Герцогиня - Деверо Джуд - Страница 19

— Откуда ты знаешь, где я сижу?

— Я много чего знаю. Ну так вот, этот человек живет в дальнем конце восточного крыла дома, он ставит пьесы. Он единственный актер, а зрителей у него нет совсем. После каждой реплики он переодевается, на это уходит уйма времени. Пьесы идут часами. Он сказал, что, если я буду аплодировать каждой фразе, которую он произносит, он даст мне роль в пьесе, но мы ужасно поссорились, когда я захотела играть роль Елизаветы I.

— И ты, конечно, победила.

— Да. Он захотел, чтобы я побрила голову и надела рыжий парик, по я отказалась. А ты знаешь тех двух пожилых дам, сидящих рядом с папой? Они воровки. Честное слово! Они воруют во всех комнатах. Обрати как-нибудь внимание: после обеда возле их тарелок не будет столового серебра. Они суют его в рукава.

— Рукава, должно быть, очень пачкаются.

— Дворецкий забирает серебро из их комнат раз в неделю, если только к обеду не приглашено больше гостей.

— А как мама?

— Она проводит вторую половину дня с двумя старыми сплетницами, которые все про всех знают. Они рассказывают ей сплетни о герцогах, лордах, виконтах и какие там еще есть титулы?

— Маркизах?..

— Да. Обо всех. Ты бы послушала, что они рассказывают о принце Уэльском?!

— Тебе не следует этого знать. Ты что, опять подслушивала у дверей?

— Раз ты так, я не скажу тебе, что знаю о матери Гарри. Клер сделала вид, что сообщение ее совершенно не интересует.

— Ты имеешь в виду Ее светлость?

— Да, но это будет стоить… Клер встала.

— Ну ладно, я скажу. Старуха ненавидит всех своих детей, кроме Гарри. Он ее любимчик, она просто обожает его. Я слышала, она была даже рада, когда два ее старших сына умерли и Гарри стал герцогом.

— Какие ужасные вещи ты говоришь!

— Я повторяю, а не говорю. А ты знаешь, что у нее раздроблена нога? Она может ходить, но очень плохо. Ходят слухи, что она хотела сбежать от мужа, ее экипаж перевернулся и придавил ей ногу. Гарри родился шесть месяцев спустя. Говорят, Гарри тоже обожает мать и делает все, что она прикажет. — Отродье посмотрела на сестру хитрыми глазами. — Он даже женится на той, кого выберет его мать.

Клер холодно улыбнулась.

— Интересный дом. Мне, пожалуй, надо встретиться со всеми этими людьми. Я не хочу, чтобы окружающие придавали моему отсутствию какой-то особый смысл.-

— В этой семье можно есть живых цыплят на обед, и никто не сочтет тебя странным. — Отродье встала. — Я пошла. Сегодня буду играть какую-то Марию-Антуанетту.

— Будь осторожна. Ей отрубили голову. Сара Энн посерьезнела.

— Я не забуду.

Она побежала по дорожке, и Клер крикнула ей вслед:

— И держись подальше от моей шкатулки с драгоценностями!

Отродье только махнула рукой в ответ.

Клер вернулась в дом, переоделась к ленчу и просидела за столом, стараясь не глядеть на двух пожилых дам, которые якобы прятали столовое серебро в рукава. Она спросила длинноволосого мужчину, сидевшего напротив, о его пьесах, и он радостно пригласил ее принять участие в одной из них. Он сказал, что она могла бы играть Анну Болейн или Кэтрин Говард: обе они были обезглавлены по приказу Генриха VIII. Клер вежливо улыбнулась и отказалась.

После ленча она прошла в золотую гостиную и села рядом с матерью. Три другие дамы, находившиеся здесь же, кидали на нее многозначительные взгляды, чтобы заставить ее уйти, но Клер не обращала на них никакого внимания.

— Клер, дорогая, ты не могла бы принести мою шаль, мне страшно холодно, — сказала мать.

Клер вздохнула и пошла в комнату матери за шалью. Потом, когда она принесла ее, у Арвы нашлось для нее другое дело. Клер поняла намек и оставила дам.

«Я буду герцогиней, но сейчас никто не хочет иметь со мной дела», — вздохнула она про себя.

Клер побродила по дому и подумала, что, раз все разошлись по гостиным, восточное крыло пустует и никто не помешает ей познакомиться с ним.

