Невеста в жертву (СИ) - Полынь Кира Евгеневна - Страница 5

— Левайнын ши! Левайнын ши!

Дабы заткнуть меня, рот накрыли ладонью и вновь толкнулись, больно растягивая сухую кожу промежности.

— Хватит! Хватит! — Зло шептал мужчина, пытаясь все же проникнуть в меня. — Хватит ерзать!

— Фуфти! — Провыла ему в ладонь, и закричала от очередного неприятного толчка.

— Надоело! — Вскочил с постели, отпуская меня и как был, с распущенным поясом, из которого гордо торчала возбужденная плоть, вышел, хлопнув дверью.

Оставшись в одиночестве, я замоталась в одеяло, трясясь как заяц.

Приложила ладонь к промежности и зашипела. Кожу саднило, и мышцы всего тела выли от напряжения.

Второй раз.

Второй раз мне удалось избежать близости с этим…. Мужчиной.

Я так и не поняла, кто он, бог или человек, демон или что похуже. Понятно только одно — я ему определенно не нравлюсь.

Не удивительно.

Если верить его словам о бессмертии, то привязка к человеческой девушке, худшее, что можно придумать. Ощущать ее боль, страх, делить поровну все ощущения, особенно плохие. Не знаю, насколько сильно он ощущал меня, но я надеялась, что максимально.

Это единственное, что могло дать мне хоть немного времени, чтобы успокоиться и решить, как быть дальше.

Дверь открылась, и страж, все тот же прозрачный фантом, вплыл в комнату, приближаясь к моей постели. Помолившись всем богам в очередной раз, я ждала подвоха, очередного толчка или перевода в другую камеру. Но он только поставил передо мной тарелку с ароматно пахнущим мясом и тушеными овощами, и, развернувшись, покинул камеру, плотно закрывая дверь на замок, лязг которого ударил по ушам как гром.

Желудок жалобно застонал и глаза сами собой вернулись к тарелке.

Есть хочется. Сильно. До сосущих спазмов в животе.

Принюхавшись, взяла тарелку за край и придвинула ближе, рассматривая слишком аппетитную еду, перед собой.

Только маленький кусочек…

Стоило сжать губами крохотный щепок мяса, вымокшего в соусе, как я блаженно застонала от удовольствия. Чертовски вкусно. Просто ужасно.

Один за другим я погружала их в рот, поражаясь мягкости и сочности мяса, которое даже жевать практически не надо было, не замечая, как овощи последовали следом, вместе с куском мягкого хлеба. Только когда тарелка опустела, я поняла, что съела все до крошки и облизала края.

Честно признаться, это было самое вкусное, что я, когда-либо пробовала, и продать за такое душу — не жалко.

— Эй? — Поднявшись и замотавшись одеялом как накидкой, я на цыпочках подкралась к двери, держа в руках, пустую посудину. — Я все съела. Спасибо.

Ответа нет.

А чего я еще могла ждать? Что сейчас, радушно улыбаясь, кто-то войдет и примет мою благодарность, забирая тарелку из рук и предлагая прогуляться после плотного обеда?

Или завтрака. Или ужина.

Который сейчас час?

Под землей время теряет границы, и обозначить их невозможно. Может быть, на поверхности светит солнце, а может, уже взошла луна, только вот мне не увидеть ни того, ни другого, и от этого сердце сжалось от тоски.

Сколько я здесь? Час? День? Месяц? Или вечность?

Дверь вновь открылась и уже знакомый, и почти родной призрак подошел к постели, и опустив на нее стопку вещей, взглянул на меня и оскалил рот, демонстрируя острые длинные зубы.

Впечатлило. Да так, что я резко протянула тарелку, которая растворилась тут же, от одного его взгляда, так, как будто и не было.

Взмахнул рукой, заставляя меня вздрогнуть, ясно намекнул на то, чтобы я оделась, и в полном молчании удалился, прекратив показывать мне свою чудовищную пасть.

Он был прав.

В одеяле на голое тело я чувствовала себя мягко сказать некомфортно, и стоило ему уйти, вновь шумно закрывая замок, я бросилась к вещам, рассматривая чудаковатую одежду, но из очень хорошей ткани и с дорогим декорированием.

