Беременная от моего друга (СИ) - Джокер Ольга - Страница 40

— Альбин, я перезвоню, как только улажу некоторые вопросы, — произношу, когда вижу Орлова на крыльце ресторана.

Увидев меня он размеренной вальяжной походкой направляется в мою сторону. В руках зажат мобильный. Кажется, он только что вел с кем-то переговоры. Взгляд нахмуренный и серьезный.

— Поговорил с подругой Сони. Припугнул, надавил, — начинает Орлов. — Ты прости, Громов, я был не прав. Анька, подружка моей дочери, в тот день тоже была в клубе. Они вместе ехали с тобой и охранником. Анька сказала, что ничего между вами с дочкой не было, потому что ты был без памяти. Почему без памяти? Она не знает, но судя по анализу крови, есть повод дочери не верить.

Орлов тянется к карману пиджака, нащупывает в нем пачку. Достает «Мальборо» и чиркает зажигалкой, выпуская сизый дым в воздух. Делает одну затяжку, другую.

— Избаловал, упустил. Перешла грани Сонька, как ни крути. В монастырь её отправить или к бабке в Калугу? Заграница это лишнее, наверное.

В последнее время мне, черт возьми, мало кто верит. Ни он, ни Альбина. Словно у меня на лице написано, что я как, никто другой, способен на подлость.

Ничего не отвечаю, потому что моя голова забита сейчас другими планами. Я рад, конечно, что Орлов мне поверил, но у меня всё ещё остались нерешенные вопросы с другим моим давним товарищем.

— Извинения приняты, Алексеевич, — открываю дверцу своего автомобиля и сажусь за руль. — Я бы ещё поболтал с тобой, но мне пора ехать.

Орлов не спешит уходить. Тяжело дышит, подходит к машине и не дает закрыть мне дверцу.

— Ты сейчас куда направляешься, Громов?

— Проведать старого друга.

— Игнашева?

Киваю в ответ.

— Поедем-ка вместе. Настроение что-то паршивое.

— Не прекращай рыть, — Орлов держит пистолет прицеленным к голове Романа и для большего эффекта прикрикивает на него.

На улице темным-темно, но яркий свет фонарика, который держит в руках один из амбалов Дмитрия Алексеевича попадает прямо на Игнашева. Его лицо ещё не совсем зажило после нашей потасовки: под глазами синяки и кровоподтёки, но это сейчас неважно, когда он собственными руками роет себе могилу.

Я пытаюсь пробудить в себе те чувства, что испытывал к нему раньше. Прокручиваю фрагменты из прошлого, где мы горой стояли друг за друга. Где дрались против всех до победного и назывались братьями. Где вместе учились, прогуливали, пили, тусили. Где он присутствовал на моей свадьбе, где утешал меня, когда не стало дочери.

Пытаюсь понять и поймать тот момент, где случился прокол? В какой момент Роман стал тем самым чужаком, который сейчас находится по пояс в грязи и смотрит на меня исподлобья, ненавидящим и затравленным взглядом.

— Глубже, Рома. Глубже. А то вдруг не поместишься, — продолжает командовать Орлов.

Это не впервые, когда Дмитрий Алексеевич устраивает такого рода разборки. В девяностых и не такое проворачивал, устраняя конкурентов. Под алкоголь и разговоры один на один он забавные вещи рассказывал. Можно сказать, что Роме ещё повезло и никакие садисткие методы к нему не применялись.

— Громов, сука, скажи хоть что-нибудь! — не выдерживает Игнашев. — Неужели похоронишь вот так по-собачьи? Неужели забудешь то, как дружили?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Его голос в лесной тишине звучит особенно нервно. Он словно загнанный в ловушку зверь пытается ухватиться за любую соломинку, чтобы спасти свою поганую задницу от мщения. А мне хочется мстить. Несмотря на то, что раньше нас связывала не только ненависть, но и дружба. Её я давно по отношению к нему похоронил.

— Ты меньше базарь, Рома. Больше работай. Авось к полуночи расквитаемся с тобой, — нагнетает обстановку Орлов.

Когда яма вырыта ему по плечи, Дмитрий Алексеевич просит остановиться. Ромка бросает лопату себе под ноги и истерично смеется. Понимает, что конец его близок и только чудо спасёт его от смерти.

Он отец моего ребёнка, Илья.

