Прежде чем иволга пропоет - Михалкова Елена Ивановна - Страница 17

Пока он искал лекарство, я судорожно рассовала вещи из рюкзака по своим местам.

Глава 6

Он увидел девчонку в придорожной забегаловке: она обслуживала клиентов, носясь с тарелками. Первое, на что Кирилл обратил внимание, – как она двигалась. Не танцевала, боже упаси, не виляла призывно бедрами (эти якобы сексуальные движения всегда вызывали у него вместо возбуждения финский стыд). Официантка скользила, легко изворачиваясь, когда нужно было обогнуть человека или угол стола; она напомнила ему маленькое гибкое животное, лучше чувствующее себя в воде, чем на суше, – выдру или морского котика.

Он не мог оторвать от нее взгляда. Глупо, но испугался, что сейчас она обернется – и волшебство растает, или, того хуже, вместо цветка пыльным грибным облачком вспыхнет какая-нибудь ядовитая дрянь. У нее будет пирсинг брови. Дебильная нижняя челюсть. Он терпеть не мог тяжелые челюсти у женщин; даже актриса второго плана с квадратным подбородком могла напрочь испортить ему удовольствие от хорошего фильма. Или узкие припухшие глазки, прыщавая кожа…

Официантка обернулась и посмотрела прямо на него.

«Мое сердце остановилось, мое сердце за-мер-ло». Дым от сигареты водилы, курившего на парковке, встал неподвижным облаком, и жужжавшая возле окна муха зависла в воздухе.

Девушка уже была возле его столика, спрашивала, что он будет заказывать.

Кирилл что-то проговорил невразумительное, ткнув в первые попавшиеся строки меню.

Она кивнула, показывая, что все запомнила. Короткая волнистая прядь из челки упала ей на лицо, официантка машинально заправила ее за ухо.

Он догадался, что дурацкие косички она заплетает специально, чтобы выглядеть младше. Но его-то косичками было не провести. Кириллу встречался этот тип субтильных девушек, которые, смыв косметику, выглядели старшеклассницами. Он пригляделся и решил, что ей не меньше двадцати двух. Тихая бестия, лиса раскосая. Поразительно, что кроме него, больше никто не таращился на это чудо.

Кицунэ. Оборотень. Когда она вернулась с тарелкой и наклонилась, Кирилл уловил слабый запах ландышей.

Он принял решение раньше, чем докуривший дальнобойщик затоптал окурок.

К чему оно может его привести, Кирилл старался не думать. Он, просчитывавший все не на три – на десять шагов вперед! В конце концов, сказал он себе, может, отпуск выдастся неурожайный.

И когда кицунэ подошла снова, показал ей фотографию коттеджа.

Ему вряд ли удалось бы ее убедить. Девчонка ощетинилась, как морской иглобрюх. Ну и темперамент, подумал Кирилл, сейчас как врежет мне – и отправлюсь путешествовать с фингалом, хотя с такой станется и стулом меня огреть…

Но тут случилось чудо. Чудо, как часто и бывает, явилось в таком обличье, что с первого взгляда его не распознал бы даже крайне экзальтированный человек. Упыриха в грязно-белом поварском халате вцепилась в девчонку жирными короткими пальцами, намереваясь утащить ее в свою нору и там высосать мозги и кровь.

Кирилл приготовился вступиться. Но прежде чем он успел сказать хоть слово, кицунэ сделала такое, от чего у него глаза полезли на лоб.

Вилка! И ведь даже в лице не изменилась, когда у нее над ухом завыла эта жирная мегера. Черт возьми, ну и самообладание!

В машине она расслабилась, помягчела. Кирилл вез ее и всю дорогу боялся, что она взбрыкнет, потребует остановиться и высадить ее. Но кицунэ сидела тихо, как прирученная птичка, а когда въехали в лес, даже что-то зачирикала, и он, вслушиваясь в ее хрипловатый голос, подумал, что отпуск будет удачным в любом случае, как бы все ни обернулось.

Но он и представить не мог, насколько удачным.

Жертву он наметил почти сразу. В предыдущих отпусках долго приглядывался, взвешивал, какая добыча будет самой достойной, а в этот раз понял буквально с первого взгляда. Амазонка! Сильная, плечистая. Кирилл любил женщин, которые способны сопротивляться, хоть им практически никогда не выпадало шанса применить силу против него.

