Уход на второй круг (СИ) - Светлая Марина - Страница 72

— Да похрен мне на это, слышишь? — вдруг сделавшись серьезным, заявил брат. — Я пришел вывести тебя на воздух.

— Не ори. На воздух так на воздух.

— Ну так вперед. Хоть спортивки, хоть вечернее платье. Можно даже не краситься. Пошли.

— Ну пошли, — снова пожала плечами Ксения. Сунула ступни в единственную обувь, стоящую у порога, — кроссовки и стащила с вешалки толстовку. — Куда?

— У тебя через улицу суши-бар есть. Сто лет не жрал суши.

— Там пиццу делают?

— Не имею представления.

— Ладно, на месте разберемся.

Денис кивнул, сунул руки в карманы. И буркнул куда-то себе под нос:

— Да ты уже со всем разобралась.

— Ты пришел поссориться? — скривила губы сестра.

— Нет. Погулять и пожрать, — Денис поморщился и вынул из кармана шелковую ленточку бледно-голубого цвета: — Можно я тебе прицеплю?

— Да ну тебя! — отвела она в сторону руку брата. — Я и сама пойду.

— Славтехоспади! — возвел он очи горе.

На улице к вечеру стало совсем свежо. И если днем, несмотря на воцарившийся октябрь, хотелось снять кофту и ходить в футболке, то к закату осень чувствовалась все сильнее. И в воздухе, и в дыхании ветра, и в небе, становившемся все глубже. Сейчас, в красновато-холодном цвете, особенно. Денис нахохлился, как гигантский птенец, пряча нос в воротнике толстовки, и бодро шагал по тротуару у дороги, наотрез отказавшись проехать машиной. «Тут идти минут десять!» — безапелляционно заявил он.

Но всю дорогу молчал, будто не знал, что сказать. Или знал что, но не представлял как.

Уже потом, когда они завалились в суши-бар, разглядывая меню, выставленное на столике, он усмехнулся и весело заявил:

— Сегодня определенно твой день. И я явился, и дождя не случилось, и пицца есть.

— А если серьезно? — Ксения отодвинула свое меню в сторону и чуть наклонилась через стол к брату.

— Ну ты же хотела пиццу! — почти обиделся он.

— Зачем ты пришел, Денис?

— За-тем, — вдруг взорвался Дэн шипящим шепотом. — Ты совесть потеряла. Ладно я… я понимаю, я виноват, я скотина — не сказал, и этот твой весь благородный… сознался. А родители тут при чем? Их зачем игнорить? Который месяц пошел? Третий? Они по стенам ходят!

— Я не игнорю. Звоню. По воскресеньям.

— И носу не кажешь из своей конуры. И к себе никого не подпускаешь. Думаешь, я не понимаю, что за нафиг?

— И что же за нафиг? — заинтересованно двинув бровью, спросила Ксения.

— Парамонов — фамилия твоего нафига.

— Допустим. Но это же мои проблемы?

— Ну вот я хочу поинтересоваться. Как ты намерена их решать. Как, Ксю?!

В этот момент у столика нарисовалась официантка. Басаргины сделали заказ, Ксения некоторое время задумчиво смотрела в окно, под которым они сидели.

— Никак не намерена, — сказала она негромко. — Нечего решать.

— Какого ж хрена — нечего?! — выпалил Денис. Покрутил в руках солонку, переключился на перечницу. Нашел зубочистки. И продолжил гневную речь: — Жить ты как собираешься? Напоминаю, хату ты снимаешь. А с работы ты уволилась. Сутками торчишь к своей конуре. А мужик, которому мозга не хватило тебя удержать, шляется к нашим, про тебя спрашивает. Ты вообще соображаешь? Ты в кого превратилась?

— Что значит «шляется»?

— То есть это единственное, что ты услышала?

— Еще услышала плач по моим финансам, — усмехнулась Ксения.

— Ага. Ну, к родителям ты не пойдешь, значит, упадешь на шею мне. Должно у меня быть личное пространство, ну?

— Поверь, оно для меня священно!

— Да? — в его голосе искренно звучало недоверие. Можно было бы даже поверить, если не знать его, как облупленного.

— Да не приду я к тебе, — она взяла кусок пиццы, поставленной перед ней официанткой. — Даже если я не стану работать — а это не так, у меня просто отпуск — то моих сбережений хватит надолго. А если переехать в Умань…

— Ксения, какая Умань?! Спроси ты у меня уже еще раз, а! Тебе же хочется!

