Научи любить (СИ) - Черная Лана - Страница 46

— Твою мать, — выдыхаю, шумно дыша.

— Ответь, — хрипло говорит Катя и протягивает мне телефон. На дисплее высвечивается: «Димыч». Напрягаюсь. Этот человек никогда не будет звонить среди ночи, если у него все в порядке. Мерзкий холодок пересчитывает позвонки. Дергаю плечом и сажусь на край кровати. Вдох-выдох.

— Димыч, какими судьбами? — вместо приветствия. Катя садится за спиной, обнимает за плечи. Становится тепло.

— Нужно поговорить. Спускайся. Я с Алисой в баре внизу.

И тишина в трубке. Вот дела. Резко встаю с кровати, натягиваю джинсы и рубашку.

— Что случилось? — останавливает у двери голос Кати.

— Даже не представляю, — усмехаюсь. — Быть может, твоя подруга наконец обзавелась личной жизнью?

— Алиса? Корф, ты меня пугаешь.

Я обнимаю Катю, целомудренно целую в кончик носа.

— Ничего не бойся. Я со всем разберусь и вернусь. Ложись.

Но она лишь качает головой и отпускает меня, наверняка перекрестив за спиной. Не дожидаясь лифта, сбегаю по лестнице. Катя говорила, что они с Алисой повздорили из-за памятника. Хмурюсь. Говорил же Кате, что это плохая идея. Нельзя хоронить живых, потому что обратное не доказано. Но она заупрямилась и поступила по-своему. И теперь переживает.

С такими мыслями спускаюсь в бар. Приглушенная музыка, пара посетителей у барной стойки и Димон с Алисой за столиком у окна. Алиса смотрит на ночную улицу, а Димон, завидев меня, кивает. Я успеваю только сесть на мягкий диванчик, как Алиса протягивает мне фотографию. Я смотрю долго, убеждаясь, что не ошибся и без очков зрение не подвело.

— Рассказывай.

— Что? — Алиса обнимает себя за плечи, продолжая глазеть на пестрящую светом витрин набережную.

— Все с самого начала.

Она кивает и заговаривает тихо.

Алиса.

Невольно подергиваю плечом от холодных капель, падающих с мокрых волос. Распахиваю дверцы шкафа, машинально перебираю одежду. И мысленно настраиваюсь на рабочий лад, припоминаю перечень дел на сегодня. Шорох ткани сопровождается хрустом бьющихся друг о друга вешалок. И звук этот так раздражает, что сводит зубы. Отрываю руку от одежды, прикрываю глаза.

Итак, на сегодня у меня утренний разбор полетов, после – визит в мастерские и деловой обед, вечером – аукцион. Среди разномастных деловых костюмов, брюк, блузок и платьев выбираю классический черный костюм: пиджак, юбка-карандаш, – и белая рубашка ярким акцентом.

Бросаю костюм на застеленную кровать. Следом отправляются чулки на ажурной резинке, черное кружевное белье, рядом ставлю туфли на шпильке. Теперь образ бизнес-леди завершен, частично. Идеальная и всегда популярная классика с легкой тонкостью моих пристрастий.

В принципе, неважно, что я надену. Алиса Ямпольская всегда выглядит безукоризненно. Это – аксиома.

Холодная улыбка трогает губы, а взгляд цепляется за отражение в зеркале. Идеальное тело: высокая грудь, упругие ягодицы, стройные ноги, плоский живот. Просто создано для сильных рук и откровенных ласк. Создано для мужчин.

Вот только я не стремлюсь кому-то понравиться. Не жажду ничьего внимания. Но пресса так и норовит влезть в душу, в любой удобный момент задать каверзный вопрос. Поначалу я тушевалась, избегала камер. Теперь же – каждый вопрос разбивается о быстрый холодный ответ с легкой полуулыбкой. И теперь я то и дело украшаю обложки модных глянцевых журналов. И не перестаю ловить на себе восхищенные взгляды мужчин и слышать завистливые шепотки за спиной. Всем хочется приоткрыть завесу тайн «Снежной Леди» или просто залезть мне под юбку. Но моя личная жизнь – табу для всех, как и мое тело.

Крупная капля скатывается по шее, в ложбинку между грудей. Торопливо смазываю ее, натягиваю халат, застегиваю на запястье золотые часы – подарок мужа. Делаю глубокий вдох и на выдохе выхожу из спальни. На цыпочках прокрадываюсь по коридору, заглядываю в детскую, где еще дрыхнут мои дети. Легкая улыбка трогает губы. Предназначенная только для них. Для моей семьи. Прикрываю дверь и спускаюсь вниз, останавливаюсь перед темной дубовой дверью, из кармана достаю маленький ажурный ключ. Тихий щелчок замка и я вхожу в темное нутро единственной в доме комнаты без окон.

