Жена для злого Санты (СИ) - Вайс Лора - Страница 9

С шага скоро перешла на бег. Бежала, прыгала, растирала руки. И допрыгала до строения, в окнах коего горел-таки свет! Над дверью домика с толстенным слоем снега на крыше, точно ее окунули в гоголь-моголь, мерцала вывеска «Бухлишкин и Ко». В окнах маячили тени, а когда Лиза подошла поближе, до ушей донеслась залихватская музыка с явными ирландскими мотивами, как ей показалось.

Но если зайдет, не сдадут ли ее местные пьянчужки прямиком в лапы Генриху? Однако еще через минуту Лизе уже было все равно, кому ее сдадут, лишь бы позволили постоять у печки. Замерзшая девушка открыла дверь, заглянула внутрь. В лицо сразу пахнуло терпким ароматом, но то был аромат не чистого алкоголя, скорее смеси из корицы, гвоздики, мускатного ореха и цитрусов, а уж потом только чего-то спиртосодержащего. Из зала доносились громкие голоса, смех. Лиза, словно мотылек на свет, пошла на звуки и тепло. Но застыла в проеме. В кабаке заседали лепреконы, много лепреконов.

— Ты кто такая? — раздалось за спиной спустя пару минут.

Лиза же закусила губу и медленно развернулась. За ней стоял лепрекон, что характерно, выше собратьев, но все равно ниже нее. В бордовых штанах в черную клетку, черной рубахе и овчинном жилете поверх. На голове у него красовалась бордовая шляпа-котелок. Довольно молодое лицо, хоть и страшноватое, обрамляла аккуратная борода, переходящая в густые бакенбарды.

— Немая что ли? — прищурился, а руки сложил на груди.

— У-у, — помотала головой. — То есть, говорящая.

— И? Откуда ты взялась, говорящая?

— Ну… я… заблудилась. Шла, шла и раз, потерялась, — и застенчиво улыбнулась. — А на улице так холодно. Не обогреете?

Лепрекон еще раз оглядел ее, одета богато. По узорам на жилете понял, особа знатная. Но главнее другое, она человек. Всего скорее из вьюжных будет, других людей у них тут не водится.

— Меня зовут Бартош. Я вышибала тутошний. А тебя как звать?

— А я Лиза.

— Видишь ли, какое дело, Лиза, — с особым акцентом произнес имя незваной гостьи, — здесь не особо людей жалуют. Вы вьюжные обнаглели вконец. Можешь нарваться на неприятности.

— Съедите, да? — а в глазах поселился страх.

— Да будет тебе, — расплылся улыбкой, — настучать могут, да на мороз обратно выкинуть. Или еще лучше, нашему правителю сдать на потеху. А он с вами не церемонится. Наиграется, а потом в ледышку обратит.

— И часто он у вас так играется? — ощутила шевеление волос на теле.

— Бывает. Последний раз попалась ему в руки девчушка из вьюжных, лет семнадцати от роду, так ведь не пожалел, заморозил.

И Лизе совсем поплохело. Это ж вот он какой, оказывается, злыдень безжалостный. Сколько же душ невинных отнял?

— Прошу, сжальтесь, — а на ресницах повисли слезы. Вдруг одна слезинка упала на деревянный пол и тут же вспыхнула зеленым светом.

Бартош так и обомлел, ведь на месте, куда упала слеза, теперь красовалась маленькая елочка.

— Мать моя лепреконша, — вытаращился на Лизу, — а ты, часом, не родня почившей королеве?

— Нет! — выпрямилась. — Почему вы так решили?

— Магия в тебе животворная сокрыта, а такой владела лишь Олькен. Ладно, — потер руки, — так и быть. Скажу, что ты моя давняя знакомая. Нравишься ты мне, Лиза. Надеюсь, пришла ты с добрыми помыслами.

Бартош ввел девушку в зал и все присутствующие разом смолкли. Лепреконы уставились на незнакомку.

— Это моя бывшая! — прогремел вышибала, а Лиза аж закашлялась. — Приехала имущество делить.

И по залу прокатился смех.

— Бывшая? — прошипела на него.

— У меня действительно была жена, — зашептал в ответ, — из ваших. Но не сложилось.

— И почему?

— Не вынесла моего горячего темперамента, — подмигнул ей. — Молодой был, ревнивый. Идем, куплю тебе выпить.

— Хороша твоя бывшая, — проскрипел седой кабачник. — Напои ее, глядишь, снова поженитесь.

— Я вообще-то все слышу, — улыбнулась Лиза.

