Иллюзия реальности (СИ) - Григоров Сергей Львович - Страница 21

Антон Благов помолчал, оценивая, согласился ли компьютер с его сравнением.

— Данный факт признан как второе неопровержимое доказательство искусственного происхождения Шара…

А Лидочка-то неотрывно смотрит только на Вана Лусонского, дошло вдруг до Ника Улина. Ни до кого и ни до чего другого ей нет дела.

— На двадцатые сутки барражирования около Шара стало понятно, что последующее наблюдение за ним малопродуктивно. Изделие Перворожденных словно впало в спячку, не проявляло никакой активности. Поведение Медузы Страута — аналогичное. В сложившейся ситуации, учитывая исключительную сложность изучения чужих артефактов и налаживания контактов с носителями иного разума, в соответствии с рекомендациями верховного командования Межзвездного Флота и Галактической академии наук экипаж принял решение прекратить дальнейшее исследование Шара.

Яфет оторвался от своего рабочего экрана, предчувствуя завершение затянувшегося капитанского экскурса в прошлое. Лида по-прежнему ест глазами Вана Лусонского. А Сковородников… изо всех сил изображает безразличие, временами даже сладко зевает, но… бросает обволакивающие взгляды на Лиду и явно смущается. М-да…

— В свете отмеченных мною обстоятельств, нашей экспедиции поставлены следующие главные задачи. Первая — всестороннее исследование космического объекта с условным названием «Шар», отталкиваясь от гипотезы о его искусственном происхождении. Вторая задача — изучение Медузы Страута, то есть максимально полное описание ее пространственной и молекулярной структур, физико-химического состава, электромагнитной активности и так далее и тому подобное. Нам дана санкция Галактического Содружества осуществлять при решении этих задач любые действия исходя из конкретно складывающихся обстоятельств. Поскольку не исключается возможность прямого выхода на представителей иного разума, научный потенциал нашей экспедиции усилен специальной группой Академии наук Содружества под руководством…

Ба, внутренне взвился Ник Улин, а ведь третий справа от капитана — его давний знакомый по Четвертой, Илвиновской экспедиции к Сумеречным Созвездиям! Имя всплыло в памяти чуть раньше, чем его назвал Антон Благов: Макуайр. Да, действительно один из самых известных ксенологов Содружества. Что-то сильно похудел он за последние годы.

— Я обязан задать обычные в нашем положении вопросы, — голос Антона Благова окреп. — Все ли из вас добровольно, без какого бы то ни было принуждения согласились принять участие в данной экспедиции? Все ли готовы подтвердить свои обязательства, ранее данные письменно, соблюдать устав Межзвездного Флота и безоговорочно выполнять приказы командования, не противоречащие Единым законам Галактического Содружества, даже если выполнение этих приказов сопряжено с риском для собственной жизни? Все ли обязуются безоговорочно нести тяготы и лишения, обусловленные пребыванием в космических аппаратах, в течение всего срока работы нашей экспедиции и, если возникнут непреодолимые обстоятельства или руководством будет принято соответствующее решение, остаться в космосе, на «Элеоноре» или вне ее и далее на неопределенный срок? Есть ли у кого обоснованные предложения по исключению из экспедиционного состава того или иного человека? Прошу каждого из собравшихся незамедлительно ответить на поставленные вопросы. Жду.

Ник Улин послушно выдал «да, да, да, нет».

— Завидное единодушие, — прокомментировал Антон Благов сводные результаты опроса. — Итак, с этой минуты я в полном объеме принимаю на себя руководство экспедиции. Представляю своих заместителей…

Собственно говоря, когда начальником экспедиции был капитан звездолета, назначение своих заместителей считалось его личным делом. Но по флотской традиции, что за тысячелетия космической деятельности человечества стала беспрекословным руководством к действию, первым заместителем всегда назначался старший помощник, старпом, организовывающий и направляющий работу всех внутренних служб звездолета за исключением навигаторской. Место второго заместителя отдавалось ответственному за выполнение научной программы полета, третье — первому навигатору. Далее традиция допускала варианты — последующими заместителями могли быть главный энергетик или выбранный пассажирами староста, начальники медицинской службы или десантного подразделения или еще кто.

