Очарование Ремиты (СИ) - Григоров Сергей Львович - Страница 34

— Не знаю. Может, что-то и чувствуют. Надо сказать, что это более чем странно, так как мы ощущаем чужеродность сельвы только визуально. Различие между местной, исконно ремитской жизнью и той, что привнесена сюда человеком, не только в хиральности белков. Земная жизнь организована гораздо сложней и, как следствие, намного сильнее и агрессивнее. Сколько усилий тратил профессор Макгорн, чтобы не разрастался тот маленький оазис, в котором находилась наша школа! Сколько внимания требовалось, чтобы поддерживать экологическое равновесие на границе сельвы! Если все будет пущено на самотек, то очень скоро вот эти места, где мы сейчас находимся, будут поглощены земной растительностью. Она распространится вслед за земными микроорганизмами, которые, предоставленные самим себе, начнут экспоненциально размножаться и создавать свою среду обитания. В результате их жизнедеятельности здесь изменится буквально все, совершенно другим станет состав почв, воды и так далее. Вслед за микроорганизмами и растениями сюда придут насекомые, затем — все прочие земные организмы. И эта волна жизни покатится дальше, сметая чужаков с лица земли. Каких-нибудь лет эдак… триста — и от всей этой сельвы не останется и следа.

После некоторой паузы, необходимой чтобы отдышаться, Лоркас продолжил:

— Да и вообще местный геобиоценоз явно ущербный по сравнению с земным…

— А что такое — геобиоценоз?

— Под биоценозом понимается совокупность живых существ — различных одноклеточных, растений и животных — в какой-нибудь области. Говорят, например, «биоценоз озера», «биоценоз леса» и так далее. Приставка «гео» означает, что в качестве такой области принимается вся планета. Есть еще такое понятие, как «биосфера», — совокупность живых существ и среды их обитания. Введение этого понятия в свое время позволило понять место живого в природе. Было, например, доказано, что жизнь коренным образом переделывает свое косное окружение, создает благоприятные для себя условия существования. Главную роль в этом играют простейшие. Вот почему основная масса живого вещества содержится, как правило, в микроорганизмах. На Земле общий вес одноклеточных организмов во многие тысячи раз больше, чем вес «видимых» живых созданий — деревьев и кустарников, рыб и животных. Иными словами, жизнь — это пирамида…

— Понятно. А нельзя жить без микробов?

— Ни в коем случае! Каждый человеческий организм по существу представляет собой сложную симбиотическую систему, непременным компонентом которой является множество разнообразнейших вирусов, микробов и бактерий. Стоит их уничтожить, и очень скоро человек умрет в страшных муках. Аналогичная картина и со всеми другими живыми существами. Так, более девяноста процентов всех земных растений могут существовать только с определенными грибами. По научному — мицелием…

— А почему меритский геобиоценоз хуже земного?

— Я не говорил, что хуже. Я говорил о его ущербности, подразумевая, что он много проще земного. Местный аналог ДНК почти на порядок короче, чем наш. Генетический код — так вообще проще некуда. Достаточно сказать, что здесь в эволюционном ряду не произошло четкого разделения на фауну и флору, на мир растений и животных. Самые высокоорганизованные обитатели сельвы представляют собой нечто среднее между деревом и, например, каким-нибудь земным червячком.

— А Змеи?

— Ты их видел?

— Конечно! По компьютеру.

— При всей его внешней мощи, по земным понятиям Змей — это что-то вроде большого древесного листа. В результате жизнедеятельности бактерий, обитающих в его утробе, внутренняя температура его раздувающихся полостей может повышаться до сотни градусов. Управление всеми обменными процессами осуществляется с помощью простейших сигнальных механизмов, которые и сравнить-то нельзя с нервной системой в нашем понимании. Кстати, ты можешь сказать, по какому принципу одни живые организмы относят к фауне, а другие к флоре?

