Не гореть! (СИ) - Светлая et Jk - Страница 67

Без нее.

В конце концов, он больше не хочет быть без нее.

Без вот этой худенькой длинной девчонки с огромными глазами и несгибаемой упертостью. Без нее, ни на кого не похожей, каких просто больше нет на свете. Со всеми ее страхами, комплексами, буйной фантазией и даже враньем. Лишь бы только она и правда его любила.

В тишине, царившей на краю поселка, шум отворившейся калитки оказался достаточно громким. Денис зашел во двор, бросил окурок в ведро, стоявшее у входа, и зашагал в сторону Оли.

— А говорила, что боишься собак, — проговорил он, подходя к ней.

Она оглянулась на звук и оторвала ладонь от Володькиной морды. Наверное, и прочь отскочила бы, как если бы он застал ее за чем-то, что ей делать нельзя, но все же удержалась на месте, лишь разогнувшись и став в полный рост, когда Дэн оказался ближе. Она смотрела в его лицо, отчаянно пытаясь угадать в нем хоть намек на намерения. А потом шумно выдохнула и ответила:

— Боюсь. Но я над собой работаю. Как его зовут?

— Володька. И вряд ли ради него стоит себя заставлять.

— Не заставляю, — мотнула Оля головой. — Я правда себя не заставляю. Он на меня не гавкнул ни разу. Бутерброд умял.

— Пришла, чтобы покормить пса? — усмехнулся Денис.

— Нет. Я к тебе… пришла. Совсем. Ты не против?

Он помолчал, разглядывая ее некоторое время так, будто что-то искал. Может быть, действительно искал: в этой инопланетянке что-нибудь земное. А не находил — да и черт с ним. У всех своя судьба. Его — любить представительницу внеземной цивилизации. Кожа не фиолетовая — и ладно. Хотя, конечно, за то время, что они не виделись, стала почти просвечиваться. Дурочка. Сама себя довела.

Но вопрос у Дэна все же оставался. Один-единственный. Его и задал:

— Ты со всем разобралась?

Сердце ее забилось набатом. Так, что этот стук даже в ушах отдавался. Она не была уверена в том, что улыбка, которую попыталась изобразить, и правда хоть немного похожа на улыбку. Но все-таки улыбнулась ему, как сумела. И кивнула.

— Разобралась. Прости, что так долго.

— Тогда пошли домой, — быстро, слишком быстро отозвался Денис. — Жрать хочу и устал, как собака.

— Я… я тоже устала… и мне на работу вставать рано. У нас поход завтра с паном Мыколой на Говерлу, — Оля, все еще настороженная, подошла к своему багажу и взялась за ручку чемодана. А потом со смешком добавила: — Если опять никто не потеряется.

— Надавать бы тебе по заднице, — проворчал Басаргин, подскочив к ней и забирая у нее вещи.

— Потом надаешь, — медленно шепнула Оля и, не выдержав, уткнулась лбом в его плечо. Плакать не хотелось. Хотелось рассмеяться. Не к месту, конечно. Как всегда. И все так же, вдыхая его запах и вдруг зажмурившись, она сквозь смех сообщила: — Заодно за Марычку свою. Она приходила, пока я тут… тебя ждала. Чтоб не выгнала, пришлось сказать, что я твоя жена… Она, конечно, расстроилась, но хоть свалила быстро.

— Ну и правильно сделала, — улыбнулся Дэн и легко прижался губами к Олиной макушке. — Идем, холодно становится. Простудишься, и не пущу тебя ни на какую Говерлу.

Они так и зашли в его дом, обнявшись. У нее в свободной руке — рюкзак. У него — чемодан. И то, и другое — оставлено в прихожей. Крохотной, не развернуться. Олины глаза забегали по стенам, полу, потолку, выхватывая все целиком и в деталях. Снова остановились на Денисе. До спазма в животе — хотелось целовать его. Потом. Попозже. Сейчас глухо выдохнула:

— У тебя из чего готовить есть? Я ужин сделаю.

— Сама разберешься, если жена, — рассмеялся Денис и кивнул головой в сторону. — Кухня там, я сейчас приду.

— Конечно, — улыбнулась Оля. И рванула довольным жирафиком в указанном направлении — разве что длинные лапы не разъезжались от восторга в стороны.

Кухня была тоже маленькая, зато с настоящей расписанной печью, как пользоваться которой Оля не имела ни малейшего представления. Но та ей одним фактом своего присутствия жутко понравилась. От провала миссии приготовления первой семейной трапезы спасло «жену» наличие в этом же помещении электроплиты. Уже что-то!

