Дай лапу, друг медведь ! - Петухов Анатолий Васильевич - Страница 19

- А берлога - она какая? - спросил Борька.

- Там написано, разные бывают. Иной медведь на зиму глубокую яму роет где-нибудь под корнями дерева. А другие совсем немножко копают; разгребут землю, веточек да мху натаскают, чтобы помягче, и ложатся.

- А сверху что?

- Выворотень или ветки, если берлога под деревом, а то и совсем ничего. Снег зимой валит, валит да так и засыплет медведя. Вот ему и тепло.

- Интересно! - Борька помолчал, представляя, как под толстым слоем снега спит медведь, потом спросил: - А про мышку, помнишь, рассказывал рыженькая такая, - узнал чего?

- Только название. Вчера весь вечер про мышей читал. Едва и нашел. "Полевая мышь" называется. Одна и есть такая рыжая, с черным ремешком вдоль спины. А как она живет, там почему-то ничего не написано. Про других много, по целой странице есть, а про эту не написали... О зайцах еще читал. У них в конце лета зайчата бывают. Так и называются листопаднички.

- Вот бы поймать!..

- Хорошо бы, да где его найдешь? Он такой маленький, серенький, спрячется - и не увидишь.

Когда пришли на Стрелиху, то сразу поняли, что после отъезда охотников медведица со своими малышами не только наведывалась на поле, но, словно в отместку людям, порядком помяла овес. Чуть ли не до середины поля зверем были проложены широкие тропы.

- Видал? Во укатала! - восторженно воскликнул Борька. - А мы думали, не придет.

Андрюшка мрачно смотрел на длинные извитые коридоры, проложенные медведицей, на вмятые в землю тяжелые метелки овса и понимал, что вред участку нанесен немалый.

- Ползала она тут, что ли?..

- А здорово, правда?

- Чего здорово?! Ты хоть знаешь, какой это овес?

- Овес? Обыкновенный, - смутился Борька.

- Семенной! Да еще какого-то особого сорта. - Андрюшка приподнял смятые стебли - зерно было не тронуто. - Вот ведь какая! Ела бы, а мять-то зачем?

- Она по сторонам тропы ела, - заметил Борька. - Видишь? - И потрогал оголенные верхушки стеблей.

- Мы ее от охотников спасли, а она нам вред стала делать. Раньше, когда кормилась, не мяла таких троп...

Доска для лабаза была спрятана в густых елочках на краю поля, и Андрюшка быстро нашел ее. С помощью Борьки он приладил доску на старое место, на елки, а под ноги приспособил палку, крепко привязав ее веревочкой к сучьям.

- Рановато еще садиться-то, - сказал он, взглянув на солнце.

- Ништо!.. - отозвался Борька, которому не терпелось забраться на лабаз. - Сверху-то виднее, может, кого и увидим.

С того дня, как Андрюшка последний раз сидел на лабазе, прошло больше полумесяца. Незаметно промелькнуло время, но оно оставило неизгладимые следы приближающейся осени. Теперь ребята вдруг увидели, что лес, казавшийся прежде густым и темным, как-то поредел и посветлел. Березовая листва пожелтела, багряно горели верхушки осин. В лесу было пусто.

Борька пошарил глазами по овсу слева направо, потом справа налево никого, и тихо спросил:

- Андрюш, а разговаривать пока можно?

- Можно. Еще не скоро солнце сядет.

- А как ты думаешь, видел Валерка, что мы на Стрелиху пошли?

- Наверно, видел.

- Обидится, что не позвали...

- Пусть обижается. Сам виноват.

- А в школе вы как? Ведь за одной партой. И не разговариваете?

- Мы теперь не вместе сидим.

- Правда? А я и не знал...

- Видишь ли, - задумчиво заговорил Андрюшка, - Валерка оказался не таким, как я думал. Он считает себя лучше других. Лучше тебя, например...

- Так ведь он лучше и есть! - искренне возразил Борька. - И учится лучше.

- Разве дело в учебе?

- Да и так, вообще... - Борька растерялся и замолчал.

- Что вообще?

- Ну, я не знаю... Над ним никто не смеется, и в учительскую его не таскают.

- Все это не главное. - Андрюшка вздохнул.

- А что главное?

В самом деле, что главное? Если не учеба, не поведение, что же тогда самое главное? После долгого раздумья Андрюшка по-взрослому ответил:

- Главное - душа человека.

