Господин Изобретатель. Часть I (СИ) - Подшивалов Анатолий Анатольевич - Страница 5

— Да ну его, он сам ничего не соображает, только скалиться и опием пичкает, а к нему может быть привыкание, — попытался я убедить тетку, — не волнуйся, я себя хорошо чувствую, голова уже не болит. А вставать потихоньку надо, а то пролежни заработаю, да и мышцы ослабнут.

— Хорошо, я тебе за ширму рядом с кроватью горшок поставлю.

Так, осторожно сажусь в кровати и ставлю ноги на пол. Да, на мне длинная рубаха до колен и внизу торчат хилые бледные безволосые голени, прямо ощипанные цыплячьи лапки. Осторожно поднимаюсь, не хватало еще ортостатического коллапса после длительной отлежки. В Институте у нас проводились эксперименты по имитации невесомости путем лежания на резиновой мембране в ванне с теплой водой, так, что не чувствуешь своего тела. Так после этого даже крепкие мужики встать на ноги не могли, имитация отсутствия гравитации приводила к детренированности мышц и стенок сосудов, обеспечивающих их нормальный тонус. А тут много ли такому цыпленку надо, хватит и недели. Нет, ничего, осторожно выпрямляюсь после того как немного посидел в кровати и сердце привыкло качать в голову кровь против вектора гравитации. Встал на пол, Елизавета рядом, готовая подхватить, если схудится и упаду. Вроде голова не кружится, тело устойчиво, делаю шаг, второй и скрываюсь за ширмой. Потом в обратном порядке возвращаюсь в постель. Все, первый выход в иновременное пространство закончен, слава первопроходцам Хроноса![3] Ура, товарищи! Награждение орденами и медалями, поощрение непричастных и наказание невиновных переносится по независящим причинам на более позднее время.

Тем более, что Шурка проснулся, разбуженный необычной активностью вселенца:

— Шеф, мы что, ходим?

— Ага, передвигаемся во времени и пространстве. Надо бы отдохнуть немного и пойти погулять. Свежий воздух — то же лекарство. Саша, ты распорядись насчет одежды — что и как тут носят по погоде.

Хорошо, что Лиза позвала Генриха. Он удивился быстрому ходу выздоровления, осмотрел Сашу, а надо сказать, делал он это более профессионально, чем платный эскулап: посмотрел глазодвигательные рефлексы, попросил повернуть голову туда и сюда с закрытыми глазами, а затем открыть глаза — проверил наличие спонтанного нистагма[4]. То есть, Генрих имел более приличные неврологические знания, я бы не удивился, если бы он проверил коленные и локтевые рефлексы, но, видимо, это пока не в моде. В общем, одевшись, в сопровождении Лизы и Генриха мы вышли во дворик и присели на лавочку. Маман ушла то ли к портнихе, то ли еще куда, а то бы точно прогулка не состоялась.

Хорошо то как! Все — таки в комнате спертый воздух, а на улице благодать. Пахнет листвой, цветами, тишина — ни машин, ни бензиновой вони. Дворик маленький, отгорожен забором от когда — то основного двора дома, построенного Сашиным отцом в Замоскворечье, подальше от Рогожской заставы и поближе к центру. В Замоскворечье селились купцы, как правило, не ниже второй гильдии: большие участки под двухэтажный дом с флигелями стоили достаточно дорого. Купцы на них часто держали и склады, используя для собственного жилья второй этаж дома, флигеля под службы и жильё прислуги, а иногда и приказчиков из лавки, которая занимала первый этаж дома. Флигеля и первый этаж дома были каменные, второй этаж часто деревянный, но у бывшего Сашиного дома и второй этаж был каменный с красивым эркером и балконом — террасой, выходившей в сад. Новый хозяин дома за забором срубил сад, заняв место под грядки с капустой и огурцами, а главным образом — под дощатые сараи с товаром. К нашему забору теперь примыкала чужая баня, а вот своей я что — то не заметил. На Сашиной стороне из построек остался только каменный каретный сарай — конюшня, возле которого с бричкой возился мужик.

— Антип, — крикнула ему Лиза, а где Глаша?

