Фехтовальные сюжеты - Тышлер Давид Абрамович - Страница 11

После первого Лефевр поднял маску и внимательно осмотрел Леонида. После второго — удивленно воскликнул: «О, месье!» Судьи уже давно разобрали фехтовальную фразу, а он все бормотал: «Туше! Манифик!» Леня слышал, как Лефевр назвал его удар великолепным, и потихоньку таял, упиваясь признанием такого опытного спортсмена. Однако напора не снизил, нанес и третий удар. Тогда француз сбросил маску, парадным шагом подошел к Лене и, протянув руку, представился: «Лефевр!» Затем снова медленно встал в стойку, будто вынужден продолжать бой только потому, что не по-рыцарски, сдавшись сразу, отобрать достойную победу у такого противника.

А потом… он нанес пять ударов подряд, после каждого с нескрываемым недоумением разводя руками и всем своим видом выражая противнику сожаление. Он успел уловить специфику действий своего противника, усыпил его бдительность и вырвал победу, казавшуюся Лейтману такой близкой. Когда все было кончено, он долго тряс Леониду руку, немного проводил с дорожки и вообще изо всех сил давал понять, что ему было исключительно приятно пофехтовать с таким достойным партнером!

Для борьбы с таким фокусником годятся только два способа. Первый — опустить забрало, не видеть его и не слышать. Что бы он ни делал, не обращать внимания и не терять бдительности. А второй — бороться с ним его же оружием. Если, конечно, достаточно уверен в себе. Оба способа могут быть хороши, когда они правильно использованы. Яков Рыльский, например, предпочитал в контакт не вступать. А вот Лев Кузнецов заводил иногда свою игру, особенно если противник начинал первый. Он даже удостоился называться «Лефевром Федоровичем» за то, что самый свой важный бой за олимпийскую медаль в Мельбурне выиграл именно у Лефевра, который бросил в атаку все сильнейшие «номера». Очень было забавно смотреть, как тот вдруг заметался, начал спешить, но… из крепких рук вырваться уже не мог. Лефевр и в этом случае оставался верен себе. От игры он все равно отказываться не собирался, думая, что заранее отрепетированных ролей у него предостаточно: партия с публикой, партия с руководителем боя, партия с угловыми судьями и так далее…

Выходя на соревнования, особенно международного уровня, приходится держать в памяти сразу несколько «досье» на противника. В таком «кондуите» должны быть зафиксированы и чисто «фехтовальные» приметы, и манера поведения, и отношения с противниками, товарищами, судьями, публикой, и, наконец, характер спортсмена. Все это знать совершенно необходимо.

Правила соревнований запрещают многие фокусы на дорожке. Судьи же редко делают замечания за затяжку времени или за попытку вступить в полемику. Они наказывают, в основном, за грубость: когда спортсмен срывает и отбрасывает маску, бранит противника или вмешивается в разбор схватки. Ну а актерские выходки «во вкусе Лефевра» выглядят прилично, по-джентльменски, кажутся лишь проявлениями живой человеческой реакции на ход поединка, и судьи, как правило, к ним снисходительны.

ИСПЫТАНИЕ НА ПРОЧНОСТЬ

Для советского фехтования филадельфийский мировой чемпионат 1958 года остается незабываемым событием. Завоевав четыре золотые, четыре серебряные и одну бронзовую медаль, наша сборная команда впервые стала сильнейшей в мире. Однако подсчитывать медали куда легче, чем их завоевывать.

…Когда после своей тренировки мы гурьбой вышли в зал соревнований и разыскали наших фехтовальщиц, чтобы поболеть за них в полуфинале, мы ахнули: счет был 7:1 в пользу команды ФРГ.

Сели вблизи, начали подбадривать, делая вид, что еще все можно исправить. Наша команда, как говорится, проснулась, стала выигрывать бой за боем. Когда счет стал 8:7 в пользу противника, на решающий поединок вышла двадцатилетняя Галина Горохова. Некоторые из нас даже приуныли: ну почему Горохова, а не Валентина Растворова, Эмма Ефимова — сильнейшие и опытные мастера?

