Бабье царство (СИ) - Осипов Игорь - Страница 36

— Де-е-ем! — громко и расстроенно протянула Урсула. — Этот хлам даже на десяток серебряных не потянет. — Спихнём побыстрее.

— Я сама поторгуюсь. С пяток монет сверх смогу получить, — протянула Катарина, глядя на добычу, а потом подняла с травы ткань с амулетами, быстро завязала концы в узел и протянула позвякивающую ношу мне.

— Не хочешь со мной в храм знаки отнести? Это благое дело.

Я подставил руки и на мои ладони лёг нетяжёлый по весу и очень нелёгкий из-за причин появления узелок. Пальцы Катарины осторожно сжали мои, но девушка словно вспомнилась о приличиях и резко убрала руки. В этот момент раздался в голове голос системы, и я едва сдержался, чтоб не выругаться.

«Логическое решение найдено, — выдала запоздалое своё резюме на недавний запрос моя цифровая помощница, — вы лунатик».

* * *

— Дырка безмозглая! — орала сиплым старческим голосом женщина. Капюшон слетел с головы, показав в свете костра острое лицо с крючковатым носом и выцветшими до серости глазами. Седые, но в меру ухоженные волосы сплетены в две косы, в каждой из которых было по знаку фортуны — медной бляшке с двуликой богиней. Одна сторона хмурая и с мечом, вторая добрая, с дубовым венком в руках. Чеканка грубая, отчего человеческие очертания можно с трудом различить, но это неважно, ведь обереги не для красоты делают.

— Я что сказала?! Обстрелять и уйти! Нет же, разум не дарован небесами! Это сложно?! — не унималась она. От гнева тряслись губы, а грудь ходила ходуном, не в силах держать невысказанные, но готовые вырваться наружу слова.

Вторая женщина, простывшая, была моложе. Ей лет тридцать было, но изуродованное шрамами лицо лишено красоты. Даже не будь их, тяжёлый подбородок и кривые зубы, равно как привычка крутить в пальцах нож, отталкивали желающих пообщаться. Собственно, в пляске фортуны шрамы и были приобретены.

Даже помощницы старухи шарахались в стороны, когда простуженная шла мимо кипящего на огне котла. Чувствовали в ней полное пренебрежение жизнями и внутреннюю злость. Все шарахались, кроме самой старухи. Сорок лет в походах и войнах лишили её этого чувства.

— Я эта… сорок сликв сыпнула вперёд, и эта… объяснила им, что делать, — прокашляла простуженная. — Хо́дочниц потом в землю, как ты сказала, — опустив голову и убрав руки с ножиком за спину, продолжила она оправдываться.

— Сорок?! — ещё больше взбеленилась старуха. Она ещё была сильна в свои шестьдесят с косичкой. Жилистые пальцы до хруста сжались в кулак, и казалось, она вот-вот ударит свою помощницу. — Надо было оставить тебя дожидаться виселицы, а не выкупать под залог! О тебе говорили, как о надёжной женщине! А ты…

Старуха сплюнула под ноги, с полным пренебрежения видом.

— Я ещё ни разу не кинула нанималицу, — процедила в ответ простуженная, сверкнув глазами исподлобья. Ей хотелось отыграться за оскорбление, но это не удалось.

— Надёжность, это не только язык за зубами! Это ещё и способность выполнить всё в точности!

Седая женщина замолчал и вздохнула. Заговорила она только через несколько ударов сердца, но уже без крика.

— Это моя вина. Ты привыкла резать портовых недоумиц, а здесь дело куда более тонкое. Нужно было заранее объяснить. Запоминай. На сорок сликв толковых девок не купишь, а твой сброд даже толком оружие в руках держать не умел. Им только по тёмным улицам одиночек к стенке жать. Найди кого-нибудь из квадрильи, можешь из латонок нанять.

— Квадрилья вперёд только силингами или марками берёт. У меня из золота — только дырка в кармане.

— В голове у тебя дырка, а не в кармане. Найти — значит, встречу устроить, — с горькой улыбкой ответила старуха, — У них по пути Ганивиль. Городок маленький, но ночное сестринство там есть, всё же торговый тракт очень живой. Там и встретим халумари с ведьмой.

Глава 17. Запретные знания и слова

Катарина сидела, прислонившись к колесу фургона и закутавшись в походное одеяло. После второго подряд нападения разбойниц решили поделить ночь с Урсулой поровну, и, хотя сейчас была её очередь спать, сон не шёл. Но храмовницам и не нужен долгий сон, им вполне хватает четырёх часов, чтоб отдохнуть и снова чувствовать себя бодрыми. Эту способность специально выпрашивали у богини мягкой ночи во время жертвы, ибо каждая поднебесная воительница должна нести службу в дозоре, и бодрость тела и духа в предрассветный час важны не менее ярости и умения пользоваться клинком и порохом.