— Я, вообще-то, знаю, — хмыкнул старик.

— Что будешь? Пиво? Грог? Глинтвейн? — вышибала достал из-за пояса маленький мешочек, откуда выудил монетку.

— Глинтвейн, пожалуй.

Через минут пять перед ней стояла стеклянная кружка на высокой ножке с бордовой исходящей паром жидкостью внутри, а на поверхности плавали дольки апельсина. И какой же божественный аромат исходил от напитка.

— Спасибо, — Лиза скорее обхватила кружку ладонями.

— И все-таки, — Бартош взял себе пива, — откуда ты? Вот смотрю на тебя, на вьюжных тоже не похожа. Они чванливые, нос вечно по ветру, а в тебе нет этого.

— Извини, но я не могу рассказать. Скажу только, что прибыла издалека, причем не по своей воле. И теперь очень хочу вернуться домой, а как, не знаю. Думала, может в этой Вьюжной долине мне помогут. Как думаешь?

— Хм, — почесал бороду, — могу отвести тебя завтра к оленеводу нашему. Если будет в добром настроении, поможет.

— А если в недобром?

— Придется задобрить. Подаришь ему бочонок пива и получишь самого услужливого лепрекона Снежной долины. Санями управлять умеешь?

— Нет.

— Что ж, тогда понадобится второй бочонок для кучера здешнего.

Вдруг зазвучала громкая музыка. Оказывается, на небольшую сценку, что расположилась в углу кабака, вышли четверо. Один с гитарой, второй с бубном, третий с гармонью, а четвертый видимо солист.

— Ну, опять, — заворчал бармен. — Так! — удивительно ловко забрался на стойку. — Все скидываемся по два серебряка! А то больно дорого мне ваши пляски выходят!

Народ недовольно загудел, но полез за монетами.

— Иди-ка, разведенка, — и сунул Лизе в руки свою шляпу, — пройдись по залу, собери деньги.

Лиза хотела было возмутиться, но сейчас же вспомнила, кто она тут и кем приходится, потому смиренно приняла шляпу и пошла вдоль столиков. Лепреконы куксились, трясли ушами, но монеты бросали в котелок.

— Старый хрыч, — возмутилась лепреконша, — за выпивку плати, свои дрова тащи, теперь и за танцы раскошелься. А дальше что? Намять бы ему бока.

— Так намни, — захихикал ее компаньон. — Надери уши старику. Его уж давно женщины не трогали, доставь радость.

А та возьми и тресни его по лбу деревянной ложкой.

— Вы, это, — вступила Лиза, — платить-то будете?

Женщина тогда поджала губы, но монеты в шляпу бросила.

И когда положенная дань была собрана, передана кабатчику и внимательно им подсчитана, музыкантам поступила отмашка. Сейчас же зазвучала развеселая мелодия, а следом вступил в дело солист. Лиза смотрела на них всех с широкой улыбкой. Лепреконы повставали, сдвинули столы ближе к стенам, освободив место под танцы, и началось.

— Идем, — схватил ее за руку Бартош, — потанцуем по старой памяти, — и подмигнул девушке.

— С бывшим-то мужем, — спрыгнула со стула, — как не потанцевать!

Лепрекон закружил Лизу в танце.

А вот Генри обнаружил пропажу.

Он решил наведаться к пленнице прежде, чем лечь спать, посмотреть на ту в спокойном состоянии, все ж в комнате ее воцарилась тишина, а значит, уснула-таки засранка, довольная своими проделками. Но вместо дочери Олькен, обнаружил на кровати аккуратно разложенную ночную рубаху, которую Лиза ошибочно посчитала платьем. Морозовский схватил ткань, источающую запах пленницы, и не смог побороть желания вдохнуть аромат. Втянул носом столь сладостный запах, на самом деле сладкий, карамельный с примесью чего-то еще, чего-то будоражащего не только тело, но и душу. Но скоро правитель Снежной долины пришел в себя, сердцем и разумом его завладел гнев, глаза тогда воссияли ярко-голубым светом и Генри утратил человеческий облик, явив полумраку свою суть. Вся мебель в покоях мгновенно покрылась инеем, окна пооткрывались, запустив в комнату холод вперемешку со снегом. Генри метнулся в окно и через секунду уже стоял на площадке перед дворцом, у фонтана.

— Явись мне, скотина рогатая! — пнул сапогом обледенелый борт фонтана.

И послышался треск ледяной корки, а из ноздрей некогда каменного изваяния повалил пар. Олень замотал головой, после чего спрыгнул с постамента, отряхнулся.