Уход на второй круг (СИ) - Светлая Марина - Страница 27

— В смысле?

— Если не вариант — зачем?

— Аааа, — рассмеялась Ксения. — А вам только варианты? Чтобы рассматривать? Согласовывать, утверждать. Подойдет — не подойдет. Он — не вариант! Он подойдет.

— Ксюша, пожалуйста, ну что ты такое говоришь? Зачем?

— Прости. Идем. Гостей уже, кажется, больше, чем вы приглашали. А то еще отца уведут, — рассмеялась Ксения и чмокнула мать в щеку.

Та только всхлипнула и приобняла дочь за плечи.

— Не уведут. Тридцать пять лет не увели, а сейчас куда? Только не злись. Дениса нет, ты обижаешься. Я больше не буду, правда.

— Я тоже больше не буду, — и, подхватив Маргариту Николаевну под руку, она потащила ее в зал.

Мать позволила довести себя до стола, иногда оборачиваясь на приветствия и комплименты других гостей. Что-что, а блистать она любила. Видимо, сказалось не сложившееся. Когда-то могла сделать карьеру пианистки, если бы не посвятила себя мужу, главному экономисту крупного завода, и двоим детям, которых беззаветно любила. И все, что ей оставалось, — учить других играть на пианино. Но не воплотившееся прорывалось. До сих пор.

— А вот и наши девочки, — обрадовался папа. — Отдаю вам Глеба, иду к Володе, он уже все просек.

И с этими словами, весело хохоча, переместился за другую часть стола. А Глеб, выскочивший следом, помогал дамам рассаживаться. Джентльмен чертов!

— Значит, я спасение от Володьки? — шепнул он на ухо Ксении, когда они оказались относительно одни — мать тоже отвлеклась.

— Это что-то меняет? — спросила она, обернувшись, отчего лица их оказались друг напротив друга. Парамонов несколько секунд смотрел на нее — глаза, нос, губы. Губы были подвергнуты особенно пристальному изучению. Они ему правда нравились, безо всяких планов и стратегий.

— Нет, — мотнул он головой. — Я думаю, нет. После торта…

— Вот и прекрасно! — улыбнулась она, в который уж раз поймав на себе взгляд мамы.

А праздник еще даже не начался. Словно бы услышав ее внутренний стон или почувствовав затылком прожигающие взгляды, Парамонов сверкнул глазами и быстро прижался к ее губам с поцелуем — твердым, уверенным и быстрым. Отстранился на секунду, словно бы оценивая ее реакцию. И прижался уже к щеке, глубоко вдыхая запах.

Ловить взгляды приходилось еще не единожды. Родителей, крестных — ее и Дениса, знакомых, многих из которых Ксения знала с самого детства. Конечно же, понимала, что так будет, провокация удалась по всем пунктам, но чувствовать себя на всеобщем обозрении в который раз — на деле оказывалось трудным. Самые близкие подходили поздороваться с явным намерением познакомиться с Глебом и обязательным дополнением о том, как они за нее рады. Приходилось улыбаться и благодарить, в то время как сильнее всего хотелось объяснить, что какое бы мнение окружающие ни имели о ее жизни, это ее и только ее жизнь. Как хочет, так и живет. И уж тем более — с кем хочет. Даже если только с собой любимой. Впрочем, родители — и те не понимают. Денис — скорее не вмешивается, чем действительно принимает ее выбор. Хотя должен бы больше других.

Но сегодня она всем предоставила тему для совместных обсуждений в течение некоторого времени. Знали бы они…

Ксения взглядывала на Парамонова, усмехаясь его спокойствию. Действительно, большой мальчик. «Запойный он, что ли?» — снова начинала злобствовать Басаргина.

В дополнение ко всему наваливалась чертова «свадьба», очень точно разыгрываемая тамадой. Ксения всерьез задавалась вопросом, каким она хотела бы видеть свой юбилей, и заставляла себя сосредоточиваться на глупых конкурсах, лишь бы не думать о том, чему никогда не сбыться. К счастью, ее минула участь оказаться среди конкурсантов — то ли родители предупредили ведущую, то ли лицо Ксении с самым красноречивым выражением не располагало к игривому настроению. Не оказывалась она и среди танцующих. Присутствие Глеба надежно охраняло от случайных предложений. И не только. Кто бы ни появлялся на горизонте, от гостей до родителей, с праздным ли любопытством или с искренним интересом, он умудрялся так быстро и уверенно перехватывать инициативу, что в результате «визитеры» едва ли не забывали, зачем подходили.