Древний холодильник «Донбасс» устрашающе ревел, но оказался вполне рабочим и морозил неслабо. И, самое главное, был набит разнообразной снедью. Несколько секунд попялившись внутрь, Оля снова хохотнула — как еще у него быть-то могло — и принялась вынимать необходимое.

Яйца, ветчина, сыр, зелень, масло. Редиска, огурцы. Полотенце, завязанное вокруг талии фартуком. Попытка осознать, что произошло с ними, с ней, с ним прямо сейчас, потерпела фиаско. Оля не осознавала. Только пальцы шустро орудовали ножом.

Готовить что-то сложное времени не было. Он устал. Она устала. А хотелось, ужасно хотелось целоваться. Потому омлет. Почти такой же, как делал Денис. Она запомнила. Оказывается, Оля все-все запомнила. Салат из овощей — порезанных полукольцами, сдобренный зеленью и заправленный сметаной, кажется, домашней. Не иначе Марычка приволокла. А завтра они проснутся в одной кровати и, может быть, она не преминет сказать ему, что, в сущности, совсем не против иметь собаку и страшно боится его маму, ту, которая устраивает кризисы из-за горчицы.

Потом неожиданно обнаружился совершенно чужеродный здесь тостер, и Оля обрадовалась. Будут тосты с маслом к чаю. Побольше калорий.

Справилась быстро, минут за двадцать. Дэн все не шел. В доме раздавалось только шипение масла на сковородке и Олины негромкие шаги.

— Денис! Готово! — позвала она, обернувшись к выходу.

Он не отозвался. Второй раз кричать не стала. Тихонько усмехалась под нос, представляя себе, как он быстренько наводит шмон в своей холостяцкой комнате. Ищет по карманам презервативы. Или прячет чужое белье.

От последнего предположения Оля совсем развеселилась, поставила тарелки на махонький стол, на который была наброшена клеенчатая скатерть с этническим орнаментом, дешевенькая, но чистая, почти новая. Стащила с талии полотенце и оставила его на стуле. Выключила плиту.

А после этого двинулась из кухни искать хозяина.

Искать долго не пришлось. Дэн, в чем был, заснул на диване в спальне. Кажется, просто на минуту присел, привалившись к спинке, да так и провалился в сон. И, наверное, случилось это раньше, чем его голова нашла опору. Как после пожара, когда он не оставил ее наедине с мучившими всю жизнь страхами.

Он спал. Неудобно, в джинсах и свитере. Полулежа. У кого-то завтра все будет болеть. Она смотрела на него, чувствуя, как от нежности и благодарности сжимается горло. Сердце щемило от этой нежности и от этой благодарности. Под ребрами тихонько долбило понимание, что это реальность. Вот такая у нее теперь реальность. И еще целоваться, конечно, хотелось по-прежнему.

— Нацелуешься еще, — проворчала себе под нос Надёжкина. Человек — ее человек — не спал больше суток. И вот наконец заснул.

Оля глянула в сторону кухни. Ну да, все повыключала, за что можно себя похвалить. И на цыпочках двинулась к кровати, стаскивая на ходу юбку, колготки, блузку. Пижаму достанет потом. Сейчас — так.

Диван под ней с развеселым скрипом пружин прогнулся, когда она устраивалась возле Дениса. Ближе, ближе, совсем близко, вытянув ноги вдоль его ног. Губами — ему в висок. Руками — за его руку. Из грудины тихое-тихое, почти без голоса:

— Динь… Диня… а я тебя почти с детства люблю. Один раз увидела вас в метро, на Арсенальной… ну, с… ты понял. И так и не забыла. Она, блин, забыла, а я помнила. Я тебя рисовала. Знаешь, девочки в таком возрасте еще маленькие, а уже фантазируют… Ты был с Дианой, а я тебя к себе пририсовывала. В своей голове. Мне так стыдно было. И еще я все ждала, может, она тебя с родителями познакомит. Мне очень хотелось узнать, как тебя зовут. И вообще про тебя. Целый альбом извела. Мне учиться надо, за сестрой ухаживать после операции, а на уме только ты. Я сама себя ненавидела за такое. И потом, уже в части… вместо всех этих… Инг твоих… тоже себя пририсовывала… Я иногда думаю, что, наверное, вся эта эпопея с моим спасательством мне только для того и нужна была, чтобы все-таки тебя отыскать. Я очень сильно хотела отыскать тебя, Динь. Я так рада, что нашла.