Господин арматор (СИ) - Хорошавин Сергей - Страница 10

Висковатый сообщил, что ему велено писать иностранным государям, что в Крым утекла едва треть, а сколько добрались "вживе", о том де ему не ведомо. Пока что ясно было одно: после того как крымцы потеряли кош, они при попытке его отбить положили массу народа и потеряли несколько мурз, в том числе двоих Ширинских, пытавшихся вернуть захваченное русскими знамя своего рода. Но самое важное, достоверно известно, что погибли сыновья "крымского царя": Ахмед-Гирей и Хаджи-Гирей. Сам же Девлет-Гирей был взят в плен Шереметьевым, после того как тот атаковал разбитый ядрами нашей артиллерии татарский лагерь! К сожалению, крымский хан пытался уйти на своем резвом аргамаке, и Иван Васильевич вынужден был стрелять…

Рассказывая об этом Висковатый, сделал драматическую паузу, но я сразу понял, что пленному хану если и воздают сейчас в Москве почести, то явно последние! Так и оказалось: пуля попала в бедренную артерию, а зловредный "крымский царь" не желая оказаться игрушкой в руках русских, героически скрипел зубами до последнего вздоха, пока не истек кровью. Вот ведь паразит! Ну да ладно, и так вроде неплохо вышло, тем более что потерь у нас не так много как это было в реальной истории, особенно среди воевод. Разве что Степан Сидоров, в 1554 году ходивший на Астрахань первым воеводой сторожевого полка, буквально нынешним утром, уже в Москве, принял перед смертью схиму и скончался от ран.

Плохо другое – картечный боекомплект пушкари лихо помножили на ноль! То-то я ещё подумал, а с чего они по лагерю лупили ядрами, там же просто сдвинутые арбы, их даже средняя картечь в щепки разносит. Оказывается, они к тому времени даже дальнюю картечь извели! Хорошо хоть крымцы уже совсем не имели ни сил, ни желания идти в атаку, а больше думали, как унести ноги. И ведь унесли, не всё конечно…

Я думал, что Висковатый опять меня расстроит, но он продолжил, что де у Быстрой Сосны, как было уговорено, успели встать две малые расшивы, да ещё подоспели со своими людьми воеводы передового полка: окольничий Алексей Данилович Плещеев-Басманов и Бахтеяр Зюзин! Причём с дюжиной орудий, и тремя дюжинами зарядных ящиков, заполненными всем, что наскребли по сусекам, в том числе и зарядами, наскоро накрученными из собранных в поле картечных пуль и пороха захваченного в лагере противника. В результате остатки крымцев вынуждены были переправляться через брод под шквалом огня. Сколько их дошло до Крыма бог весть…

Вообще в моих планах было обеспечить Шереметьева куда как большим числом зарядов, но из-за известия о грядущем набеге Али-Акрама пришлось ограничиться отправкой того запаса, который мы уже успели сделать. Если бы к каждому орудию успели изготовить вместо двух зарядных ящиков на сорок зарядов каждый, хотя бы по четыре-пять, мало кто бы из крымцев ушел, не говоря уже о том чтобы снабдить артиллерию боезапасом по максимуму. Но для этого нужно как минимум удвоить численность расчётов, в основном за счёт увеличения числа возниц, а без согласования с Разрядным Приказом это не сделать.

Пока же по моему интуитивному ощущению вряд ли стоит надеяться на то, что военный потенциал Крыма сократился более чем на пятнадцать-двадцать тысяч. Неплохо конечно, но как показала история, понеся похожие потери при Молодях, крымцы не прекратили малые набеги ни на год, а уже спустя пять лет пришли на Волынь с десятитысячным войском и захватили около тридцати тысяч пленных. В нашем случае вполне можно ждать их на Москву в 1571-м году, пусть и с другим ханом…

Впрочем, дальше поразмыслить о крымских делах мне Иван Михайлович не дал. Его подсылы в Датском королевстве донесли, что после того как в Копенгаген прибыла весть о взятии русскими войсками Выборга, среди местной знати разгорелся спор: а не пора ли пощипать шведам перышки? Пока сторонники войны были в явном меньшинстве, но их число росло с каждой новостью из Швеции. Особенно сильно число желающих поживиться за счёт соседа, выросло после известия о взятии Абоского замка.