Там были широкие коридоры, в которые выходило множество дверей. На стенах висели портреты мужчин и женщин, должно быть, предков Гарри, хотя ни у кого не было таких светлых волос и красивых лиц. Удивительно, но все предки Гарри были темноволосы.

В конце коридора Клер набрела на приоткрытую дверь. Она нерешительно толкнула ее и попала в прелестную комнату, отделанную голубым шелком с желтыми розами и голубым ковром на полу. Из окна струился свет и падал — о чудо из чудес! — на книги. Девушка подошла к полкам и стала читать их названия. Взяла «Уэверли» Вальтера Скотта. Обернувшись, она чуть не задохнулась от неожиданности. На стуле сидела, молча глядя на нее, дама, которая улыбалась ей за столом.

— Извините, я не знала, что здесь кто-то есть. Я сейчас уйду, не стану вам мешать.

— Нет, — тихо ответила хозяйка комнаты, и Клер показалось, что она очень стесняется. — Пожалуйста, останьтесь.

Клер села.

— Какая прекрасная комната.

— Да…

— И вы часто приходите сюда?

— Я провожу здесь большую часть времени.

Клер поняла, что разговора не получится, открыла книгу и стала читать, но время от времени ловила на себе пристальный взгляд дамы. Клер прикинула, что ей, должно быть, лет тридцать с небольшим, однако одета она была, как школьница, в розовое платье с множеством оборок. Платье ее старило, а волосы и вовсе были распущены по спине, как у Сары Энн, а ведь той было всего четырнадцать. Клер представила себе, как эта женщина могла бы выглядеть с собранными в пучок волосами, жемчужными серьгами и в простом платье строгих линий, которое подчеркивало бы ее прекрасную фигуру.

Клер почувствовала себя неловко, когда незнакомка поймала ее пристальный взгляд.

— Нам, наверное, следует представиться друг другу: я — Клер Уиллоуби и я помолвлена с герцогом.

— Да, я знаю, мы все знаем, кто вы.

Она произнесла это просто и тихо, но Клер ее слова вывели из себя.

— Да, кажется, все всё обо мне знают, только я живу в полном неведении. — Ее недовольство росло. — Я пыталась познакомиться, но мужчины не желают со мной говорить, впрочем, как и большинство женщин. Моя сестра знает о доме больше меня, хотя в один прекрасный день я стану здесь хозяйкой. Я понятия не имею, кто есть кто, и Гарри, по-моему, тоже. Это так раздражает!

Ее собеседница улыбнулась, и Клер подумала, как хороша она была бы, если бы больше следила за собой.

— Я сестра Гарри, меня зовут Леатрис. Клер была явно удивлена.

— Сестра?! Я не знала, что у Гарри есть сестра. О, простите, что я не представилась раньше…

Она неожиданно замолчала, услышав звон колокольчика над дверью. Лицо Леатрис немедленно утратило всю привлекательность.

— Извините, я должна идти. Меня зовет мама.

И прежде чем Клер успела открыть рот, она вышла из комнаты. Клер не знала, стоит ли ей оставаться здесь, ведь это личная гостиная Леатрис. Но тяга к книгам была так велика, что она устроилась поудобнее в уютном кресле, подогнула ноги и погрузилась в чтение «Уэверли» — в который уже раз.

В пять часов прозвучал гонг к чаю, и она спустилась к дамам. Мужчины пили чай в другом салоне. Клер села рядом с Леатрис и попыталась вовлечь ее в разговор.

— Ваша мать очень больна? — спросила Клер.

При этих словах разговоры смолкли, все взоры устремились в сторону Леатрис, она покраснела, подняла чашку в замешательстве, со стуком поставила ее на блюдце и выбежала из комнаты.

Арва посмотрела на дочь с укором, и Клер в отчаянии подумала: «Но я же не сделала ничего плохого».

После чая она пошла к себе в комнату, ей хотелось посидеть у окна и подумать. Отродье сказала, что дом очень странный, и это было слишком мягко сказано. Девушка с тоской думала о своем доме в Нью-Йорке, где она могла пойти в парк или в гости, да куда угодно. Она вспомнила друзей, которые приходили к ним в дом, интересные беседы. Вспомнила слуг, исполнявших все ее просьбы. До приезда в Брэмли она никогда не думала о еде. Если она читала и вдруг чувствовала, что проголодалась, то просто звонила и ей приносили еду.