Игра Ловца (СИ) - Каминский Андрей Игоревич - Страница 41

Позже Саломея и дивная красавица с бездонными черными очами, стояли на ступенях Звездной Септы, озирая простершийся перед ними город. Рука Саломеи обнимала талию новой подруги, играя с кончиком толстой черной косы, касавшимся голых ягодиц, упругих, словно спелые яблочки.

— Добро пожаловать в Старомест, — злорадно улыбнулась Саломея, — похоже, этот город еще не испил до конца всю чашу своего страха.

Вторая ведьма расхохоталась и, повернув голову, смачно поцеловала Саломею в губы.

Змей

С шелестом раздвинулись колючие ветви и из кустарника выскочило уродливое существо, покрытое грязно-желтой шерстью. Размером с крысу, на крысу оно и походило, если не считать тонкого хоботка которым заканчивалась острая мордочка. Челюсти с мелкими, но острыми зубами, с хрустом разгрызли панцирь черного скорпиона. Настороженно зыркая глазами-бусинками, песчаная землеройка устремилась к текущей неподалеку широкой реке, чьи желтоватые воды источали серный запах. Лишь эта вода могла заглушить вкус скорпионьего яда, поэтому животное, дожевав последний кусок, торопливо засунуло хоботок в воду. Слишком поздно землеройка увидело движение сбоку, но сделать ничего не успело: мокрый песок у берега словно взорвался и зубастая пасть ухватила истошно заверещавшего зверька. Пучеглазая не то рыба, не то жаба, со скользкой бородавчатой кожей, приподнявшись на плавниках, напоминавших перепончатые лапы, торопливо заглатывала свою добычу. Увлекшись трапезой, мерзкая тварь, пропустила тот момент, как из охотника превратилась в добычу: в воздухе что-то свистнуло и рыба забилась на берегу, пронзенная зазубренной острогой. Из-за кустов вышел человек в просторном халате, идеально слившимся с цветом песка. Лицо его прикрывало несколько слоев ткани, оставив открытыми лишь живые темные глаза. Подойдя к берегу, рыболов поднял за хвост убитую тварь и уже хотел отойти от реки, когда что-то привлекло его внимание. Прищурившись, он напряженно вглядывался в мутные воды, плещущиеся возле темного предмета, увязшего в прибрежном иле.

— Значит нашли на берегу? — Хармен Уллер задумчиво поскреб рукой костистый подбородок. Поправил шелковый халат, окрашенный в черно-желтые цвета, усаживаясь поудобнее на троне вырубленном в глыбе песчаника и вопросительно посмотрел на стоявших перед ним рыцарей.

— Именно так, ваша светлость, — сказал один из вассалов — смуглый, как и все песчаные дорнийцы, в цветастых развевавшихся одеждах, под которыми угадывались доспехи. Так же выглядел и второй рыцарь застывший возле странного черного предмета на полу.

— Рыбак нашел это в Серноводой, — продолжал тот, кто начал говорить с лордом, — хотел припрятать, думал, что внутри что-то ценное. Но не смог донести до дому в одиночку, позвал брата, а тот проболтался. Слово за слово дело дошло и досюда. Рыбаку дали двести плетей, а чашу доставили в Адов Холм. К несчастью пока ее таскали туда-сюда, эти медные оковы несколько разболтались, но клянусь честью милорд…

— Ладно, я понял, — махнул рукой Уллер, — оставьте меня.

Оба рыцаря коротко поклонились и вышли из Чертога. Когда за ними закрылась дверь, Уллер спустился с трона и, по-старчески шаркая, подошел к принесенному ими предмету. Выглядел он странно — некий сосуд из черного металла, напоминающего медь, высотой в четыре фута и около трех футов в поперечнике. Массивную крышку покрывали странные знаки, не похожие ни на одно письмо, известное Хармену Уллеру. По бокам сосуд стягивали медные прутья и впрямь изрядно расшатанные.

Вещь выглядела невероятно древней — даже Уллер, отнюдь не знаток, как-то понял, что она равна по возрасту Адову Холму. Это было странно, поскольку все родовые предания Уллеров говорили о том, что их предки-андалы были первыми людьми, появившимися на берегах Серноводной, дабы возвести тут свою зловещую смрадную крепость. И до сих пор Уллер не слышал, чтобы здесь находили более ранние следы человека.