Катарина сидела, сжимая вплетённую в одну из кос медную бляшку со знаком гварды да леоны — львиной гвардии. Она медленно водила большим пальцем по поцрапанному профилю большой оскаленной кошки, вычеканенном на красном металле, и глядела на своих спутников. Лукреция закуталась в одеяло, как гусеница в шёлк, и притворялась спящей, но храмовника слышала её дыхание, совсем не такое, как у отдавшихся в объятия ночи. Храмовница не чувствовала лютой ненависти к этой женщине, но долгое обучение не прошло даром, ведь её с малолетства готовили биться с созданиями, наделёнными волшебной силой.

Пальцы выпустили знак и прикоснулись к середине груди, где под кольчугой и одеждой, на коже был выжжена печать, запирающая силу. С этим клеймом она пользовалась лишь крохами от той силы, что имела раньше. Не оступись с истинного пути, могла бы сейчас нести стражу в цитадели ордена, быть на вольной охоте, защищая мирный люд от нечисти, идти маршем на дальнюю заставу, сдерживая одним лишь присутствием на дикарей южных границ, даже их мелкие божки, пожирающие души их вожди́ц и шаманок, не осмеливались нападать на земли, над которыми простиралась длань ордена. И бляшка бы сейчас была серебряной, а не медной.

Магесса завошкалась на толстой циновке, протяжно зевнула, поправила небольшую подушку и ещё сильнее укуталась, постаравшись укрыться с головой, и Катарина перевела взгляд на Урсулу. Мечница сидела у огня и держала в руке веточку с насаженными на неё кусочками сыра. От жара тот начинал походить на сырую глину, лепи что хочешь. Женщина счастлива, и Катарина ей даже завидовала, ибо родившая не менее пятерых должна согрешить совсем уж чёрным делом, чтоб посланницы богинь закрыли перед самым носом полагающийся проход в светлый край вечного дня и вечного лета.

Катарина тяжело вздохнула, ибо была изгоей. Её не принимал орден. С ней не общались прошедшие посвящение сверстницы, считая неполноценной. Её недолюбливали на матчизне, видя в ней опасное животное, ибо печати изредка вскрывались, и тварь, которой становилась изгнанница, могла натворить бед. И требовалось сжечь на огне ещё живую, но лишённую рассудка. Но ведь не все сходили с ума настолько, та же грозная Даяна, тоже выброшенная из ордена, вскрыла вопреки всему печать и вернулась в орден, доказав, что разум при ней. Имён много, но слепой страх толпы и ревность магистрата доводили почти всех распечатанных до костра. И получалось всё наизнанку, не ведьмоотступниц сжигала Алая Стража, а своих же младших сестёр.

Девушка скривила губы в горькой усмешке. Шутка судьбы такова, что пришлось бросить Коруну и переехать в убогий городишко с громким именем Керенборг прямо под самым носом у твердыни магистрата. Только мадрэ не оставила Катарину в чёрный час, последовав за изгнанницей.

Эх, Коруна — столица королевства, сверкающая золочёными крышами храмов, пестрящая разноцветными черепичными крышами богатых домов и ощетинившаяся шпилями усадьб знати, пытающихся переплюнуть соседей в красоте своих дворцов. Полмиллиона жителей. Тёплые воды Нессы кишели торговыми кораблями и рыбацкими лодками. Десятки паромов связывали два берега тёплой неспешно реки шириной в милю. Даже ночью жизнь в столице не замирала. Но там ей не нашлось места. Эх-х-х.

Катарина перевела взгляд на халумари, ходящего вдоль пепельного круга с небольшим фонарём в руках. Острый слух улавливал бормотание. Юрий часто обращался к кому-то, кого, называл Системой, думая, что его не слышат. Пришлый уже в шестой раз обошёл поляну, надолго останавливаясь там, где лежали трупы. До рассвета их никто не тронет, ибо звери и птицы боятся людей, и ждут, пока те уйдут. Падальные нетопыри не любят света костра. А потеряйцам плоть не нужна. Нечисть растащила на лоскуты одежды, оставив в темноте лишь исцарапанные ногтями нагие тела. Других же тварей здесь почти не водилось, про́клятые места далеко, и большая редкость, если придёт дем-гиена, которая и раскрошит голову своими чудовищными челюстями, чтоб добраться до мозга. Больше ей ничего не нужно.