Электрическое тело (ЛП) - Рэвис Бет - Страница 18

Акила закатывает глаза.

— Не всё здесь теория заговора, Джек.

— Что там происходит? — выкрикивает низкий женский голос, сопровождаемый постукиванием по мере приближения.

— Ничего, сэр, — немедленно говорит Акила, стремительно выходя и отдавая честь.

Джек молчит. Его камера обращена к земле, скрытая рукой.

— Сэр, ничего сэр, нам просто стало интересно, сэр.

— Интересно что?

— Лабораторная База.

Женщина останавливается.

— Солдат, это честь… честь быть избранным и служить Лабораторной Базе. Это привилегия, и лишь высшие служащие допускаются туда.

— Сэр, да, сэр, — бормочет Джек.

Они говорят что-то ещё, но я не могу разобрать, и вскоре командующая уходит. Кажется Джек забыл о камере, но звук всё ещё записывается.

— Акила, посмотри… Люди, которые выходят из того здания — меняются, — говорит он приглушённым голосом, — и они преследуют людей из района Фокра.

Акила резко вздыхает. Район Фокра — бедная часть Новой Венеции — это место, где она жила до того, как попала на службу для года выслуги.

— Люди, которые входят туда… выходят, не беспокоясь ни о ком и ни о чём. Что для тебя самое главное в мире?

Камера наклоняется, Джек вспомнил о ней и теперь снова держит её прямо. В ней отображается Акила, касающяяся своего медальона на шее. Я делаю тоже самое, проводя пальцами по знакомому, гладкому серебру. Это знак нашей дружбы, вещь, которая связывает нас даже тогда, когда мы так далеко друг от друга.

Папа Акилы исчез, когда мы пошли в среднюю школу. Её мама была на крахе финансов, и ей с Акилой пришлось переехать в район Фокра. Когда Акила получила военное назначение, её мама решила переехать в Тунис, в поисках работы. И я знаю, что Акила часто не слушает ее.

Ни у Акс, ни у меня нет братьев или сестёр, судьба и трагедия разлучили нас. Но единственное, что у нас было всегда — это мы.

Акила не отвечает на вопрос Джека, но ей и не нужно.

Экран темнеет, и появляется новая дата: 8 Января, 2342. Этот год, несколькими неделями позже после первого видео Джека.

Изображение на экране вызывает у меня тошноту — оно прыгает, словно человек, несущий камеру, бежит. Экран на мгновение становится белым, затем в цифровом файле раздаётся звук взрыва. Бомба. Я всматриваюсь в экран, пытаясь рассмотреть Акилу в толпе людей, кричащих и вопящих, бегущих от — или, в случае военных, к… бомбе.

Человек, держащий камеру, ругается — думаю, это снова Джек, но я не уверена. Маленькое облако серой пыли затемняет экран.

Голос за кадром снова начинает говорить, повторяя одно и то же слово, снова и снова: «Нет… нет, нет… нет, нет, нет, нет…». А затем камера падает. Я вижу, как Джек падает на колени, серая пыль пачкает его вещи. И, что-то мокрое. Что-то красное.

Кровь.

Не его.

Рука. Предплечье, порезанное до кости. Белый резко выделяется на темной плоти.

Джек склоняется над телом девушки, стройной и высокой, с растрёпанными, завязанными в пучок, волосами, Его плечи дрожат. Я вижу, как он напрягается и откидывается назад.

И я вижу её лицо.

Мёртвые, застывшие глаза Акилы.

Вода капает на экран цифровой плёнки. Я вытираю слёзы.

Джек надавливает на грудь Акилы, вверх-вниз, вверх-вниз, но уже слишком поздно. Её живот разорван, её внутренности вывалились на пыльную дорогу, окрашивая ее в тёмный цвет. Одна нога изогнута под телом, другой нет совсем.

Я рыдаю, задыхаясь. Мои глаза горят так сильно, что я не вижу конец видео.

Джек не лгал. Это не ложь. Нет ничего правдивее, чем её смерть, и то, как моя душа тихо плачет, скорбя.

Глава 20

Я хлопаю ладонью по экрану, останавливая запись. Мои ноги отказывают, и я падаю на холодный, пыльный пол, моя грудь тяжело вздымается.

Не хочу верить, что это правда.

Я проверяю цифровой файл, но он защищён и запечатан — его не могли подделать. И Акила бы никогда не стала разыгрывать свою смерть, не так.