Неожиданный вопрос. Олег хотел было сразу ответить, но, почувствовав подвох, задумался. По способности к самостоятельному передвижению? В сельве почти все движется. Некоторые земные цветы то приподнимаются, распускаясь утром, то сникают вечером. Значит, надо придумывать другое отличие. По форме? Тоже явно не то. По способу добывания пищи — одни используя фотосинтез, а другие поедая себе подобных или растения? Опять же, если вспомнить, что на океанском дне все морские растения обходятся без солнечного света…

— Ладно, мы не на уроке, и я не буду напрягать твои мыслительные способности. Несмотря на то, что все люди прекрасно чувствуют разницу между растениями и животными, разделение на фауну и флору условно. И, я бы даже сказал, ненаучно. Почему? Дело в том, что любая научная теория строится, базируясь на своей системе понятий, однозначно отделяемых от других на качественном уровне. Например, «сила» есть особое понятие в физике, и какой бы малой или большой ни была, она никогда не превратится, скажем, в давление или в мощность. Так?

— Да, наверное.

— Не «наверное», а только так! Научный метод предполагает именно такую последовательность познания природы: вначале качественное выделение отдельных понятий, затем поиск количественных отношений между ними. Постоянно — экспериментальное подтверждение всех теоретических утверждений. Наука покоится на трех китах: логической непротиворечивости своих утверждений, соответствии их окружающей действительности и возможности самостоятельно удостовериться в этом каждому желающему…

Лоркас еще долго что-то бормотал. Олег его не слушал. Отчасти просто потому, что учитель сильно отстал, и не все его слова были слышны, а отчасти потому, что думал. Вырвался из контекста обрывок длинной фразы: «…Александр Македонский говорил: я чту Аристотеля наравне со своим отцом, так как если отцу я обязан жизнью, то Аристотелю обязан всем, что дает ей цену…», но и он не смог отвлечь Олега от собственных важных размышлений. Он пробовал определить, кто из девочек является принцессой. Почему-то все они не выдерживали никакого сравнения со Златой. Выходило, что только она одна могла претендовать на роль принцессы. А так ли это на самом деле?

Прошло больше часа, как они двинулись в путь, и Кокроша, поднявшись на небольшой, чистый от скользких грибов пригорок, объявил привал. Девочки, идущие за ним, давно намекали на необходимость отдохнуть.

Джулия

— Как я устала! — сказала Лена, бросаясь плашмя на землю. — Прямо бесконечная дорога. Мы, наверное, прошли километров сто или двести. Я не в силах сделать больше ни шагу.

Джулия, чинно усаживаясь рядом, одернула ее:

— Благородная женщина не должна жаловаться на жизненные невзгоды. Мне тоже трудно, но я молчу.

— А что должна делать женщина? — спросил подошедший Олег.

— Всегда быть красивой и… это… тебя не касается… потом скажу, если попросишь как следует. А вот настоящий джентльмен должен подавать даме руку, когда ей трудно, и всячески ей помогать. Быть готовым подбежать и подхватить ее, когда она будет падать от усталости. Говорить ей ласковые слова. Спрашивать, как она себя чувствует и вообще заботиться о ней.

— Мне кажется, моя помощь больше нужна другому. А ты и без меня прекрасно обходишься, — пробормотал Олег, наблюдая, как тяжело даются Лоркасу последние метры пути.

— Ты без меня, я без тебя — как это грустно, — придумала Джулия глубокомысленную, как ей показалось, фразу и кокетливо улыбнулась. Какая муха ее укусила?

Кокроша молча срезал несколько стеблей травы, растущей как попало вблизи. Всю дорогу они топтали точно такую же.

— Ешьте, — сказал он, — это и будет самая что ни на есть настоящая малицеллия. Так, есть мнение, что мы прошли более ста километров. А каково, учитель, ваше мнение?

— Я считал каждый второй шаг всю дорогу, как рекомендуется в учебных изданиях для туристов. Нами пройдено чуть более семи километров.

— Семь километров?

— Да. И где-то еще метров триста.

— Боюсь, вы тоже сбились со счета. Мы прошли всего четыре с половиной километра. Если и далее мы будем двигаться таким черепашьим темпом, то и в самом деле можем застрять здесь навсегда. Откровенно говоря, задерживаете нас вы. Постарайтесь не падать. Научитесь чувствовать, куда можно ставить ногу.