Иллюзия реальности (СИ) - Григоров Сергей Львович - Страница 24

Яфет, расправившись с горой салата, удовлетворенно крякнул и придвинул к себе поднос с омлетом, нашпигованным ветчиной. Ник Улин обреченно возился со своей микроскопической порцией овсянки с цукатами.

— Завидую я тем, кто каждое дело делает от души, — сказал Алексей Сковородников, пододвигая ближе пшенную кашу. — Физзарядка — так физзарядка. Обед — так чтоб за ушами трещало. Счастливый ты, Яфка.

— Я? Да, грех мне жаловаться. Но ты все же не совсем прав. Здесь для меня не созданы достойные условия для физических занятий.

— Не понял, — удивился Сковородников. — Мне казалось, что ты просто излучаешь удовольствие, болтаясь на перекладине.

— Лешик, запомни раз и навсегда: мы, холы, в физическом отношении сильно отличаемся от людей. У нас иной метаболизм, по-иному работают нервные центры, ответственные за получение и оценку телесных ощущений. Нам необходимы ежедневные и очень сильные в твоем понимании физические нагрузки, чтобы чувствовать себя здоровым. Для нас наивысшее удовольствие — испытывать сверхпредельное напряжение физических сил. Поверь, от подтягиваний с утяжелением у меня нет никакого удовольствия…

— Ну еще бы, — вставил Алексей Сковородников.

— … а вот от их количества, когда оно переходит за несколько сотен — бывает. Иногда. Поэтому и приходится стараться почти час. К слову, мне повезло, что хоть пища здесь хорошая — шлаки из организма легко вымываются. Мне здесь хватает всего одного посещения спорткомплекса, чтобы чувствовать себя нормально.

— Ты хочешь сказать, что в других условиях ты днюешь и ночуешь в спортзале?

— Не то, чтоб ночую, но в течение дня частенько приходится поддерживать тонус специальными упражнениями — напряжением отдельных участков мышц. Для нас, холов, это так же естественно, как дышать.

Алексей Сковородников недоверчиво посмотрел на холу и сказал:

— Естественное, на мой взгляд, — это то, что не замечаешь. Если не хочешь замечать. Ты хочешь сказать, что не замечаешь своего болтания на перекладине?

Хола крякнул и сменил тему, не желая вдумываться в логические тонкости:

— Кстати, когда я изучал, в чем и почему вы, люди, отличаетесь от нас, холов, попалось мне одно интересное утверждение: заявлялось, что вы можете получать удовольствие от любых чувственных ощущений. И только ваша испорченность не позволяет вам в полной мере наслаждаться окружающим миром. Мол, вы, люди, как изначально, так и поныне пребываете в раю — никто и никогда не изгонял вас из него.

— Интересно, — со скрытым сарказмом протянул Алексей Сковородников, — если ты откусишь мне палец, я получу удовольствие?

— Лешик, не смейся, я говорю серьезно. Там вводился критерий, отделяющий «правильное» получение удовольствие от «неправильного», но я не обратил на него внимания. Не могу же я штудировать от корки до корки все, что попадает мне на глаза. Писалось что-то о разнице между радостью и бездумным наслаждением… Да ты сам покопайся в своих чувствах — и убедишься, что это именно так. Практически все без исключения телесные чувства, не угрожающие здоровью, доставляют вам, людям, радость. Устал физически — приятно полежать, отдохнуть. Долго находился без движения — приятно размяться, поработать. Проголодался — с огромным удовольствием ешь. Когда за беспорядочностью обнаруживаешь закономерность, находишь простое доказательство затейливой теоремы, испытываешь интеллектуальный восторг.

— Красиво поешь, однако. Было б неплохо, если бы ты еще пояснил мне, простому человеку, что это за фрукт такой — интеллектуальный восторг.

— Да, пища здесь хорошая, — вступил в разговор Ник Улин. Отпил из своей кружки, поморщился и добавил: — Каждый раз прошу, чтобы мое какао не содержало никаких возбуждающих веществ. А все равно, хоть и малую кроху, но оставляют для вкуса.

— Что тебе надо, чтобы получать глубокое удовлетворение от занятий физкультурой? — спросил Алексей Сковородников у Яфета. — Какой-нибудь особо хитрый тренажер? Их там полно всяких — на любой вкус и цвет.

