Ласковый обманщик - Деверо Джуд - Страница 56

— Макси когда-то пела блюзы. Спой…

Улыбнувшись, Саманта запела блюз, который наигрывал старик, — «Блюз берега морского залива». Он заканчивался словами:

Твои уста полны обмана,

И лживой благодарности — ладонь…

На лице Джубели выразилось изумление, сменившееся затем удовольствием. Тем особым удовольствием, которое появляется у стариков, которые вновь видят что-то такое, что считали давно канувшим в Лету. На мгновение показалось, что он сейчас заплачет.

— Девочка, ты поешь совсем как она! — Джубели поудобнее устроился у рояля, его мартышечьи руки впились в клавиши. — А эту ты знаешь?

— «Блюз плакучей ивы», — тихо проговорила Саманта, услышав, как он подбирает мелодию. Казалось, вся сила, еще сохранившаяся в этом теле, сконцентрировалась в кончиках пальцев.

Саманта уже собиралась запеть, но в это время через окно донесся звук плачущей трубы. Звук ворвался, как привидение. Казалось, он лился из прошлого.

— Не бери в голову, — нетерпеливо произнес Джубели, — это всего лишь Орнет. Ты знакома с этой мелодией?

Саманта поняла, что речь идет о молодом человеке злобного вида, с которым они столкнулись на лестнице. И еще она поняла, что ее проверяют. Если этот молодой человек мог играть такую забытую мелодию, как «Блюз плакучей ивы», значит, он наверняка выучил ее из-за любви к подобной музыке, а не ради заработка. И, конечно же, он не верил в то, что она может исполнять блюзы.

Саманта открыла рот, и зазвучали слова старой песни о женщине, брошенной любимым…

Ах, я его любила,

Ласкала, целовала,

Готовила, стирала —

Старалась, угождала,

А он меня оставил все равно!

Ах, он меня оставил, мне жить одной придется!

Девчонки, как со мною, он с вами обойдется!

И «Блюз плакучей ивы» я пою…

Когда она кончила петь, Джубели не проронил ни слова, но, судя по выражению его лица, что исполнила она эту песню именно так, как надо. Весь его вид говорил: «Ты поешь точь-в-точь, как она».

Неожиданно, к удивлению обоих мужчин, Саманта подошла к окну и зло прокричала, как бы бросая вызов играющему на трубе:

— Ну, как я сдала экзамен, Орнет?!

Майк и Джубели рассмеялись. Смех последнего напоминал звуки, издаваемые старым дырявым аккордеоном.

— Такая же дерзкая, как она, — задыхаясь, проговорил старик. — Макси тоже ничего не боялась.

— Ну, чего-то ведь она боялась, — заметил Майк, — и мы хотим выяснить, что же это такое было.

Но Джубели так ничего и не рассказал им про Макси. Он продолжал играть на рояле, то и дело спрашивая Саманту, знает ли она эту песню, а знает ли вот эту, и повторял, что с того вечера, как Макси пропала, больше он ее не видел. Когда же Саманта спросила, есть ли у него какие-нибудь идеи по поводу того, почему же Макси пропала тем вечером, он буркнул, что никогда над этим не задумывался.

Человек дожил до ста одного года, а так и не научился убедительно врать, подумала Саманта. Она пыталась прикинуть, сколько же раз ей придется навещать этого старика, сколько исполнить песен из репертуара Бесси Смит, прежде чем он наконец расскажет ей все, что знает о Макси.

Прощаясь с Джубели, она поцеловала его в морщинистую щеку, предупредив, что, наверное, они скоро встретятся опять.

На лестничной площадке их поджидал тот же мальчик, чтобы проводить обратно; однако на этот раз их провожатый сделал достаточно неожиданную для Саманты вещь — он взял Майка за руку. Она и раньше обращала внимание, что к Майку инстинктивно льнут дети, но все же тут было что-то странное. И лишь когда они выходили и Майк попытался незаметно что-то сунуть себе в карман, Саманта сообразила, что ребенок передал ему записку. Наверное, от Орнета. Но что бы это ни было, он наверняка будет держать в секрете ее содержание.

Пока они добирались домой, она старательно делала вид, что понятия не имеет о записке, ограничившись невинным замечанием:

— Орнет… Кажется, я где-то слышала это имя.

