Уход на второй круг (СИ) - Светлая Марина - Страница 21

Ну да. Выглядел он что надо. Медицинскую форму сменили джинсы и свитер. Почти как на фестивале бардовской песни. В руках коробка с произведением кондитерского искусства — шоколадными кремовыми пирожными из его любимого заведения. Ни к чему не обязывает. Вполне катит для приятного чаепития.

— Я тут решил, что цветы — это плохая идея, — сообщил Парамонов. — Решил исправиться.

— Если это мне, — кивнула она на пирожные, — то у меня на орехи аллергия.

— Я смотрю, ты знаешь их ассортимент, — решил не унывать Глеб.

— Нет, просто на упаковке нарисовано. Вот здесь, сбоку.

Парамонов покрутил в руках коробку. Обнаружил означенный рисунок. И вынужден был смириться. Прокол. Хотя стюардесса сама по себе — сплошной прокол! Прокол его здравого смысла.

— Жалко, — печально выдал он. — Говорят, от сладкого добреют.

— От сдобы.

— Да? А от сладкого не?

Ксения пожала плечами. Парамонов в точности повторил этот жест. Сказать ему было решительно нечего.

— Ладно, — пробормотал он. — Будем искать варианты.

— Не валяйте дурака, — предложила она, прежде чем покинуть сцену.

Но Глеб Парамонов уже вошел в раж. Он не мог не валять дурака.

Да и сцена в его случае была очень относительным понятием. Где Глеб — там и подмостки. «Великий артист пропадает», — заявил ему однажды Осмоловский в хорошие времена, когда Парамонов еще не знал, что такое предательство. Под Новый год в педиатрии какая-то волонтерская организация утренник проводила. А пират заболел. Бороду и деревянную ногу нацепили на Глеба, который просто кофе зашел попить к Вере, работавшей там. Вместе учились, вместе работали, вместе жили с четким осознанием — это навсегда. Как выяснилось, осознание было только у Глеба. И в горе, и в радости Вера не захотела. Но в те времена Парамонов импровизировал Бармалея, а жить нормальной жизнью ему оставалось еще почти пять месяцев. Дети были в восторге, Осмоловский тоже.

Однако вся та прежняя жизнь начисто лишила его умения приглашать женщин на свидания. Да и вообще — соблазнять женщин. Те соблазнялись сами. Навык срочно необходимо было нарабатывать. И за это дело Глеб взялся столь же решительно, сколь и за роль пирата.

Следующий день оказался днем воскресным. И по законам логики и его собственным соображениям «Жанночка» должна была находиться дома. На сей раз не сработали ни логика, ни соображения. Машины под окнами не наблюдалось. Свалила, звезда! К вечеру Парамонов даже забеспокоился — пропала! А он понятия не имел ни как ее зовут, ни куда звонить. Да и заявление «У меня соседка пропала» звучало бы крайне странно.

Пропажа нашлась около одиннадцати вечера. Приехала вместе с внедорожником. Парамонов традиционно курил в форточку. И смотрел на нее в упор, зная, что она его заметила. Простучала каблуками по асфальту свою персональную морзянку и скрылась в подъезде. А его душила злость: в такое время к ней уже не сунешься. Поздних визитов его мадам не любила. И значит, придется отложить до следующего раза.

Акт первый. Действие второе.

Следующий раз. Все тот же осточертевший ноябрь. Парамонов и стюардесса на лестничной клетке — лицом к лицу.

— Вообще-то, — с улыбкой начал свою проникновенную речь Глеб Львович, — я тут подумал, что в ресторане, к примеру, можно точно выбрать то, на что аллергии нет и что будет вкусно.

— Интересная мысль, — согласилась Ксения, предприняв попытку обойти докучливого соседа.

Но докучливый сосед занял весьма удобную позицию, перегородив проход к лестнице. Сложил руки на груди и осведомился:

— Я знал, что тебе понравится. Тогда приглашаю. Когда тебе удобно?

— Вынуждена отказать.

— Почему?

— Я не хожу по ресторанам с малознакомыми соседями.

Он внимательно разглядывал ее лицо. Будто бы изучал каждое золотистое пятнышко на коже. В его глазах вспыхнули искры. Яркие, озорные, и теперь уже он рассмеялся. По-настоящему, весело и заразительно. А когда отсмеялся, вежливо, как мог, спросил:

— Может, озвучишь мне критерии, по которым ты решаешь, с кем ты знакома, а с кем нет?

