Босс. Абсолютная власть (СИ) - Ганова Алиса - Страница 42

Как же больно! Как хочется ему верить. Как хочется остаться и забыть все, что произошло…

— Я тоже тебя люблю, — улыбнулась я сквозь слезы. Слава обрадовался, но я продолжила: — Однако себя я люблю больше.

— Не понимаю! — он растерянно заморгал. Пытался заглядывать в глаза, найти лазейку обратно в мое сердце, повернуть все вспять, но невозможно дважды войти в одну и ту, же воду. Да и я не хочу, потому что эта река попахивает. Если рвать, то это надо делать сейчас и недвусмысленно, иначе все, что сейчас выплеснула, покажется ему искусной игрой, цель которой, как и любой другой дорогой шлюхи — сорвать куш подороже. Однако я не шлюха и не хочу ею быть, поэтому баста.

— Завтра… я оставлю на работе два заявления: на увольнение и на отпуск.

— Вика!

— Я ухожу, Слав. Не хочу стать жадной до денег тенью, стервой, вроде той сучки, что прервала нас у бассейна. А рядом с тобой… Рядом с тобой никем иным я стать не смогу.

— Вика, этого не будет!

— Будет! Потому что ты сам хочешь, чтобы с тобой были только такие хищные тени. Тебе не нужна я, мои чувства. Для тебя это все игра. А я не игрушка!

— Вика, перестать городить чушь!

— Чушь?! — я подняла дрожавший подбородок. — Ты мог быть честным, мог рассказать, обсудить. Я бы поплакала и… И все было бы хорошо. Но ты не захотел, и все погрязло во лжи. Вот и живи в ней. Без меня…

Он поймал меня в объятия, принялся целовать мои мокрые щеки, шептать слова любви, что-то еще, но я не слушала его, потому что внутри меня уже ничего не отозвалось. Я просто стояла, терпела его прикосновения и ждала, когда уже можно будет пойти. Потому что все умерло, разом ухнув в бездну.

— Все, что осталось из вещей, в твоей комнате. Деньги, оставшиеся от продажи, в трельяже. Там же ювелирка… — глухим голосом отчиталась

— Это твои вещи.

— Ничего не хочу брать, — стряхнула с плеч его ладони и двинулась из кухни, чтобы скорее покинуть этот дом.

— Водитель по-прежнему твой! — крикнул Славка, следуя за мной попятам. Не знаю, может остановить хотели. Или проследить, чтобы ничего не прихватила, уходя… Плевать.

— Спасибо, это мило с твоей стороны.

У меня случайно была собрана маленькая сумочка — трусы, мыльно-рыльные принадлежности, джинсы и кроссовки. И куртка. Я собиралась навестить отца. Вот и славно, что все так сложилось. Мне больше ничего не нужно, водителем я воспользуюсь последний раз. И на этом все. Хватит. Из шлюх в принцессы не прыгают даже в сказках.

Я сильная, я справлюсь. И папин чердак мне в этом поможет. Не первый раз буду рыдать среди пучков мяты, мелиссы и дохлых паучков. Опыт есть, прорвемся.

Добралась до пригорода на автопилоте.

Морально тяжело настолько, что хочется сдохнуть. Только упрямство и жалость к отцу, который, если со мной что-нибудь случится, на старости останется совсем одним, несчастным и беспомощным, заставляли шагать вперед.

И все равно, когда переходила перекресток, по невнимательности пошла на красный. Сама не знаю, как так вышло. Прежде никогда не имела такой привычки. Хорошо, что какой-то мужик резко схватил меня за руку и одернул назад.

— Куда прешь, дурища! — рявкнул гневно. Его слова словно оживили меня.

Перейдя дорогу, я отошла в менее безлюдное место, села на первую попавшуюся скамейку и разрыдалась.

Я рыдала навзрыд. Слезы лились водопадом. Редкие прохожие оборачивались на меня, а мне было все равно.

Боль от осколков разбитого сердца настолько сильная, что дышать не хочется.

Да, есть в жизни измены, обман, предательства… Я знала, что в таком случае надо переждать черную полосу, потом все перемелется, но когда это обрушивается на тебя — оно сминает, лишает здравого смысла, почти рассудка.

Конечно, в жизни бывают гораздо более страшные вещи. А мои беды — мелочь, только как же больно и обидно.