Доказательство прямо передо мной, но это невозможно. Никаких извещений о её смерти не было.

Но изображение её тела, разорванного на части бомбой, выжжено в моей сетчатке.

И… я только говорила с ней. Не так уж давно. Она в порядке. Она в порядке, она в порядке, она не может быть мертва.

Дрожащей рукой я запускаю последнее видео, хранящееся на плёнке. Дата, заверенная официальным цифровым штампом, мрачно высвечивается. Неделя спустя после смерти Акилы.

Изображение какого-то военного бункера. По всему зданию расставлены койки, и выглядит так, будто камера лежит на подушке, направленная в центр комнаты. Джек и несколько человек с кем-то разговаривают, но мне не видно их лиц. Затем толпа перемещается.

Я громко охаю, моё сердце подпрыгивает.

Акила проходит перед группой военных. Она стоит прямо и величественно — на обеих ногах. У неё нет шрамов. Никаких признаков, что она была ранена, не говоря уже о том, что убита.

Группа людей находится достаточно далеко, чтобы я не могла расслышать, что они говорят, но похоже, что Акила раздаёт команды. Я смотрю на её униформу. Теперь у неё шесть звёзд, блестящих на груди. Несколько недель назад она едва ли была офицером, а теперь чуть ли не генерал!

Джек отходит от группы, разговаривающей с Акилой, и спешит к камере на койке. Он делает что-то, я не могу увидеть, но когда он разворачивается, я замечаю золотое ожерелье в его руке. Кулон на удачу. Я дотрагиваюсь до своего кулона, согретого жаром моего тела, и мои пальцы оборачиваются вокруг метала, сжимая его. Джек спешит назад к Акиле и передаёт его ей.

Золотая цепочка свисает меж её пальцев. Она смотрит на Джека озадачено. Говорит что-то. Я навострила уши, но все равно не слышу ни единого звука, кроме приглушённых, неразличимых голосов. Джек говорит что-то ещё, будто пытаясь объяснить, но Акила лишь пожимает плечами и покидает группу. Остальные встают по стойке «смирно», приветствуя Акилу, а Джек просто удивлённо смотрит на неё, когда она проходит мимо мусорного бака и выкидывает в него ожерелье.

Экран темнеет. Он выскальзывает из моих онемевших пальцев.

— Что это значит? — громко интересуюсь я. Акила мертва… но она жива? Она в порядке… но изменилась? Она не казалась другой. Но, так же, она и ничего не сказала о своей смерти.

Есть лишь один верный способ выяснить это. Я встаю, стучу пальцами по моему наручу. Мои глазные и ушные боты подсоединяются к нему, и вскоре моё зрение заполняет голограмма Акилы.

— Что случилось? — немедленно спрашивает она.

Я вытираю лицо руками, чувствуя размазанную грязь на дорожках от слёз.

— Акила… ты же в порядке, да?

Она смеётся… нервно, всё ещё обеспокоенная моим явным подавленным состоянием.

— Да, конечно, я в порядке. Что случилось? Это связано с твоей мамой?

Я качаю головой, проглатывая страх и скорбь, поднимающиеся внутри меня. Я улыбаюсь ей со слезами на глазах.

— Я просто… кое-кто солгал мне, — говорю я. — Извини, что помешала.

Акила широко улыбается мне.

— Всё нормально, — говорит она, подаваясь вперед, и тянется к чему-то.

— Акила? — зову я, глухим голосом.

Она замирает и медленно выпрямляется, переводя внимание на меня.

— Да?

— Где твоё ожерелье?

Она смущённо смотрит на меня.

Я поднимаю руку, вытаскивая серебряный кулон, раскачиваю амулетом перед ней.

— Где твой? — требую я.

Акила касается шеи, но там ничего нет, кроме воротника её рубашки.

— Я…эм… — ее мозг работает в бешеном темпе, словно она понятия не имеет, о чём я говорю. Смотрю на неё, прищурившись. То ожерелье было символом нашей дружбы. Она получила специальное разрешение от её военачальника на ношение его под униформой, потому что не хотела его снимать. Никогда. И она даже не заметила, как оно пропало?

— Я не хотела тебя беспокоить, — спешно говорит Акила, будто читает строки из пьесы. — Оно порвалось, но его скоро починят, и…