Смертельный выстрел - Рид Томас Майн - Страница 29

Город Нечиточес находился в двухстах милях от устья Красной Реки. Город этот немноголюдный, зато очень интересный в историческом и этнографическом отношении. Заложен он был чуть ли не в первые дни французской и испанской колонизации. В разные периоды времени им владели разные нации, пока, наконец, он не перешел во владение Соединенных Штатов. Дома в нем деревянные, во франко-креольском стиле, с «piazzas», высокими остроконечными крышами, с тротуарами, вымощенными кирпичом и осененными тенью подтропических деревьев. Портики и галереи домов обвиты сверху донизу диким виноградом, переплетающимся с веревкообразными отпрысками бегоний, пристолохий и орхидей, цветы которых спускаются над окнами и дверями, преграждая доступ жгучим лучам солнца и наполняя воздух ароматом. Между ними кружатся, суетятся птицы-мухи, жужжат шмели такой же почти величины, как и первые, и бесшумно порхают громадные бабочки, которые несравненно больше и тех и других. Из-за этих цветов и наполовину спущенных жалюзи выглядывают молодые девушки с темно-карими или черными глазами, с бледными мраморными лицами и волосами цвета воронова крыла. Большинство из них потомки латинской расы, но есть между ними и такие, у которых течет примесь африканской или индийской крови. Белокурые волосы и голубые глаза представляют собой исключение. Когда эти молодые леди проходят по улицам города, всякий мужчина, знакомый и незнакомый, считает своей обязанностью снять шляпу и отвесить им низкий поклон.

Таков-то был город, куда «Красавица Натчеза» доставила полковника Армстронга и его семью и откуда он намеревался ехать в Техас, где предполагал основать новую колонию. Молодой креол Дюпре, поглощенный любовью к Джесси, не упускал, однако, из виду и другой, практической стороны жизни. Возвратившись недавно из Франции, куда он ездил, чтобы посетить своих родных, принадлежащих к высшему кругу общества, он полон был самых честолюбивых планов. В Луизиане он был только плантатором среди плантаторов, тогда как в Техасе, где земля была сравнительно дешева, он надеялся устроить нечто вроде ленных владений. Встретив Армстронга и узнав о его планах колонизации, он решил немедленно привести в исполнение свои мечты, для чего ему прежде всего нужно было продать свои дома и земли в Луизиане. А что касается невольников, то он предполагал взять их с собой в Техас.

Неделю спустя после прибытия в Нечиточес он ликвидировал все свои дела в Луизиане и, за вычетом всех расходов, в руках у него оказалась крупная сумма в 20000 фунтов стерлингов. Суммы этой в то время было совершенно достаточно не только для покупки громадной территории, но она давала ему возможность исполнить свою мечту о ленных владениях, где в замке его должна была царить, как леди suzeraine chatelaine, его белокурая красавица.

Насколько весело проходили дни для младшей дочери Армстронга, настолько томительны и мрачны были они для старшей. Прошло больше недели со времени приезда в Нечиточес, и она все время оставалась одна. Любовь в большинстве случаев себялюбива; к одним она снисходительна, к другим жестока. Джесси не была бесчувственна к страданиям своей сестры; она, напротив, старалась при случае успокоить ее и убедить, чтобы она вырвала из сердца яд, отравляющий его. Веселая, счастливая, она не могла понять противоположного состояния и мало задумывалась о несчастье своей сестры. Она знала даже меньше того, что могла бы знать. Гордая старшая сестра скрывала свое горе, отклоняла всякое сочувствие и избегала говорить о прошлом. Младшая со своей стороны не спрашивала ее ни о чем, из боязни огорчить ее. Один только раз порадовала ее сестра своей откровенностью, когда рассказала ей о таинственном падении своем в воду. Случилось это сразу после происшествия, когда Елена только пришла в себя. Тайны здесь никакой не было. Лицо, виденное Еленой среди кипарисов, было плодом ее расстроенных нервов, а руки, протянувшиеся к ней, ничто иное, как сучья, которые зацепили ее, когда пароход шел мимо, и столкнули ее в воду.

Джесси совершенно успокоилась после этого объяснения: она была теперь уверена, что Елена не покушалась на самоубийство. Она надеялась, что сестра недолго будет сетовать о прошлом, что у нее скоро найдется другой возлюбленный, который будет ей верен, и она забудет измену первого. Заключение это Джесси сделала из того, что видела вокруг себя. Сестра ее приобрела здесь новых поклонников, среди которых были лучшие представители города: плантаторы, адвокаты, члены местного правительства, один член генерального конгресса и молодые офицеры из форта Джессупа, который находился выше по течению реки.

Нельзя сказать, чтобы Елена была безразлична к этим поклонникам — она прежде всего была женщиной, — но, как женщина, она в то же время не особенно дорожила ими и вместо того, чтобы чаще показываться в обществе, сидела большей частью у себя в комнате. Она редко бывала с сестрой и довольствовалась поэтому обществом своей служанки мулатки Джулии. Она тоже рассталась со своим возлюбленным, который остался в штате Миссисипи, где он каждый день, каждый час подвергался опасности лишиться жизни. Правда, Джуп находился пока в полной безопасности среди кипарисового болота, но она не знала, как долго продолжится это состояние. Она знала, что никогда не увидит его больше, если только его поймают, потому что его подвергнут тогда самому ужасному наказанию. Одной только надеждой жила она, что ее Джуп ловкий малый, что ему удастся бежать из того ужасного места и пробраться к ней.

Горе ее госпожи не было для нее тайной, а потому нет ничего удивительного, если она, увидя газеты из Натчеза, принесенные в отель с парохода, поспешила к своей госпоже. Джулия знала, что известие это не порадует последнюю, но инстинкт женщины подсказывал ей, что оно во всяком случае не будет тяжелее медленной переживаемой ее госпожой агонии. Войдя в комнату, она подала газету, говоря:

— Мисс Елена, вот газета из Натчеза. Она пришла с пароходом. Мне показалось, тут есть известие для вас… худое только.

Елена взяла газету. Руки ее дрожали, глаза искрились, горели гневом и ревностью… Рассматривая объявление о свадьбах, она каждую секунду ждала, что увидит имя Чарльза Кленси и креолки, имени которой она не знала. Кто же может описать ужас, охвативший ее душу, и выражение лица ее и широко раскрытых глаз, когда она прочла заглавие, напечатанное большим шрифтом: «Чарльз Кленси!»