На осколках гордости (СИ) - Мечтательная Ксенольетта - Страница 68

Первая девчонка до меня не доползла: заметила, узнала. В круглых глазах отразился ужас, и она отскочила в сторону, ударилась спиной о шкаф, а затем села, скрючившись на полу, и завыла, пряча лицо в поцарапанных ладошках. Пока она рыдала, все молчали. Я тоже, пытаясь вспомнить, откуда знаю этих девушек. Та, что помладше, со светлыми кудрями, собранными в пучок, поднесла мне поднос с вином в зале. Ее я будто уже видела давно, но как-то смутно. А вторая…

Раскрасневшийся курносый нос, опухшие от слез глаза, волосы кудрявые и немного темнее, чем у ее подруги. Подруги?.. Вероятнее, младшей сестры. У обеих губы одной формы — тонкие, но очерченные; носы одинаково вздернуты; лбы широкие.

— Пожалуйста, пощадите, — чуть громче повторила девушка, сильно выгнув светлые брови и поджав губы так, что округлый подбородок покрылся частыми морщинками.

Ее заколотило сильнее, а затем она бросилась к сестре, но стражник удержал и рывком надавил на плечо. Она упала на колени, звучно ударяясь о твердый пол и расшибая ладони, — и я поняла.

Вспомнила, как фрукты из ее корзины выпали и покатились по пыльной дороге в разные стороны. Как она испуганно охнула, мгновенно присаживаясь, чтобы воровато подхватить упавшее и положить в корзину, будто ничего не роняла. Как выразительно выгнулись ее брови, а затем затрясся подбородок, когда она осознала, что у ее преступления были свидетели. Потом звучал перепуганный голос, когда мы с Айвин помогали собрать все рассыпанное в кучу. Она умоляла нас ничего не рассказывать Сиелре, сбивчиво лепетала о больном братишке и скромном доходе родителей. Кто они? Кажется, что-то связанное с лесниками: собирают ягоды, грибы, дичок — дешевую мелочевку. Служба у Сиелры помогает всей семье побороть болезнь брата, выходить его. Кажется, так…

От этой очевидности в глазах помутнело, потемнело. Голова немного закружилась, тошнотворный комок поднялся в горле. Я снова посмотрела на старшую девочку, и поняла, что не могу злиться на нее. Ни на нее, ни на ее младшую сестру.

В голове отчетливым воспоминанием вспыхнул обычный разговор из такого далекого прошлого, когда я была счастлива в беззаботности:

— Таблетки пил?

— Забыл.

— Малой, ну ты совсем оборзел? Две недели на больничном, за компом безвылазно!

— Мама нажаловалась?

— Папа, блин! Я суп приехала тебе сварить. Дачу замело, папа сказал, что приедут, как смогут. И носки надень, гриппозный!

Наверное, я бы не смогла убить, если бы Егору нужны были деньги, чтобы победить болезнь. Хотя… Смотря кого убивать. Если маньяка, то поборолась бы с собой?

Кто я для этих девочек, воспитанных в жестоком Фадрагосе? Как они относятся ко мне?

Захотелось наброситься на ревнивую, мстительную шан’ниэрдку прямо тут. Я сжала кулаки, посмотрела на нее, шагнула вперед, но увидела Кейела и замерла. Он прижимался к стене, его взгляд скользил по всем осторожно, а сам он будто жалел, что оказался сейчас в этой комнате. И я отступила, следуя его примеру: сидеть тихо и не высовываться, если не попросят. Тоже обратила внимание на лица присутствующих. Рыжему эльфиору явно нравилось представление — он, видимо, всегда доволен, если есть зрелище; двое шан’ниэрдов рядом с ним перешептывались улыбаясь. Остальных мужчин рассматривать даже не стала. А Сиелра выглядела оскорбленной до глубины души: пустой взгляд, чуть выпяченные губы, ровная спина и частые горестные вздохи.

Акеон неспешно приблизился к сидящей на полу девочке, и я напряглась, заметив, что его обычно пухлые губы превратились в тонкую, побелевшую полоску. Старшая девочка снова дернулась, поднялась в полный рост, но ее остановил Волтуар, вытянув руку перед ней, и она смиренно опустила голову. Акеон присел возле младшей на корточки, осторожно убрал хрупкие ладони от лица, открывая его.

— Почему ты пыталась отравить почтенную? — вкрадчиво спросил он.

