Тропа до звезд (СИ) - Лепехин Александр Иннокентьевич - Страница 42

Саймон снова вспомнил Семейный совет. Именно там, облекаясь в четкие формулировки, вслух звучало все то, что до начала официальной процедуры существовало лишь на уровне мнений и намеков. И когда замолкал последний голос, имеющий вес в совете, все взгляды оборачивались в одну сторону. В сторону главы Семьи.

Сейчас все смотрели на Саймона.

Молчание затягивалось. Лоцман поерзал на табурете, сплел пальцы, передернул плечами. В голове почему-то крутилось назойливое: «Не ешь меня, Лисонька, я тебе песенку спою…»

— Я… — он откашлялся, взял более уверенную ноту. — Я не знаю, как быть. Я еще никогда не оказывался в подобных ситуациях. Правда. Все мое пресловутое воспитание, весь мой закулисный опыт, классическое, мать его, образование — бесполезны. Может, ты все-таки…

— Нет, Апостол, — подняв руки, Микко улыбался тепло, но непреклонно. — Как я уже сказал: ты командуешь. У меня есть должок перед Анжело, и есть намерение его отдать. У тебя, как я понимаю, тоже. А теперь, выходит, всплыло и кое-что помимо личных счетов. Значит, нам тем более суждено свидеться с господином Оосавой: чую чем-то задним, без Четвертого комитета здесь не обошлось — не могло обойтись.

Но что именно нам предстоит сделать, решаешь ты. И если для этого «Фогелям» потребуется «спеть» [1]— я только возьму под козырек и уточню, где и с кем.

Колени у Саймона вибрировали, и он возблагодарил всех святых покровителей астронавтики, что все еще сидит. Сделав несколько резких глубоких вдохов и медленных, долгих выдохов, лоцман позволил себе легкомысленную ухмылку. На самом деле ощущение, что уши и скулы у него горят, никуда не делось, но тут уж выбирать было не из чего.

— Хорошо. Отлично. Значит, армия у меня есть. Осталось договориться с флотом. Сущая ерунда.

В каюте грохнуло от хохота. Даже распластанный по койке Сергей вливал еле слышные ноты во всеобщее веселье. Саймон тем временем вернул сенсоры помещения в сеть. Магда, явно заинтригованная внезапно возникшим фидом, заглянула в распахнувшуюся дверь.

— Да, уже иду, — кивнул ей лоцман. Украдкой пощупал коленки, убедился, что не дрожат, и встал. Пожал руку поднявшемуся Микко, попрощался с остальными разведчиками, махнул Андрею. — Ла Лоба ждет?

— А ты становишься проницательным, — подмигнула девушка. — У нас там новости по твоей части.

— У меня тоже, — Саймон подмигнул в ответ и перешагнул порог. — Пойдем, что ли. Обменяемся.

[1] Фогельзанг, Vogelsang — «пение птиц» (нем.)

Часть 2. Глава 12

Конечно же, помимо Семейных советов и дебатов в Профсоюзе существовал еще один уровень принятия решений. Не выпячивая себя, не привлекая внимания, ни на чем не настаивая и не пытаясь перетянуть рычаги власти в сторону личной выгоды, почти в каждой Семье тихо работала группа людей, руководитель которой имел право давать советы непосредственно главе. Порой такого человека в шутку называли «консильери», отдавая дань известному роману Марио Пьюзо. У Фишеров роль «консильери» исполнял Кирилл Мягков.

Как прямой наследник, Саймон обладал правом присутствовать на беседах отца и Кирилла. Поначалу он не видел в этом смысла — как и во многом в Семейной иерархии. Он зевал, слушая о хитрых отлаженных механизмах контроля, о сдержках, противовесах, уступках и компромиссах — обо всем этом управляемом хаосе большой лоцманской игры. Теперь же приходилось с боем выцарапывать у собственной памяти все те многоуровневые доводы, риторические приемы и даже выражения лица, к которым прибегал «серый кардинал» Мягков.

Ворона, подобранная рачительным крестьянином из старого анекдота, оказалась вполне живой. «При-и-игоди-и-илась».

Рабочий кабинет Ла Лобы, которому с трудом подходил его статус, отлично подходил самой своей владелице. Неширокая, вытянутая вдоль основной оси «Группера» каюта, противоперегрузочный ложемент в углу, дверь в санблок. Стол с голопроектором стратегического ИИ — проще и старше, чем в катере у Оосавы, но все еще довольно серьезный. Только над ложементом висел прямоугольник черно-белого пластика, разбивавший лаконичный ритм интерьера. Кажется, плоская фотография — либо старинная, либо под старину. Приглядываться Саймон счел невежливым.