К тому же красивая.

Как-то раз он нешуточно промахнулся с выбором и очутился в доме отдыха, где вокруг сбивались в веселые компании дряблые тетки предпенсионного возраста. Они хихикали, обтягивали ляжки лосинами непристойно ярких цветов, – розовыми, фиолетовыми, малиновыми, – носили идиотские панамы, по вечерам накачивались вином и были в восторге от самих себя. Одна из них как-то ущипнула его за задницу! Глумливый смех остальных долго потом звучал у него в ушах, хотя Кирилл, конечно, мило отшутился и завоевал их расположение. Сама мысль о том, чтобы охотиться среди такой добычи, была отвратительна. С тех пор он все взвешивал заранее, прикидывал, есть ли вокруг запасные угодья, где можно наткнуться на человека, достойного того, чтобы быть убитым рукой самого Зверобоя.

В этом прозвище была изрядная доля иронии. Фенимор Купер вывел своего Натаниэля Бампо сферическим охотником в вакууме. В детстве Кирилл обожал всю серию, но вернувшись к ней юношей, пришел в недоумение. Еще чуть позже ему попалась на глаза статья Марка Твена «Литературные огрехи Фенимора Купера», и, читая ее, он хохотал до слез. В этом хохоте была и ирония над собой, простофилей, купившимся на блеск стекляшки и принявшим ее за бриллиант.

Тогда и появилось имя – Зверобой.

Но сам зверобой появился раньше.

Первую жертву он убил случайно. Все вышло так нелепо, что позже он мысленно отменил эту смерть, притворился, будто ее не было вовсе, и номером один назначил спортсмена-легкоатлета в подмосковном пансионате.

Однако спортсмен был всего лишь вторым.

Настоящему номеру первому было не больше пятнадцати, как и самому Кириллу. В отличие от Кирилла, номер первый был не мальчиком-мажором из благополучной семьи с любящими мамой и папой, а дворовой гопотой, тощим злобным крысенышем, скалившим гниловатые зубы и стрелявшим сигарету с такой интонацией, что взрослые мужики, собиравшиеся облагодетельствовать пацана назидательной формулой здоровья и долголетия, внезапно передумывали и молча отдавали требуемое. Кирилл уже в то время на любительском уровне занимался боксом и дважды в неделю тягал железо в качалке, но критическая разница между ним и Крысенышем заключалась в том, что навыки ближнего боя второму нужны были для выживания, а Кириллу – чтобы производить впечатление на девочек.

Они были знакомы издалека – жили в одном дворе. Изредка Крысеныш снисходил до молчаливого кивка. Кирилл трактовал это приветствие как жест если не уважения, то подтверждения его неприкосновенности. «Свой – своему». Поэтому, когда осенним вечером темнота в переулке сгустилась и нехотя выдавила из себя Крысеныша, он не сразу сообразил, что происходит.

– Позвонить есть? – без выражения поинтересовались у него.

Совсем уж домашним беспозвоночным Кирилл не был.

– Не звоню, бросил, – с легким сожалением сказал он.

Уже падая, ощутил во рту привкус крови и понял, что Крысеныш не стал тратить время на ритуалы.

Сильнее всего его поразила не боль и даже не неожиданность нападения. Но он был уверен, что гопник его узнал. И все равно обошелся с ним так же, как с бесчисленными терпилами. «Мы же с тобой из одного двора! – хотел заорать Кирилл. – Что творишь, беспредельщик?»

Парень бил его деловито, словно говорил: «Ничего личного». Будь это кто-то другой, Кирилл счел бы за лучшее сдаться и позволить выгрести у себя из карманов и телефон, и наличность. Но ведь Крысеныш сам ему кивал, первый! Взбешенный Кирилл ухитрился выбраться из-под врага и навалился на него всем весом. Тренировки не прошли даром. К тому же он был крупнее и мощнее.

Сидя верхом на Крысеныше, Кирилл заметил краем глаза белую змейку. Это была выпавшая из его кармана зарядка от сотового; он по забывчивости захватил ее из дома приятеля, когда заряжал свой севший айфон. Кирилл потянулся за ней, раскрылся, получил чувствительный удар по кадыку, и его тут же сбросили.