— Не нашел я подходящего. Обычно я тренируюсь со спарринг-партнером. На Ремиту захватил с собой троих своих безымянных. Один из них — очень даже достойный противник на ринге. Но два других, к сожалению, оказались годными только для легкой разминки. Пользы от них немного. Чтоб не загружать голову лишней информацией, заставляю их копаться в Информатории. Вместо переносного калькулятора использую. Да даю исправлять грамматические ошибки — я редкая бездарность в письменном деле.

— Хм — «захватил». Ты говоришь о них, как о простых вещах. Они что, твои рабы?

— Любите вы, люди, бросаться разными словами, как плевками. Рабы — не рабы, но мои подопечные. Их жизненная функция — выполнять мои указания, оберегать, всячески заботиться обо мне.

— Не понял. Они тоже холы. Такие же, как ты.

— Такие, да не такие. Они не имеют права на получение имени.

— Почему?

— Они неразумны!

— Ну как же! Ты же сам говорил: нужную тебе информацию подыскивают. Считать умеют. Грамотно писать.

— Ох, Лешик, не в этом счастье. Любой компьютер даст сто очков форы человеку при проведении логических и арифметических операций. То же — при распознавании образов и классификации. И мои подопечные в этом деле, возможно, опередят меня. Ну и что? Все равно они подобны механизму. Не могут додумываться до нового, непривычного. Не могут воспринимать метафоры и иносказания… ну, почти не могут. Придумывать — точно им не под силу. Ты не мог бы общаться с ними так, как со мной — тебя начал бы раздражать их чересчур правильный язык, когда каждое слово употребляется только в своем главном значении. Они войдут в ступор, если, например, наткнутся без контекста на словосочетание «туп, как валенок» — валенок же и должен быть с тупым носком, а думать его никто ведь не заставляет. В общем, не доросли они до получения собственного имени, и все тут!

— По моим наблюдениям… из прошлой жизни, люди в основной своей массе так и живут: денежки считать может — значит, умный человек. Умеет жить. А книжки читать да красиво говорить вовсе не обязательно. Отработал свое, принял на грудь, добрел до дома, поел, уставился в телевизор — вот и хорошо. Так и бегут день за днем, как в степи поезда.

— Ну, не знаю, как там было у вас раньше. Может, и сейчас нечасто люди в полную силу применяют свой разум. Но понимают символизм слов и образов? Понимают важность решения той или иной практической задачи? Способны додумываться до чего-то принципиально нового? Значит, они разумны.

— А ежели кто не хочет додумываться до чего-то новенького?

— Значит, предпочитают вести растительный, как ты говоришь, образ жизни. Это их право. Но запомни раз и навсегда: разум есть способность производить принципиально невычислитель… тьфу ты… невычислибельные умозаключения.

— Что-то неправильно у тебя, — не сдавался Алексей Сковородников. — Сравни существование любого животного и образ жизни человека, ежемгновенно обращающегося со всевозможной бытовой техникой, слушающего музыку, разговаривающего с кем-либо по телефону, смотрящего последние поступления из интересующего его новостного пакета… Знающего, наконец, великое множество всего того, о чем даже не догадывается самое умное животное. Неужели этой разницы мало для отделения разумного от неразумного?

Яфет в затруднении уставился на Ника Улина.

— Возможно, сотворение и постоянное усложнение нами искусственной среды обитания и является достаточным признаком нашей разумности, — пришел на помощь холе квартарец. — Однако надо четко разделять количественные показатели от качественных. Можно было бы согласиться с аргументом Алексея, но нельзя сбрасывать со счетов голое подражание, эффект копирования социального поведения. Не всегда можно понять, по какой причине поступает человек в той или иной ситуации: по своему ли разумению, или потому, что ранее подсмотрел чье-то поведение и скопировал. Человек кажется таким умным потому, что живет в обществе, создавшем цивилизацию и культуру. Но так повсюду в мире живого, разница чисто количественная. Известно, что всевозможные полезные навыки точно таким же образом, как человеческий социум, «держат» в себе отдельные сообщества животных — это и ловля рыбы, и пользование некими приспособлениями, и прочее. В конце концов, чтобы кошка ловила мышей, ее мать должна показать ей, как это делается.