Охота - Лем Станислав - Страница 8

Громкоговоритель затрещал и умолк.

– Кое-что мы узнали! – сказал Виннель, поднимаясь со стула. – Мне кажется, что профессор Лаарс был прав: следует ожидать новых находок.

– А что это за история с подобиями мертвых животных? – спросил кто-то из зала.

– Как, я об этом не сказал? Ну разумеется! Прошу меня извинить, коллеги. В том месте, в котором этот несчастный офицер коснулся шара, возник затем образ или слепок его руки, а точнее, ее негатив – зеркальная копия, наиболее отчетливо проявившаяся ближе к поверхности.

– Можно предположить, что армии известно многое, – сказал кто-то, – если им удалось вскрыть шар…

– Я так не думаю. Они не преминули бы этим похвастаться, – ответил Виннель. – А теперь, господа, приступим наконец к определению плана исследований…

4

Пресс-конференция подходила к концу. Электронные вспышки уже не слепили сидящих за столом. Многочисленные репортеры, журналисты и представители заграничных агентств толпились под стенами, – некоторые, измученные ожиданием, уселись на пол, вокруг подиума или на ступеньках – уже мало кто записывал, лишь обладатели карманных магнитофонов еще держали тугие мордочки их микрофонов в воздухе, целясь в шефа пресс-отдела Специальной комиссии. Лавина научных материалов ощутимо довлела над собравшимися. На столе громоздились стопки плиток и бумаг с результатами спектрального анализа, поперечными и продольными разрезами, были там образцы шлифов, весовые аналитические сопоставления, цветные диаграммы физических и химических реакций, распределения абсорбции и адсорбции, сравнительные таблицы всех изученных образцов, а на обоих концах стола устремлялись ввысь груды толстых книг в лимонных переплетах – рапорт комиссии. Каждый репортер получил экземпляр этого труда, но немногие отважились полистать толстенный том, как если бы им было мало того, что сказал доктор Хейнз.

Итак, падение шаров продолжалось лишь четверо суток. Уже было известно рассеивание падений на поверхности Земли. Была рассчитана энергия ударов и механизм возникновения так называемого радужного пузыря, который оказался не чем иным, как зародышем с чрезвычайно ускоренным – в период «укоренения» – темпом изменения материи. Известно было, что каждое упавшее создание – хоть и не являлось ни растением, ни животным – жило. Из вбивающегося в землю «яйца» почти со скоростью взрыва возникал «плод», покрытый быстро твердеющим защитным панцирем, способным поразить каждого нападающего. Внутреннее молочное ядро исполняло в организме груши роль центрального органа, управляющего всеми жизненными функциями, его сравнивали – но лишь в целях популяризации возникшей теории, сугубо для дилетантов – с ядром клетки. После периода «взрывного» развития метаболизм груш замедлялся. Через десять месяцев наблюдались первые проявления регрессии – сначала сглаживались контуры внутренних образов, затем они сливались во все более темнеющую вытянутую каплю, вся стекловидная часть груши всасывалась, и наконец на дно пустого уже панциря опадала продолговатая груда черноватой комковатой субстанции величиной с две человеческие головы. На этой стадии разбить внешнюю оболочку было уже совсем легко, а исследования доктора Каррелла и профессора Кадзаки обнаружили, что «черная голова» является чем-то вроде «склероция-зародыша». Она запускает свое развитие тогда и лишь тогда, когда ею выстреливают с большой скоростью в какую-нибудь материальную преграду. Лишь подвергнутый столь жесткому воздействию «зародыш» начинает при высокой температуре удара превращать окружающую материю в стекловидную массу, из которой возникает будущая груша. В свете этих фактов весьма правдоподобной предстала гипотеза Виннеля о том, что груша является живым существом, приспособленным к космическим путешествиям и, более того, к космическим катастрофам, так как лишь одно поколение груш может развиться на той планете, на которую упало, а его зародыши вынуждены ждать, пусть и миллиарды лет, пока эта планета в результате какого-то катаклизма распадется, и тогда они, смешавшись с метеоритным потоком ее осколков, предпримут дальнейшее путешествие до другого закутка галактики. Астрофизики из Гарварда в связи с этим выразили мнение, что эволюция груш происходила в неслыханно древних эпохах существования Вселенной и что они являются реликтом таких форм жизни, которые существовали за миллиарды лет до возникновения белковой жизни, или же они родом с такой дальней околицы Космоса, в которой планетарные катастрофы являются регулярными и частыми явлениями. Ученые не скрывали удовлетворения: открытие живых организмов, которые могли продолжать свое существование не только в условиях отсутствия катастроф и разрушений, но именно благодаря им, представляло ярчайшее доказательство наивысшей приспособляемости жизненных процессов ко всем возможным материальным условиям во Вселенной.