- Ду-ша?! Как это?

- Душа как раз и есть самое-самое главное! - убежденно повторил Андрюшка. - Это - что внутри, понимаешь?

Борька не понимал. Андрюшка сам чувствовал, что объясняет свое понимание души бестолково. Он наморщил лоб.

- Я не знаю, как тебе сказать... Душа - это и есть сам человек и что он о других думает. Если душа хорошая, человек никому не желает худого, он вообще не желает ничего такого, что бы других сделало хуже.

- А если душа плохая, тогда как?

- Если плохая, то человек сам себе кажется очень хорошим. Он радуется, что остальные хуже его, а если кто не хуже, хочет, чтобы стали хуже, чтобы с ними случилось что-нибудь нехорошее.

На сей раз Борька что-то уразумел.

- Помнишь, ты спрашивал, за что Валерка тебя не любит?

- Помню.

- Так вот, какого зла ты ему пожелал за то, что он тебя не любит? Чтобы он свернул шею или ослеп?

- Да ты что? Я только спросил и ничего такого не думал!

- Правильно, не думал. Потому что душа у тебя... нормальная. Андрюшка хотел еще что-то сказать, но вдруг насторожился и шепнул: Смотри!

Борька вздрогнул, повернул голову. От опушки к центру овсяного поля летела большая стая тетеревов.

- Все. Молчим, - предупредил Андрюшка. - Теперь только смотреть и слушать! - И он замер, втянув голову в плечи.

Не меньше часу сидели тетерева на высокой березе посреди Стрелихи. Неподвижные, они чернели там, точно грачиные гнезда, и ребята не смели пошевелиться, чтобы не спугнуть осторожных птиц. Потом стая с шумом и хлопаньем крыльев снялась с дерева и, описав дугу, опустилась в овес.

- Двадцать три штуки! - шепнул Андрюшка.

- А я и не догадался посчитать, - с сожалением отозвался Борька.

Теперь, когда птицам из высокого овса не было видно ребят, можно было и расслабиться, переступить ногами, покрутить головой на занемевшей от неподвижности шее.

Внизу, под деревьями, россыпью лежали желтые и багряные листья. Свет низкого солнца не достигал их, но ребятам казалось, что сами листья излучают желто-розовый свет и оттого в лесу так светло и просторно.

Андрюшка непрерывно смотрел на широкие медвежьи коридоры, избороздившие овес, и силился понять, как, отчего они получились. Если предположить, что медведица ела, ползая на животе, то как она могла сдергивать колоски овса с высоких стеблей по краям этого коридора? Ведь шея у нее короткая да и неловко есть, лежа на брюхе и задирая голову кверху. Если же она кормилась, как в прошлый раз, то откуда взялись эти коридоры? Тогда ничего похожего на ее следы не оставалось.

А Борька вообще не думал о медведях. Он сидел вполоборота к полю и смотрел только в лес, желая увидеть как можно больше. Но лес будто вымер. Правда, на короткое время показалась на стволе старой осины короткохвостая птичка величиной с воробья, с голубоватой спинкой и белым брюшком. Звонко цыкая, она юрко прыгала по щербатому стволу не только снизу вверх, но и сверху вниз, чем очень удивила Борьку. До сих пор он считал, что по стволам деревьев свободно лазают и прыгают только дятлы, а эта даже книзу головой может!..

Садилось солнце. Розовые блики заиграли на стволах берез, а желтые листья подрумянились и стали еще ярче, будто каждый листок был вырезан из тонкой красной меди.

А понизу уже подкрадывались сумерки. Они растекались из глубины леса, сочились из-под темно-зеленых, распластанных над землей еловых лап, мягко обволакивали пни и стволы деревьев, кусты и кочки, стирали пестроту покоящейся на земле листвы и отодвигали куда-то в синеватую глубь дальние деревья.

Андрюшка с удивлением замечал, как на глазах тают поглощаемые синими сумерками тонкие ветви, как сливаются воедино темные стволы осин, и лишь березы, уже утратившие алый румянец, тускло белеют среди сплошных теней. В вышине, на фоне синего неба, то тут, то там багрянцем светились верхушки осин, будто солнце, скатившееся за горизонт, на прощанье обдало их неувядаемой и нестираемой краской.