Горный цветок - Деверо Джуд - Страница 44

При мысли о том, что нужно будет от него отбиваться, руки у нее покрылись мурашками. А если он одержит верх?

‘Ринг серьезно посмотрел на нее:

— Клянусь, что не прикоснусь к тебе. Я бы поклялся могилой матери, вот только моя мать жива и здорова. Придется тебе поверить моему честному слову. Я не прикоснусь к тебе, несмотря ни на что.

— Несмотря ни на что?

Он подошел к ней и заговорил очень тихо:

— Я не прикоснусь к тебе, как бы мне этого ни хотелось, как бы чудесно ни пахли твои волосы, нагретые солнцем. Несмотря на то, что я отдал бы десять лет жизни за возможность прижать тебя, обнаженную, к себе. Несмотря на то, что меня преследуют воспоминания, как ты сидела впереди меня на лошади и твои бедра были прижаты к моим. Несмотря на то, что мы будем спать, прижавшись друг к другу, так как ночи в горах холодные и к тому же мы скованы наручниками, и мое тело будет повторять изгибы твоего. Несмотря на все это, я не прикоснусь к тебе.

Мэдди закрыла глаза. ‘Ринг говорил очень тихо, и она едва разбирала слова, хотя он и стоял совсем близко, так что она чувствовала его дыхание. Он приложил ладонь к ее лицу; кончики его пальцев касались ее волос, большой палец был прижат к уголку рта.

— Клянусь, что не буду целовать твою шею, твои глаза и эту крошечную голубую жилку, пульсирующую на виске. Я не стану покрывать поцелуями твои округлые белые плечи, талию, бедра, твои изумительные стройные ноги, не проведу языком по нежной коже на сгибе руки и не стану целовать по очереди твои пальчики. Ты голодна?

Мэдди чувствовала, что ноги у нее подгибаются, а тело стало мягким и податливым.

— Что? — с трудом прошептала она и приоткрыла глаза. Ее взгляд остановился на его полной нижней губе, и она испытала страстное желание провести кончиком пальца под усами, чтобы ощутить изгиб верхней губы. Еще захотелось укусить его покрытую волосами грудь, видневшуюся из-под наполовину расстегнутой рубашки.

— Я спросил, не голодна ли ты? С тобой все в порядке? Ты что-то побледнела.

Открыв глаза пошире, Мэдди уставилась на него. Действительно ли он сказал то, что она слышала?

— Что ты сказал?

Просунув руки ей под мышки, ‘Ринг слегка встряхнул ее.

— Может, нам все же следует спуститься вниз, хотя, на мой взгляд, ты нуждаешься в отдыхе. Наверное, на тебе сказалось напряжение последних дней.

Мэдди потрясла головой, словно желая привести мысли в порядок.

— Я требую, чтобы ты повторил… чтобы ты повторил, как ты не будешь прикасаться ко мне.

— Я поклялся, что не прикоснусь к тебе ни при каких условиях. Тебя ведь это беспокоило? Ты сказала, что не решаешься остаться со мной наедине, поскольку я мужчина, а ты женщина. Я пытался убедить тебя, что бояться нечего, только и всего. — Он взглянул на небо. — А ведь может пойти дождь. Если мы останемся здесь, нужно найти укрытие и подумать о костре.

Мэдди задала себе вопрос, не сходит ли она с ума? Может, у нее слуховые галлюцинации? ‘Ринг двинулся вперед, и ей не оставалось ничего другого, как следовать за ним.

— А что ты сказал… о том, как мы будем спать вместе?

— Я сказал, что в горах холодно и для тепла нам придется лечь поближе друг к другу. Смотри, видишь тот выступ? Мы можем под ним расположиться. Там и для костра места хватит. Только как же нам развести костер? Спичек у тебя, конечно, нет.

— Нет, — тихо ответила она, глядя ему в спину, а затем резко остановилась. — Стой! Повтори, что ты сказал… о моих волосах и ногах.

Он медленно повернулся и улыбнулся отеческой улыбкой.

— У тебя две ноги, правая и левая, и довольно красивые волосы. Что еще?

Мэдди открыла было рот, но тут же спохватилась. В эту игру надо играть вдвоем. Может, у нее когда-то и получится. Пока же она и представить не могла, как сказать о том, что ей хотелось провести пальцем по изгибу его верхней губы. Она прошла мимо него, постаравшись напустить на себя высокомерный вид.