Она всхлипнула, подтянув ноги к себе ближе, но молчала, будто воды в рот набрала.

— Не скажешь?

Покачала головой и опять всхлипнула, отворачиваясь.

В комнате стало так тихо: слышались только шуршание одежд и легкий шелест ветра.

— Принесла клятву? — поинтересовался Волтуар, не опуская руки.

Девчонки закивали одновременно, с надеждой уставившись на него.

— Тогда, о чем можете рассказать? — обратился к старшей.

— У нас брат умирает! Ему и шести периодов нет! Мы из…

— Что вы можете рассказать о яде? — перебил Когурун, сцепив в замок руки за спиной и приподняв волевой подбородок.

Девушка замолчала, испуганно посмотрев на сестру. Я видела, как она сдерживалась, прятала глаза, склоняя голову, чтобы не разоблачить младшую.

Они что-то знают… Почему покрывают Сиелру, когда уже в любом случае лишатся рабочего места? Для чего рискуют собой?

Муж Сиелры встал и направился к шкафу, где стоял графин с водой и стаканы.

Правители тоже заметили этот испуганный взгляд и дружно посмотрели на младшую девочку. И стало как-то ощутимо прохладнее. Под сердцем тягостно заныло в нехорошем предчувствии. Возникла мысль, что неплохо было бы перенести разбирательства на завтра, когда все немного успокоятся.

Акеон убрал коготками с опухшего личика мокрые, налипшие от слез кудри и попросил:

— Говори, что знаешь.

— Она не хотела! — не выдержала старшая, едва не притопнув ногой, но вовремя отступила, сжимая подол платья в кулаках. — Это я! Я попросила ее отнести бокалы почтенной!

— Не правда! — звонко воскликнула вторая, вскинув голову. И глядя прямо Акеону в глаза, залепетала на одном дыхании, словно выучила: — Яд я разливала! Бокал я отдавала! И отравить я хотела! Фари не виновата! Она яд не трогала! — И даже вцепилась в белоснежный рукав правителя двумя руками. — Не трогала она! Это я все! Духами клянусь, я виновата!

— Заткнись! — крикнула Фари, снова упав на колени и сложив руки на груди. — Замолчи сейчас же! Что же ты делаешь?!

Духи сложились в знакомый рисунок перед лицом… совсем ребенка. Она, наверное, младше Егорки, а может, ровесница. Просто мальчишки в какой-то момент быстро взрослеют, вытягиваются, крепнут…

Волтуар сжал плечо Фари, и она закусила губу, а через секунду зажмурилась и разрыдалась. Так же громко и горько, как недавно рыдала ее сестра. Девичий вой сковал меня: я прислушивалась к неразборчивым словам и, кажется, постепенно сходила с ума. Сквозь слезы она обращалась к родителям, просила у них прощения, клялась им в любви. И я не могла пошевелиться, словно завороженная слушала и представляла ее семью, вспоминала свою. Мысленно давно подошла к девушке, тоже опустилась перед ней на колени и обняла, прижимаясь щекой к ее мокрой щеке, и уговаривала не плакать.

Они не помогают…

Слезы никогда не помогают. …и мольба о пощаде тоже.

В мыслях. Все происходило в них, а на самом деле я просто стояла, не сумев сдвинуться с места и наблюдая. В висках стучало, голову будто сдавили тиски. И ладони мокрые от пота. Скользкие, неприятные…

Сиелра приняла стакан из рук мужа. И мне всей душой захотелось, чтобы она подавилась. Захлебнулась! Я открыла рот, набрала в легкие воздуха побольше, собираясь обвинить лживую тварь, но меня током пронзило от услышанного, спокойного голоса Когуруна:

— Виновницу казнить, а семью изгнать.

Обомлела.

Кого казнить?

Посмотрела на затихшую, перепуганную девочку. Она перестала плакать, глядя прямо в глаза Акеону. Наверное, все еще осознавала смысл услышанного.

У нее же вся жизнь впереди. Разве не ясно, что она выполняла приказ? Не посмела ослушаться. А может, была подкуплена лестью Сиелры, или мечтой спасти семью, брата?

— Вы даже не спросили, откуда у нее яд!

От моего голоса в комнате наступила бы звонкая тишина, если бы не тихий плач девочки и сумбурное бормотание ее старшей сестры. Это бормотание, перемешанное с едва слышным стуком зубов и короткими, отрывистыми, шумными вдохами, пробирали до костей, приносили раздор в мои мысли, мешали соображать.