В связи с этим Висковатый посоветовал мне ковать железо пока горячо и незамедлительно сообщить эту новость моему пленнику. Для облегчения моей миссии, он приложил к своему устному рассказу кипу донесений на латыни, датском и немецком, с вымаранными именами агентов, но полными текстами их сообщений. Кроме этого он ещё добавил черновик проекта мирного договора со Швецией со своими пояснениями государю. На деле этот документ был плодом нашего совместного труда, и над ним мы корпели не одну ночь ещё до похода на Выборг.

Изначальный проект договора был лично утвержден государем, притом, что Дума о существовании этого документа была ни сном, ни духом. Даже Адашева не информировали, на чем настоял лично я. И это было неспроста. За время общения с государем я успел уловить один момент в его поведении: он уже тяготился опекой тех, кого спустя десяток лет Андрей Курбский назовет Избранной радой. И именно этот договор, подготовленный без участия людей вершивших международную политику от имени царя, должен был стать его Рубиконом.

Кроме самого договора о Вечном Мире со Швецией, прилагался ещё и проект Северного Союза, который, по сути, развязывал руки шведскому королю, позволяя ему больше не отвлекать силы на охрану русско-шведской границы. А это позволяло направить все силы на экспансию в богатые страны Европу. Основные идеи были предложены мной и проработаны Висковатым, но утверждал их, причём постатейно сам государь. Союзнический договор позволял монархам самим решать стоит ли вмешиваться в тот или иной военный конфликт, а также определять степень этого вмешательства. Это в какой-то мере гарантировало куда как более ответственный подход в развязывании войны и заставляло более тщательно согласовывать свои действия с союзником.

И что самое интересное, Иван Васильевич имел, что предложить Густаву, если ливонцы не смогут или не захотят в срок собрать Юрьевскую дань. Помню, как сам был удивлен, когда внезапно узнал, что Грозного интересуют лишь свои "вотчины" Юрьев и Колывань, да ещё толика земель поблизости. А вот брать стоящую в устье Западной Двины и контролирующую всю транзитную торговлю по этой реке Ригу, царь не собирался! Подозреваю, что европейские историки просто приписали ему мотивацию, которой руководствовались сами и убедили в этом наших коллег, и это оказалось несложно, а всё потому, что русскую историю временами писали немцы, занимавшие немало постов и Петре, и при его потомках.

…

Выспаться толком не удалось, едва пропели третьи петухи, за нами прибыл государев гонец. Иван Васильевич послал за нами крытый возок и две дюжины верховых стрельцов из стременного полка, так что спустя четверть часа мы добрались до царских палат. Встретили меня с Висковатым царские рынды, тут же проводившие нас в ту самую подклеть, где я в своё время приходил в себя после "купания в Шексне". Символичность выбора места я оценил: что ни говори, а несмотря на молодость, склонность к драматургии у Ивана Васильевича уже начала проявляться в полной мере. Кроме всего прочего царь ясно давал понять, что принимает мою нелюбовь к официальным церемониям и желание оставаться в тени.

Разговор, как и ожидалось, пошёл исключительно деловой: то, как моя артиллерия проявила себя в поле, государь оценил, и теперь жаждал увеличить число орудий в своем войске, а самое главное количество зарядов к ним. Плохо было то, что после разгрома крымцев энтузиазм окружающих, особенно бояр, желавших получить новые вотчины на плодородных землях Дикого Поля, подействовал и на Ивана Васильевича. Желание раз и навсегда решить проблему крымских набегов было похвальным, но слишком резкие действия на этом направлении практически гарантировали вмешательство со стороны Великолепной Порты. Вот только тягаться с ней сейчас пока рано, поэтому мы на пару с Висковатым как могли, стали отговаривать царя от необдуманных решений.

Но как оказалось, не всё так просто: Иван Васильевич Шереметьев Большой, который в прежней реальности был серьезно ранен, теперь же, благодаря моим подаркам, не получил даже царапин и пошёл вдогон отступающим крымцам, имея несмотря на небольшую численность отряда, все шансы крепко насолить наследникам Девлет-Гирея. Людей воевода взял не так уж много: три с половиной тысячи лучших ратников из числа детей боярских, восемьсот стрельцов посаженых верхом, столько же казаков и дюжину орудийных расчётов, проявивших себя с наилучшей стороны во время боев под Судбищами.