Мир в моих руках (СИ) - Свительская Елена Юрьевна - Страница 24

— Скучаю по твоему злому языку, старина!

Шумно вдохнул, выдохнул… потянулся… Посмотрел на Блага, пытающегося отобрать кота у Кирилла: Камилл вцепился в одежду моего одноклассника всеми когтями и отчаянно мяукал, не желая отдираться.

— Вы уж позаботьтесь о нашем Старейшине, ладно? — грустно попросил высокий, запустил руку в свои светло-русые волосы, взъерошивая их. — Я боюсь, что он что-нибудь сотворит. Похоже, он ещё не оправился от потрясения.

— И без тебя знаем! — проворчал старший белокрылый.

— Он вообще первые три дня, как ни приду к нему, всё сидел в гостиной и смотрел на его меч! — вздохнул тот, который помоложе, — Я испугался, он себя прирежет или ещё какую-нибудь глупость сотворит!

Странно… И Кирилл, и мама говорили, что хранители живут на разных территориях: чернокрылые отдельно и белокрылые отдельно. И что у каких-то новых, краснокрылых, только-только начавших появляться, наверное, появится своя территория. Но этот краснокрылый ведёт себя так, словно он отсюда! Он зовёт Блага «нашим Старейшиной», явно близко общался с местными, хотя они и отчего-то очень злы на него…

— Я, кстати, Тайаелл, — улыбнулся мне краснокрылый, — Можешь звать меня просто Тай, Елл или Элл. По какой-то нелепой прихоти Небес меня сделали изначальным хранителем. Может быть, ты уже умеешь видеть крылья? У меня они красные. А вообще-то, я почти всю свою жизнь прожил на Белой земле.

Тайаелл? Ой, мама и о нём упоминала! Что у неё здесь был не только любимый, но и два друга-хранителя: Карст и Тайаелл. Наверное, мамусик обрадуется, когда ей расскажу, что и этот её друг жив и здоров: она беспокоилась, что с ним что-то могло случиться. Хотя мне подробностей и не рассказала.

— А как зовут прекрасную незнакомку? — широкая и дружелюбная улыбка.

— Я — Надежда, — протягиваю руку и улыбаюсь.

— Так прямо и Надежда? — он ответил мне лёгким рукопожатием, — А как на твоём родном языке?

— Просто Надежда. Но можно звать меня Надя.

Он отчего-то вздрогнул. Тихо произнёс:

— Надежда, значит…

Благ, переместившийся к нам вместе с отодранным таки котом, вдруг разжал руки. Отчего несчастный зверь шлёпнулся на каменный склон. Точнее, шлёпнулся бы: Тайаелл как-то извернулся и подхватил бедолагу почти над самой поверхностью. Мрачно посмотрел снизу вверх на Старейшину, выпрямился.

— Её зовут Надежда… — проговорил Благ, говоря не понятно с кем.

Как-то странно подошёл ко мне: казалось, у него ноги стали чугунными, и он их с трудом передвигает. Подошёл вплотную, коснулся моей щеки, произнёс сдавленным шёпотом:

— Эррия, ты вернулась?

Эррия?.. Что-то внутри меня задрожало от звуков этого имени. Перед внутренним взором промчалась уйма пёстрых картин… Каких-то воспоминаний… Которых в моей жизни никогда не было… Обрывки незнакомых мне чувств…

…Чёрная и белая струи расползлись в два океана, грозно хлынули друг на друга…

Откуда-то издалека донеслось:

— Его, случаем, по голове не били?

— Я его заслонил, когда он два камня пропустил: один ударил по виску, второй — по голени…

— Совсем плох…

— Он сильный, справится!

Я очнулась в незнакомой комнате, на чужой просторной кровати с белым балдахином. Голова страшно болела. Раскалывалась. Тело было какое-то ватное. С трудом отодвинула балдахин, такой тяжёлый, словно каменный, сползла на пол. Обнаружила, что поверх моего зелёного платья накинуто ещё одно, длинное, с рукавами, белое, плотное и мягкое. На овальном столе, со столешницей из светлого камня в обрамлении золота, стоял поднос с румяными ароматными булочками и каким-то травяным напитком. Комната мне что-то напоминала. Будто уже видела когда-то похожую… только… та была какая-то другая… Тьфу, опять! В этом мире меня преследует ощущение, будто у меня едет крыша… Как бы и в самом деле не съехала она у меня…

Кажется, откуда-то извне доносится запах какого-то другого травяного отвара, более ароматного… Я его как будто уже знаю… Тьфу, опять!