Он обошел вокруг странного сосуда, слегка потыкал его носком сапога, потом стукнул рукояткой меча. Сосуд отозвался негромким звоном — эта штука явно была полой, но не пустой! Может и не зря незадачливый рыбак пытался утаить это от своего лорда. Вряд ли кто-то стал столь тщательно закупоривать какую-то безделицу — наверняка внутри спрятано что-то ценное. Ну да, вот и изображение короны на крышке — может что-то осталось от собственных предков Уллера? У Адова Холма хватает тайн, жутких и темных, как и вся его история. В подземельях замка, столь глубоких, что они оказались в состоянии укрыть Уллеров от драконов Таргариенов, по сей день хранятся секреты, способные в очередной раз потрясти весь Вестерос. Жалко что только вот сокровищ там нет — Уллеры, выстоявшие перед Эйгоном-Завоевателем, не смогли противостоять новым завоевателям, еще более жадным и могущественным. Хармен Уллер некогда поддержал Элларию Сэнд, свою незаконнорожденную дочь, когда она свергла слабохарактерного Дорана Мартелла и стала править Дорном, вместе с дочерями Оберина. Когда она погибла в Королевской Гавани лорды сплотились вокруг нового принца, выбранного из боковой ветви Мартелов — и снова Уллеры поддержали его против самозваной Императрицы и ее прислужницы-ведьмы. Тогда им пришлось испить чашу унижения дотла — и Хармен Уллер, вместе с остальными лордами, преклонял колено перед Серсеей Ланнистер, от чьего имени в Дорне орудовали Диктатор, король-пират с Железных Островов и назначенный Хранителем Юга выскочка-наемник.

Дорн восставал еще раз — когда подросли дочери Оберина Мартелла и старшая из них, Элия, объявила себя Принцессой Дорна. Диктатор к тому времени сгинула неведомо куда, но Солнечном Копье еще стояла черная статуя полная губительной злобы. Дорнийцы побоялись ее уничтожить, опасаясь слухов о проклятии и тогда Хармен Уллер, как и впредь присягнув Мартеллам, запрятал статую поглубже в подвалах своего замка. Но Бронн Черноводный связался с новой ведьмой и Южная Армия обрушилась на Дорн. Вновь пустыня истекла кровью, вновь огонь, железо и черная магия истязали страну, а колдовские соглядатаи проникали в самые потаенные убежища. Два сына Хармена, укрывшиеся вместе с ним в подземельях были растерзаны черным демоном, похожим на огромную обезьяну с головой пса. Демона убила дочь Хармена Майя — но и она же, вопреки воле главы дома, открыла врата Адова Холма.

— Твоя верность Мартеллам не принесла нам ничего, кроме огня и крови, — бросила она в лицо разгневанному отцу, — еще одна такая война — и Дорном будут владеть лишь змеи и землеройки.

Хармен проглотил это — после смерти сыновей Майя осталась единственной наследницей Адова Холма. Победители сохранили Уллеру титул, но взяли его дочь в заложницы — точнее в «ученицы» ведьмы — жены Бронна. С тех пор Хармен не видел дочь, но до него доходили слухи, что Майя Уллер стала верной сподвижницей Саломеи.

Кроме дочери Бронн и Саломея взяли с Уллера огромный выкуп — за жизнь и титул, после чего Хармен остался почти без средств, если не считать скудных деревень, живущих разведением коз и рыбной ловлей, да глиняного карьера в Плюющихся Холмах, откуда вытекала Серноводная. Именно поэтому Уллер с такой готовностью вцепился в неведомую чашу — немного золотишка и пригоршня-другая драгоценных камней не будут лишними обнищавшему лорду.

Он снял с пояса меч и, просунув рукоять под отставшую медную пластину принялся осторожно расшатывать ее. Его старания увенчались успехом — скоро медь с жалобным скрипом поддалась, соскальзывая с крышки. Дальше дело пошло быстрее — воодушевленный Хармен один за другим бросал на пол покореженные куски меди. Скоро путы были сняты и лорд, с некоторым волнением, взялся за крышку сосуда. Вблизи он смог лучше разглядеть вырезанный на нем символ — то, что он принял поначалу за корону, оказалось изображением змеи, кусающей себя за хвост.

Странный сосуд вдруг дрогнул под руками Хармена, а в следующий миг нечто со страшной силой сорвало крышку, со звоном упавшую на пол. Лорд Уллер отскочил, с руганью хватаясь за меч, когда из чаши вдруг взвилось нечто длинное, поблескивающее черной чешуей в свете закрепленных на стенах факелов.