Узкие брючки, идеально подошедшие по размеру, свободная бордовая рубашка изо льна, приталенная и с вышивкой золотыми нитками, которая напоминала мне ветви деревьев, танцующих на ветру. И еще длинный кожаный жилет с широким поясом, который приятно грел спину.

Только вот ноги так и остались босые и, продолжая стоять на холодном полу, я разочарованно поджала пальчики.

— Шшшш…. — Раздалось за спиной, и, обернувшись на звук, я вновь увидела стража, стоящего в открытом проеме, только теперь он выглядел немного иначе.

Странная мохнатая шапка на голове исчезла и ее заменила такая же непонятная треуголка, лежащая строго по центру.

— Шшшшш…. — Вновь зашипело создание и отошло, будто приглашая меня выйти, что я и сделала. Хоть и опасливо.

Все те же коридоры сплошной полосой.

Интересно, здесь есть хотя бы что-то, что хоть немного отличается от всего этого однообразия и отчуждения? Или все подземелье состоит только из темных коридоров и маленьких комнат, из которых нет шанса выбраться без позволения хозяина?

Призрак поплыл вперед, и я послушно двинулась за ним, осматриваясь, но вскоре мне это надоело. Нечего здесь смотреть. Стены, пол, да пыль всюду. Спертый воздух, практически непроницаемая темнота, которую разгонял только факел в руке у моего провожатого.

Остановившись у такой же двери, как и все, он открыл ее, приглашая меня войти, и отошел в сторону, чуть поклонившись. Вежливо.

Я даже немного обрадовалась. Первое приятное впечатление за все время, что я здесь, кроме еды, конечно. Она была восхитительна, лучшее, что я ела в своей жизни.

— Шшшш… — Поторопил призрак, и я заглянула в зал, из которого послышалась музыка.

Легкая мелодия, такая, какую обычно напевают детям перед темной ночью, чтобы дать им понять — они не одни. Она звучало громко, но нежно, эхом разлетаясь по просторному помещению, скудно обставленному мебелью.

Первое что я увидела — длинный стол, накрытый на двоих по разные стороны, несколько картин, стоящих прямо на полу и прикрытых полотном ткани и кресло напротив камина, в котором ярко и маняще горел огонь.

Сразу же захотелось подойти к нему и вытянуть околевшие ноги в надежде на обогрев.

Только дернувшись в сторону, я поняла, что дверь за спиной уже закрыта, и бежать мне не куда, от мужчины, что поднялся из кресла.

Глава 4

— Д-добрый вечер. — Он взглянул на меня презрительно, окатывая волной пренебрежения, и верхняя губа немного изогнулась.

— Садись.

Послушно, словно болванчик, я пошла навстречу своему тюремщику и опустилась на галантно подставленный стул, смотря ровно перед собой и опасаясь поднять глаза.

Он как-то дергано, широко шагая, направился к другому концу стола и резко сел, опуская тяжелые руки перед собой.

Постукивая сжатой в руке вилкой о стол, он молча сверлил меня взглядом, о чем-то думая, и закинув ногу на ногу, откинулся на спинку стула, отпуская столовый прибор и складывая руки на груди.

— Мне скучно.

— Сочувствую. — Буркнула себе под нос, не решаясь протянуть руку к аппетитной булочке с помадкой, лежащей в корзинке передо мной.

— Станцуй для меня. — Удивленно подняла на него глаза, не веря в то, что услышала. — Ну? Танцуй. — Повелительно махнул рукой, чтобы я поднялась со своего места.

— Я не умею танцевать.

— Меня это мало волнует. — Щелкнул пальцами, и мое тело само выпрямилось как палка прямо, больно врезаясь верхней стороной бедра о край стола, так, что посуда жалобно звякнула. — Ко мне, смертная.

Улыбка озарила его губы, и у меня мурашки вновь побежали по коже, от того, что мое тело меня не слушается, и я покорно прошагав вдоль стола, встаю рядом с ним, вздрагивая от того, как он развернулся на стуле, лицом ко мне и широко расставил ноги.

— Танцуй.

Тело само начало двигаться под какой-то только ему известный ритм, призывно покачивая бедрами и плавно водя плечами, будто умоляя рассмотреть его подробнее, откровеннее.

— Эротичнее, смертная. — Новый щелчок пальцами, и я уже снимаю с себя жилет, игриво бросая его прямо в руки мужчине, и тянусь к завязкам на вороте рубашки, медленно их растягивая.