Что касается падения груш на Землю, это следовало считать необычайным, исключительным явлением. Это был какой-то затерявшийся рой, блуждавший в пустоте, вероятно, миллионы лет или даже веков.

Конечно, не все ученые сходились во взглядах. Например, профессор Лаарс считал, что груши являются формой жизни, типичной для планет, вращающихся вокруг периодически пульсирующих звезд – цефеид с большой амплитудой светимости, и даже вокруг периодических Новых звезд, то есть приспособлены, по крайней мере, не для путешествия в Космосе, а попросту могут выдерживать неслыханно высокие температуры, типичные для планет после взрыва их звезды-солнца. Действительно, оказалось, что уже сам нагрев «черной головы» до белого каления вызывает дальнейшее развитие груши. Другие ученые не считали этот эксперимент убедительным. Однако все это были различия мнений, не представлявшие большого интереса для дилетантов.

Когда доктор Хейнз закончил, журналисты бурно атаковали его со всех сторон сотнями вопросов, которые, в сущности, сводились к одному: почему ядро груши создавало подобия объектов, окружавших место ее вылупления?

Доктор Хейнз отвечал с чрезвычайной добросовестностью. Он снова перечислил физико-химические причины, следствием которых является то, что высокомолекулярное ядро груши под влиянием световых волн определенной длины начинает создавать центральный сгусток, вокруг которого послойно откладываются последующие пласты, и эти световые волны, составляющие существенный источник развития, берутся главным образом из ближайшего окружения и тем самым влияют на состав катализаторов, который в известной степени моделирует форму ядра. Эта форма не имеет никакого значения для жизненных процессов груши, наилучшим доказательством чего является то, что она с одинаковой точностью воспроизводит подобия людей, угла дома или части живой изгороди. Зато на ее жизненные функции оказывает существенное влияние движение молочной ядерной субстанции, ибо циркуляция в ее границах обеспечивает надлежащую трансформацию материи, и именно поэтому груша якобы имитирует, по мнению дилетантов, повторяющееся без конца объятие двух людей или трепетание птичьего тельца.

Едва Хейнз закончил, как снова посыпались вопросы. Как следует понимать утверждение, что для груши «несущественна» форма, которую принимает ядро? Почему это ядро принимает форму предметов окружения, а не, к примеру, шара, овоида или другой геометрической фигуры? Почему ядерная циркуляция не является бесформенным кружением – если, как утверждается, форма вторична, – а имитирует движения земных существ?

Казалось, Хейнз обладал нескончаемым запасом терпения. Сначала он подробно представил причины, по которым форма ядра, равно как и направление циркуляции в его пределах не могут иметь никакого влияния на жизненную деятельность этого внеземного организма. Он привел описания экспериментов, в которых развитие груши было инициировано в окружении, лишенном каких-либо выразительных форм, – в герметически закрытом стальном сосуде. Ядро, возникшее в таких условиях, имело точную форму шара, а движения его ограничивались попеременной продольной и поперечной пульсацией. Наконец, он заявил, что наука описывает явления и обобщает их, то есть выводит законы Природы, и не занимается ничем более. Она не отвечает, например, на вопрос, почему Земля является третьей, а не, скажем, четвертой планетой от Солнца, почему Солнце находится в периферическом разрежении Галактики, а не в самом ее центре или почему не бывает людей с розовыми волосами. Солнце могло бы располагаться в центре Галактики, люди могли бы иметь розовые волосы, а груши – создавать ядро в форме тетраэдра. Но это не так. Науки это не касается. Наука занимается тем, что есть, а не тем, что могло бы быть.