— Орнет Колман. Саксофонист, — пояснил Майк, глядя в окно машины.

Когда они вернулись домой, он тут же исчез в спальне. Конечно, для того, чтобы изучить секретную записку, решила Саманта. Наконец он вышел, одетый в шорты и майку, с воскресным приложением к газете «Нью-Йорк таймс» под мышкой. Они сели обедать в саду (как обычно, заказав еду по телефону). Оба уткнулись в газеты. После обеда пересели в кресла, Майк по-прежнему читал газету, скрупулезно изучая финансовый раздел, а Саманта поставила на колени мини-компьютер и пыталась зафиксировать все известные ей факты о Макси.

Фактов было не так уж много. Макси была влюблена, а, может, и нет, в двоих мужчин или в троих, если считать Кэла. Но сколько бы там их ни было, в конце концов она бросила всех. Куда же она уехала и зачем?

Каждые несколько минут Саманта вскакивала с кресла и, бормоча что-то таинственное типа «мне нужна другая дискетка», исчезала в доме, где тут же приступала к поискам таинственной записки, пытаясь не затягивать время, чтобы Майк ничего не заподозрил. Она обыскала одежду, в которой он был с утра, просмотрела все ящички в гостевой спальне, куда он ушел сразу после приезда, даже проверила ботинки.

Лишь на шестой своей «вылазке» в дом она посмела заглянуть к нему в бумажник. Ей это казалось самым злостным нарушением закона о частной собственности, и она все медлила, не решаясь взять бумажник с полки. Но уж когда взяла, то обследовала его от и до. Там были три кредитные карточки — все «золотые» — и тысяча двести долларов наличными. От такой суммы у нее даже перехватило дыхание. Больше в бумажнике ничего не было — никаких записей с телефонными номерами или со счетами. Хотя, подумала Саманта, человек, который умеет так перемножать цифры, наверное, может с легкостью запомнить номер телефона.

Уже собираясь положить бумажник на место, она вспомнила, что у ее отца был бумажник с «секретом» — с потайным отделением, в котором он ей разрешал рыться. Саманта тут же пустилась на поиски и вскоре действительно обнаружила такой же «секрет» и вытащила из него квадратик плотной бумаги.

Тут ей просто стало дурно: это оказалась ее собственная фотография, сделанная в пятом классе. Что это: подарок Майку от ее отца или он взял фотографию из ее комнаты в их луисвиллском доме, когда там останавливался? Почему он ее носит в бумажнике?

Чувствуя себя виноватой, она хотела убрать фото обратно в тайничок, но что-то мешало — без сомнения, записка была там.

«Нельсон… бар „Педди“ в Вилледж… Понедельник. Восемь…»

Со скоростью света Саманта умудрилась запихнуть все назад, положить бумажник на место, вернуться в сад и плюхнуться в кресло рядом с Майком. Любопытство не давало ей покоя и, посидев тихонько парочку минут, она спросила, какой телефонный номер у его отца. Не отрываясь от газеты, Майк назвал номер.

— А у твоего старшего брата?

— Тебе домашний, или радиотелефона в машине, или служебный в Колорадо, или в Нью-Йорке… или на даче в горах?

— Все…

Майк отложил газету и взглянул на Саманту.

— Это что — проверка?

— Номер моей карточки социального страхования?

Хитро улыбаясь, он ответил.

— Может, ты знаешь и номер моего текущего счета в банке?

Снова взявшись за газету, он произнес многозначный номер. Затем назвал ее секретный пароль для получения из автомата наличных денег при помощи кредитных карточек. Однако так и не сказал, откуда узнал его.

— Номер Ванессы?

— Вот тут ты меня поймала. Не уверен, что вообще когда-нибудь знал ее телефон.

Конечно же, он врал, но когда Саманта перевела взгляд с него на дисплей компьютера, то довольно улыбнулась.

В три часа она покинула сад и ушла на кухню. Там она начала громыхать дверцами шкафов, что-то разыскивая.

Привлеченный шумом на кухне, Майк поднялся посмотреть. Он застал Саманту сидящей на полу среди кастрюлек и банок. Вид у нее был потерянный.