне по монастырскому уставу. По окончании утрени клиросные сестры, сойдясь на середине храма, умильно пели «Под Твою милость прибегаем…» Затем начиналась ранняя литургия, после которой ежедневно совершалась краткая лития или вселенская панихида об умерших благотворителях обители.

Сестры-мастерицы, отстояв раннюю обедню и напившись чаю, спешили в свои мастерские и с прилежанием принимались за рукоделье.

В 9 часов служили позднюю литургию. По прочтении Евангелия на сугубой ектении поминались главные ктиторы обители. Ежедневно совершался молебен Матери Божией, во время которого по особо заведенному синодику поминали благотворителей обители.

По окончании молебна ударами в висевший у трапезного корпуса колокол возвещали о времени трапезы, и все сестры попарно шли на трапезу. Клиросные, идя впереди, пели 144-й псалом «Вознесу Тя, Боже мой…» За ними следовала настоятельница и все сестры. Чередная чтица читала «Отче наш». Настоятельница произносила: «Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас!» И все садились за стол. На обед ежедневно полагалось четыре блюда: холодное с рыбой, щи, суп и каша. Вечерняя трапеза состояла из двух блюд. На перемену каждого кушанья настоятельница звонила в колокольчик. Иногда, в дни поминовения умерших, подавали булки. В праздничные же и воскресные дни трапеза значительно улучшалась. Кушанья приносили определенные на то послушницы-трапезницы числом восемь человек под надзором старшей монахини. Во все время еды соблюдалось глубокое молчание, только чтица громко, внятно и неспешно читала в это время жития святых. По окончании трапезы и по прочтении положенных благодарственных молитв пели тропари, затем поминали о здравии и спасении старца, игумении и всех благотворителей обители.

Вечерня в зимнее время начиналась в 4, а в летнее — в 5 часов. По окончании ее совершалось малое повечерие, во время которого вычитывался канон святого, положенный на этот день, каноны Иисусу Сладчайшему, Божией Матери и ангелу-хранителю. В воскресенье, понедельник и пятницу — акафист Матери Божией. По окончании повечерия и канонов совершалось скитское правило[37], заимствованное из Гефсиманского скита, которое ввел владыка Филарет, митрополит Московский.

Нельзя было совершать это правило без особого чувства благоговейного восторга и умиления. В церкви, освященной одними только лампадами, царили полумрак и глубокая тишина. Неспешно и умиленно произносились чтицей слова молитвы: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас, грешных!» Так и слышался в этих святых словах, исходивших из сокрушенного сердца, вопль грешной души к своему Спасителю. Затем водворялось полное молчание — каждая сестра творила свою безмолвную молитву. По временам слышались только вздохи. Богомолец, побывавший хотя бы однажды на этой молитве в обители, не мог забыть пережитого в эти священные минуты.

По окончании правила все сестры шли на вечернюю трапезу. Затем совершалось вечернее правило и читался помянник. Из трапезной сестры тихо расходились по своим келлиям, не заходя друг к другу. Удаляясь на покой, каждая невольно вспоминала слова своего духовного наставника: «Сестры, когда вы удаляетесь на ночное время в свои келлии, вы запираете свои двери и никто уже не знает, чем занимаетесь вы в это время, кроме ангела-хранителя вашего, который невидимо остается при вас безмолвным зрителем деяний ваших. Молитесь вы — радуется он. Предаетесь беспечному сну — он печалится. Ночь дана нам, дети, не для одного только отдыха, но и для упражнения в богомыслии: в ночной тишине даже удобнее нам беседовать с Богом».

На воскресные дни, двунадесятые, Богородичные и полиелейные праздники положено было совершать всенощное бдение. Малая вечерня с тремя канонами и акафистом в эти дни совершалась в 4 часа, а всенощная начиналась в 6 часов вечера и продолжалась 3–4 часа — Церковный Устав в обители всегда выполнялся строго. По окончании всенощной, после пения «Под Твою милость прибегаем…» читались молитвы на сон грядущим.

В воскресные дни во время утренних молитв бывал Троичен канон рядового гласа и акафист Иисусу Сладчайшему, а в прочие дни недели читались следующие акафисты: в понедельник — архангелу Михаилу; во вторник — Преподобному Сергию; в четверг — святителю Николаю; в субботу — пред иконой Божией Матери «Скоропослушница»; в среду и пятницу — пред Ее Иверской иконой, а в праздничные дни — акафист празднику.

В воскресенье после вечерни положено было отправлять полунощницу и чин двунадесяти псалмов. Вначале читалась 17-я кафизма, затем следовала вседневная полунощница, по окончании которой отверзаются Царские врата и священник начинает: «Слава Святей…». Чтица — «Приидите, поклонимся…», за сим: «Господь просвещение мое…» и прочее. После каждого стиха трижды пели «аллилуиа». Совершать эту службу положено было по скитскому уставу.