Запираюсь. Справа щелкаю выключателем, и помещение заливает приглушенный голубоватый свет. Туже завязываю пояс халата, кутаясь от прохлады, накидываю капюшон на влажные волосы. Здесь всегда особый микроклимат. Для особых жителей. Скольжу взглядом по деревянным стеллажам по периметру просторной комнаты. Улыбаюсь расставленным на них куклам, как добрым друзьям.

Эсмеральда по-прежнему парит в своем бесконечном танце, а грустный клоун с тоской наблюдает, не в силах рассказать прекрасной цыганке о своей любви. Чуть выше грациозная балерина застыла в пируэте, а в самом центре одинокая скрипачка замерла, едва коснувшись смычком струн. И где-то под потолком зазвенело эхо ее робкой мелодии.

— Здравствуй, – подхожу к белокурой статуэтке. — Я обязательно сыграю. Вечером, когда никого не будет дома. Обещаю. А сейчас мне пора.

Бросаю короткий взгляд на часы. Через двадцать минут проснутся мои непоседы, и пробраться тайком обратно уже не получится. А они не должны видеть меня в растрепанных чувствах.

Короткий взгляд на одинокое фото в темном углу и в сердце больно колет тонкой иголкой. И воспоминания норовят пробраться сквозь многолетнюю броню, которой я огородила себя, спасаясь от боли и отчаяния. Воздвигла стену и не позволю ей рухнуть. Поэтому поспешно отвожу взгляд и выскользаю из комнаты, заперев ее на ключ до следующей встречи.

На цыпочках вбегаю на второй этаж и ныряю в спальню в тот самый момент, как из детской доносится радостный хохот под: «Доброе утро, сестричка!», – и бешеный крик другой. Улыбаюсь, прислушиваясь, как мои несносные девчонки встречают очередное утро. Затылком прислоняюсь к двери, ощущая, как по телу разливается приятное тепло от того, что они есть в моей жизни.

Грохот в коридоре заставляет меня явиться перед дочками в самом грозном виде (и все равно, что я в халате, я могу быть суровой даже во сне – эти чернявки точно знают!), уперев руки в бока.

— И что здесь происходит? – и с трудом сдерживаю прорывающийся смех. А есть от чего. Ритка, мокрая как хлющ, взгромоздилась на спину сестры, и погоняет как лошадь, а Настя никак не поддается на провокацию, а уронив голову в руки, беззвучно смеется, смешно виляя попой, намереваясь скинуть сестру со спины. И все это посреди коридора, на глазах у изумленной Марьяны и под дикую рок-музыку. Мамочки, и это в семь лет! Что же будет, когда им стукнет по четырнадцать? Разнесут дом по кирпичику?

— Маргарита, Анастасия! – грозно окрикиваю дочерей. Те замирают и синхронно поворачивают ко мне свои сияющие весельем мордашки. И ни капли в них стыда. Вот чертовки!

— Маргарита Марковна, а ну-ка немедленно приведи себя в порядок! Марш в ванную, а то твои косы потом только остригать под корень!

— Запросто, – огрызается Рита, сверкнув синими глазищами, но послушно отпускает сестру и исчезает за дверью спальни.

— Анастасия Марковна, ну что за детский сад, а?

Настя поднимается с колен, пожимает плечами.

— Настя?! – прикрикиваю я, требуя ответа.

— Поняла—поняла, – ретируется та, не смотря на меня своими бесстыжими глазами цвета пасмурного неба.

Я лишь вздыхаю ей вслед.

Марьяна качает головой, глядя на наш традиционный утренний спектакль, а я лишь развожу руками. Такие уродились, что уж тут поделаешь.

Уже в спокойной обстановке надеваю нижнее белье, чулки, привожу в порядок коротко остриженные волосы, неброский макияж на лицо. Теперь черед белой рубашки, юбки и пиджака. Только потом нацепляю туфли и становлюсь снежной леди, которой меня все считают. Поправляю полы пиджака, подмигиваю собственному отражению и, добавив последний штрих – обручальное кольцо – спускаюсь к завтраку.

День начался.

Останавливаюсь на верхней ступени: тишина и пустота непривычна. Раньше каждое утро меня встречал радостный Джун, а теперь лишь сухие цветы в вазах да тени на светлом полу. Делаю глубокий вдох и на выдохе спускаюсь, держа в руке туфли. Так и не научилась ходить по дому в обуви. Ковролин щекочет стопы, а паркет холодит, но босиком я вхожу в столовую, где уже накрывает на стол Марьяна.