А на дорожке тем временем творилось что-то необыкновенное. Галина Горохова наносила укол за уколом своей опытной противнице и победила в бою, а команда с преимуществом всего в один укол выиграла матч.

Советские фехтовальщицы стали чемпионками. Самые лестные слова достались тем из них, кто принес команде наибольшее число побед, кто завоевал затем медали личного первенства. Наверное, это правильно. Но как знать, что произошло бы, если бы другой принял на свои плечи всю тяжесть ответственного момента! Может быть, и Валентина Растворова, и Эмма Ефимова потеряли бы долю уверенности, так необходимой им в борьбе за золотую и серебряную медали чемпионата?..

В том последнем, решающем поединке появился новый большой мастер.

Попадая в переплет, спортсмен раскрывает себя полностью. Особенно трудно бывает неопытному фехтовальщику, когда в его «руках» сосредоточивается судьба усилий всего коллектива, если приходится выйти на последний, решающий поединок. Подобные роли выполняют обычно капитаны или испытанные бойцы. Но бывают и исключения, и допускают их тренеры, хорошо знающие своих питомцев и уверенные в их способности к предельной самоотдаче.

Галина Горохова вообще славилась среди советских фехтовальщиков исключительной волей, собранностью, способностью отдать себя целиком борьбе за командную победу. За время ее выступлений на международной арене — период более чем в пятнадцать лет — не было командного бойца сильнее ее. Она и в личных соревнованиях выступала успешно — дважды была чемпионкой мира, дважды — второй, дважды — третьей, выиграла много турниров. Но главное, вклад Гороховой в командные победы советских рапиристок на трех олимпиадах был исключительно большим.

Считается нормой, если в командных поединках спортсмен выигрывает два боя из четырех. Для Гороховой это была не норма: приносила команде по три-четыре победы и, как правило, выигрывала решающий бой. Причем, несмотря на крайне напряженную обстановку, она никогда не теряла голову, сохраняла способность оценивать ситуацию, поразительную нацеленность на победу. И таким отношением к делу часто зажигала других, как бы делясь своим умением бороться за каждый укол, за каждое движение, за каждый метр дистанции. Чем было тяжелее, тем сильнее она становилась.

Предугадать на основе наблюдений способность спортсмена успешно действовать в ситуациях крайне ответственных нелегко даже умудренному опытом тренеру. Но гораздо труднее спортсмену самому разобраться в себе. Ведь обычно до какого-то критического случая человек и сам не знает, на какие волевые усилия он способен. Я только к тридцати годам, и слишком поздно, понял, что чем сложнее ситуация, чем она хуже и тяжелее, а особенно для команды, тем более высокий результат способен показать. Правда, Иван Ильич Манаенко всегда говорил мне в решающие минуты: «Ну, Дод, ситуация безвыходная, проигрывать больше нельзя. Давай придумай что-нибудь!» Он, видимо, давно заметил эту мою способность — найти в себе резервы.

Чемпионат мира 1958 года в Филадельфии начался для меня относительно спокойно. Мы с Рыльским благополучно добрались до полуфинала личного первенства. Шел четвертый день соревнований, и каждый из нас провел не меньше, чем по сорок боев: в те времена сначала проходили командные соревнования, а потом личные. Мы уже получили серебряные медали всей командой, порадовались им и снова настроились на борьбу. Но, конечно, оба мы страшно устали.

На соревнованиях объявили перерыв, и у нас образовалось что-то около часу свободного времени. В то лето в Филадельфии было сорок градусов в тени при почти стопроцентной влажности.

— Пойдем в парк, — предложил Рыльский, — полежим на травке.

Солнце клонилось к закату, жара спадала, и из-под деревьев от травы потянуло сыростью. Мы с наслаждением растянулись прямо на газоне.

— Смотри, Дод, и Виталий Андреевич к нам идет, — слышу голос Рыльского и поворачиваюсь на другой бок. И тут чувствую, как судорога сводит мне левое бедро. Начинаю его растирать — сводит уже спину. Резко разгибаюсь — схватывает и руку! Я катаюсь по траве, верчусь и прыгаю, как рыба на сковородке.