В целом решение Антона Благова по отбору своих заместителей представлялось Нику Улину разумным. Разве что Ван Лусонский, начальник второстепенного маленького подразделения с неясными функциональными обязанностями, выглядел белой вороной. Примерно такой же инородной фигурой казался Рональд Грей, начальник службы психологической безопасности, назначенный в заместители капитана в обход главврача. Удивительно бесцветное существо. К тому ж, как и Макуайр, не являющийся императорским подданным. А ведь ремитцы крайне не любят подчиняться «залетным варягам». Чем вызвано данное обстоятельство?

Ларчик, по мнению Ника Улина, открывался просто — стоило только ознакомиться с библиографическими данными Рональда Грея. Он, оказывается, давний член коллегии Комитета Защиты Человечества. После позора с историей Шамона козачи ой как боятся вызвать малейшее недовольство императора Олмира в свой адрес и напрочь отказались от всяких мероприятий в отношении его подданных. Однако требование присутствия на каждом звездолете функционера КЗЧ никто не отменял. Проблему решили самым простым образом: прислали якобы в знак уважения видную публичную фигуру. Ремитцы ответили встречной любезностью: ввели Рональда Грея в руководящий состав экспедиции, по сути легализовав надзор над экспедицией со стороны КЗЧ. Политика — дело тонкое.

А Ван Лусонский стал замом, вероятно, только благодаря своему герцогскому титулу. Больше не за что его выделять из десятков прочих руководителей групп и команд.

— Общее собрание предлагаю считать закрытым, — меж тем объявил Антон Благов. — Прошу подготовиться к старту. Ввести десятиминутную…

Судя по реакции старпома, капитан сделал что-то не так. Промах был исправлен молниеносно:

— Руководителям служб доложить о техническом состоянии систем корабля и о готовности к старту.

Все необходимые данные высвечивались перед капитаном на специальном экране, но традиция есть традиция: положено выслушать личные доклады подчиненных — будь добр слушать.

Пока шла обычная предстартовая процедура, Ник Улин перекинулся парой фраз с Лидой, притушил возникшую было новую пикировку между Яфетом и Сковородниковым, ответил Вану Лусонскому, вздумавшему поприветствовать своих непосредственных подчиненных, и поудобнее устроился в кресле — первые минуты, когда звездолет отводили от причала мощные буксирные катера, иногда возникали неприятные толчки и перегрузки. Очередная команда Антона Благова застала его за восстановлением в каюте фантома густого тропического леса.

— Отдать швартовы! — разнеслись по «Элеоноре слова капитана.

Ну кто сейчас знает, что такое «швартовы», и почему их надо кому-то отдавать!

Много слов и оборотов речи потеряли свое былое значение, подумал Ник Улин. Из глубин памяти выполз еще один пример: задорный боевой клич «сарынь на кичку». Кто сейчас сможет объяснить смысл этих слов?

Очередная команда Благова прозвучала в унисон мыслям квартарского трибуна.

Команда состояла всего из одного слова.

Того, что произносится каждый раз, когда человеческий космический корабль отправляется в полет.

Того, что было произнесено первым человеком, вырвавшимся в космос:

— Поехали!

ЧАСТЬ 2. ПОЛЕТ

Разгон

Светлая безмятежность съежилась в микроскопический овал, из которого хлынула чернота, и Алексей Сковородников понял, что проснулся.

Он уже давно не вскакивал в горестном отчаянии. Но, как и прежде, вынужден был несколько мгновений приходить в себя, вспоминая, кто он, где он и что он должен делать.

Его кровать — можно ли это ложе, низкое и всюду мягкое называть кроватью? — затерялась посреди безграничной пустыни. Воздух по-утреннему свеж, но чуть-чуть пахнет пережженной сковородкой. Вблизи проглядывает нормальный пол, смутно напоминающий паркет. Но где-то в полуметре уже накатывается тоненький слой мельчайшего песка. А далее вырастают целые барханы с рифлеными от ветра боками, нескончаемыми колоннами устремляясь к горизонту. Редкими неуверенными пятнами чахнут засохшие до коричневости деревца. Низкое небо, освещаемое всходившим за горизонтом солнцем, нависает многотонной темно-синей громадой. Как он здесь очутился?