Девушка, которую не помнят. - Елисеева Валентина - Страница 17

Шепотки вокруг стали громче. Толпа заволновалась, задние ряды стали напирать на передние, требуя пересказать им слова старухи, которую плоховато слышно издали.

— А бабка-то не совсем полоумная, дело говорит, — присвистнул мужик с рыжей бородой, стоявший впритык к Алесе. — Лично прослежу, чтобы эта шарлатанка тут полчаса просидела, и уж стрясу с нее второй грох, даже если для этого придется сдать ее кости собакам на корм. Пусть знает, как честной народ дурить!

Вокруг громко загомонили, соглашаясь. Вперед протолкались еще три мужика и крикнули сурово:

— Верно, Климентий, посторожим старуху. Нас тут все знают, мужики мы порядочные, никого никогда не обманывали, так что не опасайтесь, женщины, с вашей монетой карга старая не убежит. Давай, бабка, ворожи, а мы посмотрим, что ты за магиня у нас великая.

Народ опять захохотал. Круглоглазая девица, покраснев, как помидор, протянула Алесе ладошку и та принялась чертить на ней линии и зигзаги и загадочно бормотать сложные заклинания, периодически повышая голос, чтобы зрелище увлекло народ. Придумывать заклинания было не трудно — она просто читала «Бородино» Лермонтова на родном русском языке, таинственно порыкивая и пофыркивая по сторонам и меняя рубленное звучание фраз плавным. Потом, грозно завывая: «Я свободен, словно птица в небесах! Я свободен, я забыл, что значит страх!», Алеся обошла вокруг девицы, чуток помахивая, как черными крыльями, своими шалями, следя, чтобы они, не дай бог, не слетели. Еще раз спасибо вам, преподаватели актерского мастерства!

Ворожила она никак не менее пяти минут, честно отрабатывая свой будущий обед красочным шоу. Потом велела девице:

— Шагай на центральную площадь, как обойдешь три раза вокруг фонтана, так и встретишь своего суженого.

Девица покивала, а мужики почесали в затылках и сказали:

— За полчаса должна успеть туда и обратно сбегать. Давай, девица, иди за богатым женихом, а мы старуху три четверти часа посторожим — мало ли, замешкаешься на обратной дороге.

В толпе опять посмеялись, но скепсиса после Алесиного театрального представления заметно поубавилось. Как только прошло три минуты с момента ухода девицы с базара, Алеся облегченно выдохнула и утерла пот со лба. Сегодня девушка точно второй раз на базар не явится, у сопровождавших ее женщин большие, наполненные мешки в руках были, все нужное они уже купили, так что можно расслабиться, но впредь так рисковать не стоит. Запрятанная в перчатку монетка приятно холодила ладошку.

Толпа зевак и четыре мужика с Климентием во главе, честно простояли у нее целый час, но возвращения круглоглазой девицы так и не дождались. Настроения людей резко переменились, они затолкались поближе, присмотрелись внимательней. Наконец, дозрел следующий клиент:

— Слышь, старуха, я тут недалече в прядильном цеху работаю, да вишь — припозднился на работу сегодня. Наворожи мне, чтоб старший мастер меня за опоздание сегодняшнее не отругал и этот день из зарплаты не вычел.

«Опоздание? День в разгаре, а прядильщики с рассвета работают, я это по разговорам у ворот помню. Это уже не опоздание, милок, а не явка на работу», — мысленно укорила лентяя Алеся, продолжавшего ее уговаривать:

— Ты наворожи, старуха, я в долгу не останусь. За день мне десять тогрохов платят, так я тебе пять дам.

— От, хитрец! — крикнули из толпы. — И так и эдак хочет за прогулянный день деньги получить: если подействует ворожба — мастер заплатит, а не подействует — бабка десять тогрохов вернет. Всяк, шельмец, в накладе не останется, лишних пять монет ни за что получит!

— Не лезь не в свое дело! — огрызнулся ленивый рабочий.

Алеся вмешалась в разгорающуюся перепалку:

— Отчего ж не наворожить, проблема у тебя не хитрая, всё дело на пару плевков, — важно ответила она и принялась «колдовать» под грозные речи парня, что до цеха близенько, ежели мастер хоть одно худое слово скажет, то он вмиг за своей двойной мздой вернется.