— Нет.

— Вот же упертая. А если мне не с кем в ресторан сходить, а хочется?

— Когда мне хочется в ресторан, я просто иду в ресторан, — сказала Ксения. — Разрешите все же пройти, пожалуйста.

Парамонов весь подобрался, даже живот втянул, став боком.

— Ну, проходи, конечно.

Ксения протопала мимо и стала подниматься по ступенькам. Далеко не ушла. Став на одну первую же и поравнявшись с ним ростом, неожиданно даже для него, получила резким клевком поцелуй в щечку.

— Детский сад, — усмехнулась она и стерла пальцами его прикосновение.

Тот факт, что на сей раз отдельные части его тела не пострадали, естественно, вдохновлял. Стало быть, привыкает. С другой стороны, накаляло ее упрямство, которое с трудом вписывалось в схему «соблазнить-бросить». Но теперь в нем уже всерьез включился азарт, а Парамонов азартность хорошо за собой знал как черту, которая то и дело прорывалась из-под наносной сдержанности, скорее воспитанной в себе, чем врожденной.

Но именно потому, что включилась азартность, в следующий раз, который припал на начало декабря, а Инфинити уже точно был переобут в зимнюю резину, Глеб, едва приехал со смены и радостно обнаружил автомобиль в обыкновенную среду под подъездом, ломанулся наверх. Тактика менялась глобально. В деталях было все по-прежнему.

Акт первый. Действие третье.

Дверь. Парамонов. Звонок.

Подмигивание глазка. Замок щелкнул один раз. Пауза. Потом раздался второй щелчок и дверь открылась. На пороге появилась стюардесса Жанна.

— Вам не надоело? — спросила она вместо приветствия.

— А я терпеливый. Вода камень точит.

— В следующий раз я вам не открою, учтите!

— Учел. Пошли в кино?

— Не пойду.

— Ретроспектива Фреда Астера! Целая ночь. Интересно же? — все тридцатиминутки в этой смене он провел за изучением расписаний в кинотеатрах.

— Вполне возможно. Но в темноте я засыпаю, а спать предпочитаю в собственной кровати. Это все?

— Неа. Еще есть романтическая комедия, боевик и блокбастер. Вечер занять.

— Ну лично мне есть, чем заняться вечером.

— А театр любишь?

— А вы?

— Обожаю. Даже в школьном кружке играл.

— Вот и прекрасно! — вдохновенно улыбнулась Ксения. — В таком случае у вас бесконечное количество вариантов для занятия собственного вечера.

— Ну, допустим, я хочу занять его тобой.

— Но я не хочу.

— Вот прям совсем?

— Совсем.

И это было в некотором смысле фиаско. Злило. Она злила. Но что-что, а злость Парамонов вынужден был засунуть подальше. Потом отыграется. О! Как он отыграется, когда дорвется! А в том, что дорвется, сомневаться не приходилось — костьми ляжет, а сделает.

— Ладно, ладно, — постарался улыбнуться Глеб, чувствуя себя редкостным идиотом. — Я понял, я отстал.

— Очень на это надеюсь, — кивнула Ксения и скрылась в собственном мире, отгородившись от него спасительной дверью.

Парамонов же в очередной раз почувствовал себя один на один с чертовой реальностью, которая не имела ничего общего с тем, что он сам себе подчас придумывал. Вряд ли она на сей раз заметила, что снова наступила на болючее место в районе его чувства собственного достоинства. С другой стороны — сам полез.

— Идиот, — пробормотал себе под нос Парамонов и медленно поплелся по лестнице вниз.

Интермедия

«Идиотка!» — не менее красноречиво думала про себя Ксения.

Однако основания подобной характеристики были несколько иными, чем у соседа.

В ее голове все чаще начинали блуждать мысли, что надо написать заявление о переводе из экипажа. Или даже об увольнении. Присутствие Фриза в ее жизни становилось невыносимым. Сначала, сразу после памятного разговора в Вильнюсе, он затаился. Но спустя некоторое время все чаще и чаще напоминал о насущном. И Ксения к собственному ужасу понимала — не выберется, не победит. Наваливалась усталость от того, что работа, о которой мечтала, которой добивалась упорно и долго, становится пыткой. Устала часами жить с оглядкой на его слова и жесты. Но и принять условия Игоря для нее было неприемлемым.