Электрическое тело (ЛП) - Рэвис Бет - Страница 33

Слезы и сопли текут по моему лицу. — Иначе что? — шепчу я надтреснутым голосом, раздутым от сотен пчелиных укусов.

— Иначеж-ж-ж, — говорит он, насмешливо глядя на меня, когда одна пчела ползет по его лицу, а ее острые лапки прокалывают кожу под левым глазом, — ты ж-ж-ж сойдешь с ума.

Глава 36

Я резко просыпаюсь и скидываю с себя ультразвуковой шлем. Грудь тяжело вздымается, сердце бешено колотится. Широко раскрытыми глазами смотрю вникуда. Я должна рассмотреть реальную вероятность того, что я, буквально, схожу с ума.

Свернувшись калачиком на боку, подтянула колени к груди и больно прижала к креслу. Становится хуже. Более продолжительные галлюцинации, ужасы все ярче − более неконтролируемые, как шторм, циклон. Возможно, не разум представителя Белл был таким хаотичным и жестоким. Может быть, это я отравляла его разум.

Что происходит, когда я теряю контроль? Что происходит, когда не могу остановить бурю, когда не могу избежать кошмара? Я в ужасе смотрю на кресло. Что, если я застряну в грезах? Нельзя представить более совершенный ад, чем быть пойманным в ловушку в собственном уме.

− Я так рада, что на этот раз все прошло спокойно и мирно! − голос мисс Уайт разносится в комнате на второй камере. Я замираю. Мне так хотелось поскорее убраться отсюда, что я забыла, насколько важен этот сеанс.

Ответ представителя Белл слишком низкий, чтобы я могла разобрать, но он, кажется, довольно положительно относится к грезам. Я включаю видео и вижу, что мисс Уайт назначает ему новые встречи. Меня охватывает тревога − чем больше встреч, тем больше времени я провожу в его мечтах, а значит, больше шансов застрять в кошмарах. По коже бегут мурашки от ощущения воображаемых пчел.

Я все еще в комнате грез, когда мисс Уайт открывает дверь. − Элла! − восклицает она. − Ах, милая девочка! Что ты обнаружила?

Я уклоняюсь от вопроса. − У Белл были хорошие грезы?

Улыбка мисс Уайт исчезает. − А есть причина, по которой они не должны были быть?

− Мне было трудно проникнуть в его мысли, − говорю я.

Мисс Уайт тяжело присаживается рядом со мной. − На снимках нет ничего необычного, − говорит она. − Я заметила, что во время раздумий представитель часто двигал руками, как будто пытался отмахнуться от насекомых.

Или пчел…

− Он был на улице со своим дедом во сне, − говорю я. − Там были жуки.

И сто миллионов пчел.

− Ты обнаружила что-нибудь полезное? − спрашивает мисс Уайт.

− Я думаю, что дедушкины грезы происходят из его мыслей о семье − что понятно, учитывая обстоятельства.

− Но у него были грезы о своем дедушке до того, как на его семью напали. Им угрожали до взрыва андроида?

− Мисс Уайт? − спрашиваю я, заглядывая ей в глаза. − Вы… вы беспокоитесь?

− Беспокоюсь?

− То, что мы делаем… правильно?

− Я… я не уверена, − признается она. − Я хочу защитить нашу нацию, нашу семью, чтобы сепаратистская война никогда не повторилась, но…

Но.

Она потирает свою железную руку, которую она потеряла на войне. − Это было ужасно, − говорит она, отводя от меня взгляд. − Война. Я даже не видела никаких сражений, но я была там, когда Валлетту бомбили, я видела, как город тонул в море… − ее голос срывается, и я вижу непролитые слезы в ее глазах. − Да-да, это того стоит. Если мы сможем гарантировать, что такая война никогда не повторится…

Я прикусываю губу. − Не уверена. Быть может, некоторые войны стоят того, чтобы воевать…

Мисс Уайт кладет руку мне на колено. − Это террористы, они убили твоего отца, Элла, − говорит она. − Что может быть страшнее, чем сражаться с ними?

Я киваю, но больше не смотрю ей в глаза. Это неправильно. Джек не был похож на террориста, и я не думаю, что он в принципе причастен к убийству отца.