Мрачно стянула через голову белое платье спального назначения, одёрнула моё, с неудовольствием отметила: оно немного смято. Вот ткань противная! Я же хотела быть самой красивой или хотя бы выглядеть прилично! И, вздохнув, отправилась к двери. Только попробуйте меня тут запереть! Я вам дом разнесу! Научусь и разнесу… О, открыто!

Тело двигалось медленно, словно только-только очнулось после глубокого сна. Впрочем, это наваждение, будто я здесь когда-то уже была… в очень похожем месте… оно прошло.

Прошла по короткому широкому коридору, осторожно спустилась по витой белой каменной лестнице, судорожно цепляясь за перила, и оказалась в просторной гостиной со светлой мебелью. На стене весела полка-подставка, держащая два меча в ножнах. Благ, сидел сгорбившись, упёршись локтём в подлокотник, поддерживая ладонью подбородок. И смотрел на мечи. На круглом маленьком столике возле его кресла стояли прозрачный сосуд с жёлто-зелёным отваром и чашка. Больше никого в комнате не было. И вообще в доме было пугающе тихо. Я осторожно подошла к нему. Он, кажется, вообще не слышал моих шагов. Замер, не отрывая взгляда от мечей. Грусть, казалось, пропитала воздух вокруг него, разливалась по пространству. Пение птиц где-то за окном стало каким-то нервным, потом и вовсе стихло. А Старейшина так и не пошевелился. Мне стало его очень жаль. Как бы ни прирезался, в самом деле! Не хочу, чтобы у него были проблемы! Не хочу, чтобы он так мучился! Но что я могу?

Осторожно присела на подлокотник кресла, стоящего с той же стороны от большого овального кресла, что и его.

— Не ходи босиком по каменному полу, а то простудишься, — сказал Благ неожиданно.

Я растерянно посмотрела на мои ноги и на пол. Тот, и в правду оказался каменным. Вытянув ногу, осторожно прикоснулась. Холодный… Странно, а я отчего-то сразу не заметила.

— Около твоей кровати были босоножки. И сапоги, — он по-прежнему не отрывался от двух мечей.

Проворчала:

— А ты бы сел ровно, а то потом спина болеть будет.

Он не послушался. Упрямый. Или слишком несчастный.

— В домах, оставшихся от других хранителей, пока не прибрано, — продолжил парень бесцветным голосом, — После битвы никто до сих пор так и не решился заняться уборкой в них. А Кэррис не захотела делиться своими хоромами с кем-то. Поэтому тебя перенесли в мой дом. Если хочешь, мы построим для тебя новый.

— А в твоём мне остаться нельзя? — почему-то мой голос вышел обиженным.

— Боюсь, что стану опасен для тебя. Из-за моего сбитого Равновесия ты потеряла сознание. Потом спала несколько часов, сколько тебя ни трясли.

— Думаешь, я опять подвергнусь опасности из-за тебя?

— Не знаю, — он неотрывно смотрел на мечи, — Но я не хочу, чтобы из-за меня кто-нибудь ещё пострадал.

Мы долго молчали. Сгущалась тоскливая тишина в доме. Сгущалась тоска внутри него. Вот уже лучи заходящего солнца перестали отплясывать огненный танец на ножнах зловещих мечей, а мы всё сидели… Я отчаянно перебирала в памяти всё, что слышала о нём от мамы, от местных. Вдруг вспомнила его разговор с моим отцом, который подслушала. Благ тогда сказал, что более всего его опечалила гибель одного друга, хотя тот погиб не единственный. Не знаю, сколько времени прошло с тех пор, но он до сих пор его не забыл…

Вот уже сгустились сумерки. Ночь вальяжно заняла Белую землю. Я уже сползла в кресло, притянула к себе ноги, обняла колени. Кажется, Благ сидел в той же позе. Я его плохо видела, даже когда узкая луна выходила из облаков, но у меня было такое ощущение. И, казалось, ну какое мне дело до страданий чужого мне парня? Тем более, если верить маме, именно из-за него и его глупого руководства погибло много хранителей и обычных людей. И всё же мне не хотелось уходить. Почему-то боль этого хранителя отзывалась болью и в моей душе.

Ночь растянулась на вечность. Мне хотелось спать, но я больно щипала себя, чтобы не уснуть. Мне по-прежнему не хотелось оставлять его одного.