— Тебе не меньше моего хочется рассказать о том, как Глеб приходил к родителям. Говори.

— Когда ты исчезла для всех, он сначала меня застал. Я вещи вывозил, тут Парамонов во дворе появляется. Просил дать знать, как ты, а я злой… как черт. Не знаю, как рожу ему не начистил. Он очень просился. Я его два года назад хорошо ведь приложил… За Вано… Мы на крыльце курили, у него зажигалка не работала. Ему наглости хватило попросить прикурить. Ну, я прикурил, а потом как мазданул… И отпустило. Хоть немного, но отпустило. Короче, не знаю, как я теперь его не тронул. Может, перегорел, может, поверил. А потом батя отмочил. Он к ним приехал, а папахен согласился выслушать, пока матери не было. Может, зря мы и их не предупредили, они б от тебя быстрее отстали, и его на порог бы не пустили. Но понимаешь, — Денис отвел взгляд и ткнулся глазами куда-то в стол, — мне покоя мысль не дает… Он ведь по-честному, когда я ему обещал, что тебе не скажу… он с тобой — по-честному. На что-то же рассчитывал, раз никак уняться не мог, все искал. Если бы виноват был — его бы так крючило?

— А я откуда знаю? — Ксения снова смотрела в окно. — Я не врач, не эксперт.

— Понимаешь… Семен Евгеньич остановился, потому что ни ты, ни Лена Григорьна не хотели. Я — потому что мне хватило… ну… кулаки распустил и хватило. На место стало внутри что-то. Плюс его уволили из больницы. Вроде, какой-то результат. А если бы судили — была бы экспертиза. Не знаю, честная, нет. Врачи друг друга всегда покрывают. Но была бы экспертиза, какой-то документ, удостоверяющий его вину. Или опровергающий… а его уволили без промедления, за неделю. И я решил, что он виноват, значит. Но, Ксюш… Оно сейчас другим, чем тогда, кажется.

— Зачем ты мне это говоришь? — глухо спросила она.

— Потому что вот это всё, — он махнул на нее рукой, указывая, что именно «вот это всё», — мне не нравится. И потому что и моя вина есть. Должен был что-то сделать для тебя, когда узнал, а ни черта не сделал. В этот раз она замолчала надолго. На брата не смотрела. Медленно жевала, разглядывала посетителей.

— Что ты мог сделать? — неожиданно сказала Ксения. — Вернуть Ивана? Или чтобы это оказался не Глеб? Что тут вообще можно сделать?

Денис невесело усмехнулся. Прижал ладонь ко лбу и выдал, коротко вздохнув:

— Если бы я хоть немного понимал, какой он псих, постарался бы быть убедительнее в своих советах ничего не рассказывать тебе.

— Он — псих, — эхом повторила она. — Денис, я хочу домой.

Дэн кивнул. Почесал лоб под светло-русыми волосами. А потом проворчал:

— А давай ко мне? Переночуешь. Я шутил про твои финансы и свою шею. Я не хочу, чтоб ты одна была… Хватит уже одной.

— Не пользуйся тем, что я не могу спорить.

— Я не знаю, что еще в состоянии сейчас…

— Проводи меня домой.

— Да я-то провожу… Просто… ты подумай на досуге, что было бы, если бы ты не узнала. Досуга у тебя теперь много.

Досуга у Ксении было более чем достаточно.

Предоставленная сама себе, она могла целый день не выползать из кровати или часами сидеть в кресле, разглядывая узоры на паласе. Для разнообразия можно было переместить взгляд на книги — разноцветные, разношерстные, привлекающие золотом или выставляющие напоказ обтрепанные корешки. Дожди за окном не располагали к прогулкам, но даже яркое солнце вряд ли подвигло бы Басаргину лишний раз выйти из дома. Ее личный подвиг — поход в ближайший магазин за полуфабрикатами. Путь не далекий, но частый. Этим ее встречи с внешним миром и ограничивались.

Но жизнь полна сюрпризов, и далеко не всегда приятных. Ксения все сильнее впадала в уныние, словно в ней сломалась та самая главная ось, на которую она столько времени нанизывала силу воли, упрямство, холодность, не позволяющие поддаться обстоятельствам и раскиснуть. С тем, чтобы в эту проклятую осень с каждым днем все сильнее чувствовать себя киселем, всегда презираемым в других. Дни и ночи перемешались. Она нередко спала днем, а ночью, глядя в темноту, разрываемую фонарями, вспоминала сны — изматывающие, болезненные, искажающие реальность в кривом зеркале ее воспоминаний.