— Мне не нужны спички, чтобы разжечь костер. Мой отец… — Мэдди была вынуждена остановиться, потому что он и не подумал сдвинуться с места.

— Твой отец… — выдохнул он. Она мило улыбнулась.

— Да, мой отец. Он научил меня кое-каким приемам выживания.

— Таким, как развести костер без спичек? Потерев две палочки друг о друга? А ты представляешь, сколько это займет времени и как это трудно?

— Я точно знаю, сколько времени для этого потребуется, а если бы ты делал это так же часто, как я, это перестало бы казаться слишком трудным. Я не ношу с собой спичек, они отсыревают, но у меня всегда есть кремень и огниво. Отец говорил, что любой мужчина, да и женщина тоже, может выжить в дикой местности, если у него есть чем высечь огонь, силок, несколько рыболовных крючков и нож.

— И у тебя все это есть.

— Конечно, — ответила Мэдди с самодовольной улыбкой. — А ты разве не берешь все это с собой, когда покидаешь лагерь? Никогда ведь не знаешь, в какой момент останешься без лошади. Неужели, капитан Монтгомери, вы оставили все вещи на лошади?

Он быстро отвернулся, поэтому она не могла сказать наверняка, но ей показалось, что он покраснел от смущения. Так кто теперь испытывал неловкость?

Отец научил ее не только тому, какие вещи в первую очередь необходимы путешественнику, но и как их носить. После отъезда с Востока, трясясь по дорогам в карете, она иной раз коротала время, пришивая карманы к широченной юбке для верховой езды. Карманы были небольшие и пришиты изнутри к подолу юбки, что делало их совсем незаметными.

Теперь, зная, что придется поднять юбку, чтобы дотянуться до кармана, Мэдди внезапно вспомнила, как зашла однажды в спальню к французской певице-сопрано. Имя ее она забыла, помнила только, что у той было ужасное верхнее соль. В тот день она увидела лежавшие на стуле панталоны этой, с позволения сказать, певицы.

Они были сшиты из прекрасного необычайно мягкого батиста. Ткань была почти прозрачной, чудесного розового цвета — цвета румянца на щеках юной девушки. Мэдди тогда посмеялась, сказав, что такие панталоны абсолютно бесполезны, что они скоро сносятся. Певица посмотрела на Мэдди в зеркало и ответила: «К тому же их так легко разорвать». В то время Мэдди не поняла, что она имела в виду.

Сейчас она жалела, что не носит белье из розового батиста, а вместо этого на ней надеты удобные для путешествия толстые панталоны. По словам ‘Ринга, он отдал бы десять лет жизни за то, чтобы прижать ее к себе обнаженной. Мэдди бы пожертвовала пятью годами своей — естественно, не тогда, когда еще будет петь, — чтобы оказаться в его объятиях.

Приподняв юбку, она достала из кармана огниво и кремень. ‘Ринг даже не взглянул в ее сторону.

Затем Мэдди собрала сухую кедровую кору и нашла у ручья, где росли тополя, немного тополиного пуха. Отец показал, как, держа в одной руке огниво, ударять им по кремню, да она и сама делала это неоднократно, но сейчас, под внимательным взглядом ‘Ринга, стоявшего рядом, никак не могла сосредоточиться.

— Легче, — сказал он, беря у нее из рук огниво и кремень. — Не нужно подражать ураганному ветру, а дуть нежно, будто целуя. Вот так.

Они стояли настолько близко, что их головы почти соприкасались. Он посмотрел на нее, слегка округлив губы, будто намереваясь поцеловать, и тихонько подул ей в лицо.

— Нежный поцелуй, — произнес он, глядя вниз на маленькую кучку хвороста. — Так целуют девственницу. — ‘Ринг поднял глаза, в которых промелькнуло вдруг такое неприкрытое желание, что у Мэдди пересохло в горле. — Или женщину, которая почти что девственница.

— Как так? — спросила Мэдди, с ужасом обнаружив, что голос у нее сорвался.

‘Ринг задумчиво смотрел на пух и кору.

— Мужчина, по крайней мере мужчина, заинтересованный в гармоничной близости, не должен подходить к девственнице с той же меркой, что и к любой другой женщине. Ему не следует рассчитывать, что с первого же раза девственница ответит на его страсть так, как ему хотелось бы. Нет, сначала надо научить ее многим вещам.