— Пошла на базар за провизией к обеду, барышня[5] — ответил Антип, невысокого роста широкоплечий бородатый мужик в ситцевой линялой рубахе и серых портах, заправленных в поношенные сапоги. Раз бричка была здесь и сломана, то барыня и молодой барин уехали на извозчике.

Как я понял, Антип был не только кучером и конюхом, но и «мужиком за все» — то есть на все руки мастером — починить чего — либо из мебели или лавочку сколотить, зашить обувь или починить упряжь и многое еще что умел по хозяйству. Глаша была его женой, исполняла обязанности горничной и кухарки. Готовила она, как я убедился, неплохо. Раньше прислуги было больше, да и хозяйство было больше, теперь все было максимально сокращено — и хозяева и прислуга жили в одном флигеле, здесь же находилась кухня, а за кухней чуланчик без окон, где и спали Глаша с Антипом. Днем они работали все время по хозяйству, времени на отдых у них практически не было.

Посидев немного на лавочке, я обошел дворик, который был примерно 30 на 40 метров, причем четверть занимал тот самый каретный сарай с тремя дощатыми воротами, двое из которых были открыты: из одного отсека была выкачена бричка, в из другого из — за деревянной загородки выглядывали две лошадиные головы темно — рыжего цвета, потом я узнал, что он называется каурым.

Бричка, конечно, была не «Мерседесом», но выглядела достойно — кожаные сиденья, откидной верх, рессоры. Вот что — то там с передней полвеской и выделывал Антип. Остановившись посмотреть, я поздоровался.

— И вам здравствовать, барин! — Антип вылез из — под средства передвижения и, похоже, не ожидал, что «барин», хотя и молодой, поздоровается первым. — Уж мы как все переживали за вас, когда узнали, что вы головой ударимшись.

Ага, значит это я сам «ударимшись», будем придерживаться этой версии для прислуги. Я пошел по двору: дальше к сараю примыкала поленница дров под навесом; в конце двора росла большая береза, наверно, выросла сразу после пожара 1812 г, когда деревянное Замоскворечье выгорело дотла. Возле березы росли какие — то дикие цветочки: иван — чай, ромашки, еще какие — то неизвестные мне. Потом шел малинник, за ним — огуречник (как же без своих огурцов, тем более с дармовым навозом), а в вдоль соседского забора были посажены кусты крыжовника и смородины. Опять таки, купеческая традиция — пить чай с вареньем и здесь ему, похоже, уделяли должное внимание. У крылечка — скамейка и небольшой газончик с цветником, огороженный низким штакетником. Вот и все посадки. Остальное занимала площадка, где могли развернуться лошади после въезда во двор.

Вернувшись домой, Шурка опять попросился отдохнуть, но я настоял, чтобы на обед нас пригласили за стол, чтобы поесть по человечески и мой реципиент с этим согласился.

Так, в режиме выздоровления прошло еще две недели. Я осмотрелся в доме. Обстановка была небогатая, но гарднеровский[6] сервиз и столовое серебро от Овчинникова[7] остались — Мария Владиславовна весьма дорожила ими как памятью о прошлых достойных временах, полных надежд на счастливое и богатое будущее. Часто и в конце 19 века в купеческих домах 2 и даже 1 гильдии были разномастные столовые приборы, купцы — бородачи званых обедов и приемов не давали. Позже возобладали привычки безбородых образованных купцов, тогда и появились кузнецовские, преимущественно, сервизы и столовое серебро. А вот мебель была разномастная — стулья одного мастера, бюро — другого, ближе к кухне были даже шкафы работы Антипа, видимо, хозяин дома не успел его обставить как следует.

Я поинтересовался у Саши домашней библиотекой, он ответил, что как таковой ее нет. Всякие статистические справочники и торговые каталоги вместе с отцовскими книгами были в отцовском кабинете — там сейчас хозяйничает Иван, у Марии Владиславовны — подборка сентиментальных немецких и французских романов, русских писателей она не читает, даже Тургенева и Толстого, считая их вредными и безнравственными (естественно, одна «Анна Каренина» с «Крейцеровой сонатой» чего стоят). У него в комнате есть кое какие книги по юриспруденции, большей частью — университетские учебники. Газет и журналов, кроме «Биржевых ведомостей», в доме не выписывают и они, опять — таки, в кабинете у Ивана.