Особенно терзали меня Славкины слова: «Давай все забудем…»

Как забыть предательство?! Как поверить, что это не его очередная прихоть, не новая игра в кошки мышки с доверчивой нищей Золушкой, которая начиталась сказок и всей душой хочет верить в чудо.

Самое мерзкое, что я действительно поверила в возможную сказку.

Слава приручил меня, ювелирно лишил защитных барьеров, влез в сердце, влюбил в себя, а потом цинично плюнул в душу ядом, который жжет, мучает, терзает.

«Вика, могло быть хуже! Если бы был ребенок, он бы забрал его — и тогда бы ты не думала о гордости, а ползала на коленях и выпрашивала позволить остаться с ним…» — стоило представить такой вариант, ненадолго легчало, но потом я снова погружалась в боль.

Как жить, как дальше строить жизнь? Как доверять кому-то?

«А не надо было верить! — одернула себя. — Как ты вообще могла подумать, что такой мажор, как Слава, может полюбить тебя? Что он вообще может кого-то любить?»

«Все дело в тебе, Вика. Ты просто наивная, доверчивая дура. Ему было скучно, и он придумал квест — приручи доверчивую идиотку. Ты поверила и теперь огребаешь…»

Я винила себя, потом Славу, потом ненавидела себя за слабость. Потом вспоминала, как он пахнет… Сердце ныло, слезы снова лились, я ненавидела себя еще больше, и когда почти добралась до отцовского дома, испугалась, что напугаю папу до инфаркта.

Уже темнело. Я устала, как собака, однако идти сразу к нему нельзя, поэтому присела на скамейку и долго глотала через силу минералку, разбавленную пустырником. Потом запивала новопассит.

Легче не становилось, но на улице стемнело и домой придется идти, тем более, что отец волнуется.

Из-за Славки и поездок в Москву я пропустила несколько поездок к отцу, и если и в этот выходной не приеду — это будет свинство. А папа не должен страдать из-за моих сердечных проблем. Он же ждет меня.

Достала телефон, чтобы позвонить ему, и увидела кучу пропущенных звонков. Конечно, звонил папа, Маринка, Вера Павловна. И, конечно, Слава. Из-за него я выключила звук и пропустила важные звонки. И теперь надо позвонить отцу.

Нажала на вызов, набрала воздуха и, как только он взял трубку, выдохнула как можно беззаботнее.

— Привет!

— Вика, что случилось?! — сразу отозвался папа.

— Ничего… — соврала отчаянно, но голос дрогнул, и я разрыдалась.

— Ты где?! Я приеду за тобой! — я даже почувствовала физически, как он подскочил и бросился в коридор, где стоят его старенькие ботинки.

— Не надо. Я уже почти около дома, — всхлипнула.

— Где?

— У аптеки.

— Я иду!

— Не надо, я са… — не успела договорить, папа отключился. И тогда я, подхватив сумку, побежала к дому, потому что папе бегать нельзя.

Стоило подумать, чем волнение может для него обернуться, мысли о моей сердечной драме отошли на второй план. Зато добежала до дома вприпрыжку, и с папой встретилась на нашей улице.

Обняла его крепко-крепко и поняла, что жить буду. Буду счастлива. Пусть не сразу, но буду, потому что должна ради самого родного и близкого человека.

— Викунечка, ну что же ты! — шептал папа, глада меня по голове, как в детстве.

— Все хорошо. Просто я наивная дура, верящая в сказки… Большая, а бестолковая!

— Тише, тише! — папа взял меня за руку, второй рукой попытался взяться забрать мою сумку, но я не позволила. И сама козочкой попрыгала в дом.

Уже скоро мы сидели за стареньким, таким знакомым столом, пузатые чашки горяченного чая обожгли наши пальцы.

— Ну, рассказывай, — сурово произнес отец. — Что за негодяй обидел мою дочь?

— Он не негодяй, папа. Он мужчина-мечта любой женщины, просто… Такая мечта нам, женщинам, дорого обходится.

Что еще я могла сказать? Что легла под мудака? Что расплачивалась телом за цацки и вкусную еду? Что его дочь поверила красавчику с обложки журнала?

— Я просто построила замок из песка, пап, — выдавила наконец. — Наступила на золотые грабли и закрутила роман с боссом.

— А потом? — папа очень расстроился. Он всегда думал, что я у него умничка, что не сделаю такой глупости, а я…

— Инициатором расставания была я, но… все равно гадко и очень обидно, — призналась.