− В любом случае, грезы, − добавляет мисс Уайт, − помни: грезы часто бывают символическими, как сны. Если у него была какая-то неотложная мысль, она должна была появиться в его грезах.

Я тупо смотрю на нее. Я чувствую себя такой опустошенной. − Грезы начались со шторма, − говорю я.

− Шторм?

Я киваю. − Циклон. Но поскольку с неба падала только кровь, я почти уверена, что это было связано с тем, как его жена и дочь были убиты вчера.

− О, Элла, − говорит мисс Уайт, обнимая меня. − Какой ужас! — она железной рукой сжимает меня еще крепче, прижимая к себе.

Я отталкиваю ее. Не хочу, чтобы меня трогали. Не хочу думать о циклоне, пчелах, моем отце. Мисс Уайт выглядит немного обиженной, когда я отдаляюсь от нее, и я чувствую себя виноватой. Она ведь здесь только для того, чтобы помочь моей маме и после того, как она узнала, что я могу помочь правительству. Она не виновата, что я начинаю сомневаться во всем, включая правительство, на которое она работает. На которое Я работаю, напоминаю я себе.

По крайней мере, пока.

Сегодня, я получу ответы сегодня вечером, когда ворвусь в сознание Джека. Кожу покалывает, и я вспоминаю, как тысячи пчел жалили и поедали меня изнутри. И вдруг мне становится страшно. Может быть, я утратила способность проникать в чужие сны. Может быть, если я войду в сознание Джека, я никогда не смогу уйти. Пчелы проглотят меня живьем.

И тогда, как сказал папа, я сойду с ума.

Я прикусываю губу. Ведь папа ничего не говорил. Все это было галлюцинацией − включая его самого.

Может, я уже сошла с ума.

Глава 37

Я та еще сова, но за кофе обычно добираюсь только часам к десяти. Не очень-то мне хочется свалиться перед Джеком от недосыпа. К полуночи я превращаюсь в сплошной нервный комок.

Я не должна этого делать. Не должна впускать члена Зунзаны в свой дом, где находится мама, где есть Грезы. Я должна ввести код «паника» на манжете, как только увижу его.

Я должна.

Вместо этого я поднимаюсь по небольшой лестнице в конце коридора, что ведет в сад на крыше. Мама часто проводила здесь время, постепенно засаживая террасу перцем помидорами, фасолью и горошком, вьющимися желтыми розами и веточками незабудок, спрятанными по углам. Теперь сад совсем не такой цветущий, как до болезни мамы, но все еще подает признаки жизни.

Скамейка у водоема обычно завалена инвентарем: грязной лопаткой, несколькими ведрами и корзинкой, в которой я собираю овощи. И сейчас на ней сидит Джек. Хоть я и ждала его, но видеть человека, который тесно ассоциируется с терроризмом, сидящим на крыше моего дома, — странно.

Толстый жук пролетает мимо моего уха, и я яростно отмахиваюсь от него, подпрыгивая от жужжания. Это всего лишь жук, но сердце колотится просто бешено.

Пчелы. Повсюду пчелы. Ползут под кожей, пережевывая мою плоть.

Я подавляю дрожь.

− Давай покончим с этим, −прошу я.

Джек встает.

− Значит… все, что нужно, − это толькочтобы я погрузился в грезы, и тогда ты снова мне поверишь?

Что-то вроде того.

− Да, − отвечаю я.

Джек хлопает в ладоши, как будто только что закончил что-то строить и гордится своим достижением.

− Прекрасно! Чем скорее ты снова начнешь доверять мне, тем легче будет. Хотя, честно говоря, я понятия не имею, как ты можешь мне не доверять. Посмотри на меня. − Он выпячивает подбородок и ухмыляется. − У меня очень «надежное» лицо, тебе так не кажется?

− Помнишь, как я ударила тебя у могилы отца? −спрашиваю сентиментальным голосом.

− Да, − осторожно отвечает Джек.

− Ты хорошо смотрелся с разбитой губой.

− Стыд − это исцеление. Я выглядел немного опасным, да?

− Я могу ударить еще раз, если хочешь.

Джек вскидывает руки.

− О, нет, не могу причинять тебе такие неудобства.

−С удовольствием сделаю это снова.

Джек отрывисто смеется, пока доходим до лестницы.

− Тихо, − приказываю я.