Перед глазами всплывает встревоженное лицо Альбины. Она не приемлет насилия в любом его виде, даже за драку тогда разозлилась. Я думаю о том, как буду смотреть ей и дочери в глаза, особенно когда она начнёт расти и будет хоть немного, но походить на Игнашева. Вика не виновата в том, что её отец моральный урод и наворотил такого, что его удушить сейчас хочется. И о случившемся обязательно узнает Альбина. Из сводки новостей в местной газете, из телевизора. Сопоставит, поймет, догадается. Но простит ли?

— Закончили, — произношу, когда замечаю, как с лица Игнашева стекает несколько капель пота, несмотря на нулевую температуру на улице.

— Мы же только начали, Громов, — произносит удивленно Дмитрий Алексеевич.

— Я говорю, что закончили. По домам поехали. Дальше пусть сам выбирается.



Глава 44.

Илья.

— Привет, — Альбина открывает дверь в свою квартиру и сторонится, пропуская меня внутрь.

В комнатах не горит свет, на часах перевалило за полночь, поэтому её дочь наверняка уже спит. Перешагиваю порог квартиры, снимаю с себя верхнюю одежду и ботинки и прохожу в гостиную, где слабо горит ночник.

Судя по сладкому попкорну в высокой тарелке и баночке газированного напитка Альбина не спала. На экране мелькает какая-то сериальная мелодрама, но звук телевизора прикручен до минимума.

— Ужинать будешь? — спрашивает, одергивая вниз короткое платье.

Она всё ещё чувствует себя рядом со мной неуютно. Закрывается руками, обхватывая себя за плечи и как-то слишком отстраненно смотрит, словно не мне признавалась в любви прошлой ночью.

— Не голоден, — отрицательно мотаю головой. — Иди ко мне, Кудряшова. Я не кусаюсь.

Опускаюсь на мягкий диван перед телевизором, несколько раз хлопаю по бархатной обивке и замечаю её неуверенные шаги ко мне. После сложного дня меня, честно говоря, напрягает вся эта ситуация.

— Я встречался с Романом, — произношу, всматриваясь в черты её лица.

Альбина по-прежнему не приближается ко мне. Сидит будто в стороне. Словно мы опять чужие. Бывшие.

Не уточняю при каких обстоятельствах мы встретились с другом. Не упоминаю и то, как я заталкивал орущего на всю округу Романа в машину, как вывозил в лес, как вместе с Орловым заставлял себе яму рыть. Альбина, как любая девушка, слишком впечатлительна для таких вещей. Пусть Игнашев будет хоть сто раз неправ, но она считает насилие самым последним способом решения проблем.

— И что он? — удивленно спрашивает Кудряшова.

— Больше не тронет тебя, вот увидишь.

— Он так и сказал? — уточняет.

— Почти. Я чертовски устал, малыш. Давай я позже тебе расскажу, о чем мы с ним говорили.

Кудряшова не шевелится. Бросает на меня короткие взгляды и боится приблизиться. Притягиваю её за руку к себе, вдыхаю запах бананового геля для душа и мятной зубной пасты. Наверное, я слишком устал быть для неё на эпизодических ролях, желая заполучить её себе всю и сразу.

— Альбин, как насчёт переехать в Питер? Раз работа тебя здесь не держит, так было бы проще для нас всех.

Между нами воцаряется долгая пауза. Альбина тяжело дышит мне в грудь, а затем отстраняется и поднимается с места.

— Я не думаю, что это будет правильно, — отвечает негромко и как обычно неуверенно. — Здесь у меня мама и любимая квартира. Я к этому городу привыкла, здесь выросла и родилась.

— Мама может приезжать к нам в гости, Альбина, — поднимаюсь следом, подхожу к окну, возле которого она стоит. — Проблема ведь не в этом, правда? Есть что-то что тебя тревожит и не дает сделать шаг ко мне навстречу. Это из-за того фото?

— Это всё вместе, Громов, — отвечает Кудряшова, всё так же отгораживаясь и стоя ко мне спиной. — Я правда сомневаюсь в том, что можно счастливо войти в одну реку дважды.

— Если есть сомнения, то не стоит себя насиловать, Альбин, — отвечаю немного грубее, чем планировал. — Я достаточно легко свыкся с тем, что у тебя появилась семья — жених и ребёнок. Свыкся с тем, что у тебя появилась своя жизнь в которой хотелось бы, чтобы у меня было своё место. Я понимаю, что дочь для тебя главнее, но, тем не менее, эгоистично хочу, чтобы ты не отодвигала меня на самый дальний план.