На этот раз возвращения клиента ворожеи толпа ожидала не в праздности, лузгая семечки, а кулаками и криками выстраивая очередь из желающих получить свою порцию колдовства. Видно, местных работоспособных магов и впрямь было мало и на простой люд они свою драгоценную магию не тратили, позволяя процветать всяческим «ворожеям», «предсказательницам», «ясновидящим» и прочим «специалистам» смежных с настоящей магией профессий.

Когда спустя четверть часа рабочий из цеха так и не вернулся, началось паломничество к ворожее.

Первый мужик убежал скорей к соседке, по которой давно «сох», а та, злодейка, ни в какую: «я, мол, порядочная женщина, мужу не изменяю», и Алеся стала богаче еще на грох.

Второй просил, чтобы его зажиточная больная тетка поскорее померла, прям сегодня вечером, а то замаялся он наследства дожидаться. Разозлившаяся Алеся потребовала целых рох за услуги. Толпа уважительно загудела, а очередь заметно поредела, но жадный племянник зажиточной горожанки, скрипя зубами, выложил блестящий золотой шестиугольник и поклялся, что завтра из-под земли достанет, если похороны не состоятся.

Потом пробилась вперед крикливая дородная бабища, уложив тяжелым кулаком дюжего мужика на пути к ворожее. Уперев руки в боки, она велела наколдовать ей, чтобы все ее свиноматки принесли в этот раз по двадцать поросят.

Теперь хохотали уже над хозяйкой свинофермы, а ничего не смыслящая в поросых свиноматках Алеся благоразумно прислушалась к гоготу и строго постановила:

— По десять, больше не могу, я не магиня.

— Так с магов и вовсе помощи хозяйству нет и за любой амулет они дерут три шкуры, — отмахнулась баба. — Ладно, пусть по десять, но чтобы все! У меня их сто штук.

— По тогроху с каждой, — установила таксу Алеся.

Легкий путь к богатству у хитрой попаданки оборвался на мужчине, подошедшем вслед за владелицей свиноматок. Мужчина был одет в недорогую, но добротную одежду, начищенные сапоги, кожаную кепку с козырьком, а взгляд у него был такой тоскливый, что неловко было смотреть в эти серые отчаявшиеся глаза.

— Я не верю в ворожбу, раз даже магия целителей бессильна, но всегда есть место чуду. Вы можете наворожить, чтобы у меня дочь поправилась? У нее третий день лихорадка, лекари уже опустили руки. Я отдам все деньги, что есть в доме и что смогу собрать по родным.

Мужчина излучал такое глубокое горе, что оно буквально затопило лже-ворожею. Боевой авантюрный азарт покинул Алесю, как воздух — проткнутый иглой шарик. Выживание выживанием, но одно дело потрясти за кошелек лентяев, мерзавцев, да падких на легкую деньгу людишек, а другое — нажиться на вере в чудо отчаявшегося отца.

— Нет, мне очень жаль, но помочь вам я не могу, — хрипло ответила Алеся.

На нее вдруг с новой силой навалились жара, духота, сосущий голод, и она покачнулась, чуть не упав с ящика. Поднялась, кряхтя, сказала:

— Всё, на сегодня я исчерпала запас своих сил.

Очередь заволновалась, и Алеся сказала громко:

— Завтра, всё завтра. Мне надо отдохнуть, здоровье у меня не то, что в молодости.

— Что ж сама себе здоровья и богатства не наворожила, а? — крикнул кто-то из толпы.

Алеся поправила вуаль, тяжело оперлась на клюку, ответила:

— Кто ж самой себе наворожить может, где вы таких умелиц видали?

И побрела прочь, действительно ощущая себя старухой. Одинокой, беспомощной, ни к чему не способной старухой. Ей вослед кричали, что завтра ждут, толковали, что и впрямь ни одна, даже самая известная, пророчица ничего о собственном будущем не знает, а колдунья самой себе ничего наворожить не может и сие всем известно.

«Конечно, обманывать других куда легче, чем самого себя», — думала Алеся, скрываясь за оградой базара и прячась за кустами и домами от возможных преследователей. О ней сейчас все забудут, как о любой, случайно прошедшей мимо чужой старухе. Плохо, если слухи о ней успели распространиться среди тех, кто ее не видел — ведь рассказы о ней, услышанные от других, не забываются. Стираются из памяти только те события, что напрямую связаны с личным общением.