С Панченко могли возникнуть проблемы. В самом начале вечера он подкатил с банальным и подчеркнуто корректным «визитом вежливости». Но недовольство на его лице читалось слишком уж явственно. Поджимал губы, говорил тосты, участвовал в конкурсах и периодически поглядывал на Ксению, все сильнее набираясь. Его взгляд, один из многих любопытствующих, был навязчивым и разочарованным одновременно. Выжидающим. Естественно, никто не любит оказываться дураком, а в каком-то смысле ее родители сделали из него дурака. И отговорки Ксении про опоздание — всего лишь отговорки. Когда ее «опоздание» позволило Виктору Антоновичу утащить себя для вполне ясной цели выпить за здоровье молодых, Володя воспользовался представившейся возможностью и подкатил к Басаргиной-младшей.

— А дочка виновников торжества совсем не танцует? — с усмешкой спросил он. — Или ей кавалер не позволяет?

— Это у кавалера надо бы спросить, — отозвалась Ксения миролюбиво. — Но я все равно не танцую.

— Может, не те приглашают?

— Не может. Я просто не танцую.

— А когда-то танцевали, я помню, — криво усмехнулся Володя. — Когда ваш муж…

— Когда-то танцевала, — мысленно посылая его к черту, сказала она. — Теперь не танцую.

— А я тоже, — рассмеялся он. — Хотя мне и проще, чем вам… переживать.

— Чем же?

— Я никого не хоронил. Конец моего брака ознаменован штампом о разводе.

— Вам есть, чем гордиться, — не сдержалась Ксения и фыркнула.

— А может, всё-таки к черту все и потанцуем?

— Я — не танцую!

— Хорошо. Тогда я вам позвоню? Можно будет встретиться? Или ваш… как его? Глеб? Будет против? Скажите прямо, у него есть основания быть против?

— А вы были бы «за», если бы ваша жена встречалась с другими мужчинами? — спросила она в свою очередь.

— Все настолько серьезно? — вопрос прозвучал как-то жалко, что не сочеталось с его видом — чуть на подпитии, уставшим и помятым, но все-таки очень солидным.

— Все очень серьезно! — раздалось рядом весело и бодро. — А вы о чем?

— О танцах, — сказала Ксения.

— Не, танцы не мой конек, — Парамонов снова поцеловал ее щеку, будто бы утверждая какие-то собственные права, и, совсем не обращая внимания на притихшего горе-ухажера, спросил: — Ксёныч, я курить. Со мной?

Она тут же поднялась со стула, будто только этого и ждала.

— Не надо мне звонить, пожалуйста, — сказала Ксения Панченко и повернулась к Глебу. Тот взял ее за руку и повел к выходу. Его ладонь была теплой, почти горячей. Большой, такой, что ее ладошка в ней почти полностью терялась. Его пальцы быстро скользнули по ее запястью поглаживающим движением. Почти обжигая. А он на ходу бросил:

— Чтоб тебя охранять, меня одного мало. Рота нужна.

— Мне достаточно. Я тоже умею себя… охранять.

— Это я заметил. Там холодно, давай пальто заберем, а то простудишься.

— Совет врача? — рассмеялась она.

— Нет. Типа забочусь.

Ксения кивнула. Они забрали одежду из гардероба и вышли на крыльцо. Снег больше не шел, но кое-где серебрился теперь под желтым светом фонарей, освещающих самые отдаленные уголки парка, но при этом создающих атмосферу уюта и романтики. Ксения накинула на голову шарф и стала медленно спускаться по ступенькам. Глеб шел рядом, доставая из кармана сигареты и зажигалку. На мгновение та вспыхнула возле его лица огоньком, и он закурил, глубоко затянувшись и выпустив струйку дыма.

Он не солгал — действительно заботился. Видел же все. Этих друзей-родичей, круживших вокруг любопытными стервятниками. И бесился, и восхищался. Не выносил вмешательства в свою жизнь, но в его и вмешиваться-то было толком некому. Кроме, наверное, Осмоловского. А вокруг нее кипит и бурлит, только вряд ли она тому рада. Черт его знает, что лучше: одиночество наедине с собой или среди людей?