Моди устроился немного сбоку. Он поймал табурет, вылезший из стены, и тут же вольготно на нем откинулся, скрестив длинные ноги — мол, я здесь лишь гость, но частый. Ла Лоба стала с торца стола, слегка нависая над проекцией чего-то технического. Лоцман вежливо сел напротив.

— Ты поговорил со своими, — в голосе не звучало вопроса. — Они живы, целы, мы оказываем медпомощь. Это правильно: мы, напомню, не палачи.

— Я уже слышал, — кивнул Саймон, выбирая тон помягче и понейтральнее. — Теперь я еще и убедился. Искренне спасибо. Эти люди в зоне моей ответственности, как лоцмана. А пару минут назад к тому же перешли под мое, как представителя Четвертого комитета ООН, командование.

Лицо господина Джахо Ба дрогнуло. Он сменил позу и подался вперед.

— Значит ли это…

— Позже, — оборвать пройдоху и не получить удовольствие в процессе оказалось сложно. — Сейчас у меня очень важный вопрос. К вам обоим.

Капитанша кивнула. Похоже, она ждала и догадывалась. Моди решил не рисковать и повернул голову вполоборота, беззастенчиво изучая черно-белое фото.

— В процессе атаки на мое судно Фогельзанг применил неизвестный подавитель способностей лоцмана, — канцелярские обороты задавали темп. — Позже аналогичные средства использовали на иных маршрутах. Не спорю, тактика оказалась эффективной: вы бы видели отчеты Второго комитета… Экономика Систем получила серьезный пинок — не по шарам, но вполне по заднице.

Вопрос же мой таков: чья это была гениальная идея?

Ни одной нотки угрозы, никакого давления. Саймон старательно копировал тусклые благожелательные интонации Мягкова, надеясь, что это удается ему хотя бы вполовину. И похоже, работало: «пираты» начали переглядываться, словно нашкодившие подростки.

Впрочем, Ла Лоба быстро пришла в себя. Встряхнувшись, подобно обрызганной автополивом кошке, она закусила угол губы, хмыкнула и подняла бровь — ту, что со шрамом.

— В следующий раз никаких Фишеров в моем плену… Но вопрос требует ответа. Идея действительно вышла спорная. Мы прорабатывали ее не меньше месяца. Только взвесив все за и против, опробовав на собственном корабле и убедившись, что даже в самом крайнем случае до самого крайнего случая не дойдет, я дала добро. Хотя, строго говоря, все, что приносит Бернар, следует брать рукой в кольчужной перчатке…

Сбоку раздался невнятный звук. Изящная фигура в оранжевом отчаянно махала фиолетовыми рукавами, пытаясь ухватиться за гладкую стену и не сверзиться с табурета. Зрелище вышло комичным; Саймону пришлось быстро и резко договариваться с каждой мимической мышцей, чтобы не выдать себя.

— «Бернар приносит», значит?! — в голосе Моди звучали неподдельные эмоции. Казалось, он дал им волю впервые, и теперь не мог взять обратно под контроль. — Конечно, Бернар, кто же еще?! Тебе мало было моего публичного унижения, Сперанца, теперь ты устраиваешь приватный показ? Слушайте ее, господин Фишер, слушайте! Вот так наш пламенный и бескорыстный лидер очерняет людей под своим флагом: в одно слово, без сомнений и колебаний!

— Я не люблю комедии, — Ла Лоба нахмурилась. — И пустой болтовни тоже не люблю. В чем я не права?

— Да во всем! — взвыл обретший наконец равновесие Моди. — Ко мне приходит один из твоих putos и говорит, мол, а прикольно было бы этих лоцманов пощипать за перья. А как их пощиплешь, возражаю я, ежели эти majmok прыгают выше, чем мы ползаем? Не сливай охладитель, Моди, продолжает этот cabron, у Ла Лобы есть пара умников. Собрали такую штуку, что жахнет по темечку любому прыгуну. Ты, главное, поддержи на сходке, дай понять, что в деле. Работа предстоит тонкая, нам без твоих связей полный ноль. В накладе, ясен тритий, не останешься. Ну, я поприкидывал — и пошел. А оказалось — понес. Так, что ли?