Звезда Гаада (СИ) - Свительская Елена Юрьевна - Страница 98

Мальчик лет семи-восьми, черноволосый, с зауженными глазами выскочил из леса и потрясённо застыл, смотря на горящие дома, на изрубленные тела на улице. Знакомых и каких-то чужих, не то бродяг, не то воинов. Руки его тряслись, отчего из переполненной корзины вывалились стебельки разных трав и цветов. Неожиданно ребёнок вздрогнул, отбросил свою драгоценную ношу и кинулся к дому, стоящему на отшибе. До того пламя ещё не дошло.

На крыльце лежал мужчина, сжимавший в руках рукоять меча. Отрезанное неведомым оружием лезвие валялось неподалёку. И был он очень похож на мальчишку, разве что смуглый и глаза поуже. На его изрезанной рубашке, пропитавшейся кровью из многочисленных ран, проступили грязные следы чьих-то сапог. Побледнев, мальчишка бросился в дом. Там на полу лежала красивая русоволосая женщина. Пальцы её сжимали рукоять кинжала, который она сама в себя всадила. Ребёнок с трудом поднял с пола тяжёлый ухват, рванулся было наружу. Умирающий отец схватил его за ногу:

— Не сейчас, Гаад.

— Они уйдут, а я… я… — ребёнок заплакал.

— Ты вырастешь сильным — и отомстишь за нас. Ты… найдёшь… того… кто… — раненный не договорил.

Осиротевший мальчишка рыдал и плакал, тряс его, но отец так и не очнулся. На отчаянные крики собралось семеро воинов и ещё несколько странных типов в лохмотьях. Мужчины со смехом затолкнули Гаада в дом. Закрыли дверь и ставни снаружи. Подожгли здание — и ушли, довольно смеясь, будто сделали доброе дело.

Вскоре над лесом, поодаль, тоже взмыл чёрный дым, послышались испуганные и отчаянные вопли.

Что затрещало в горящем доме, что-то обрушилось. Отчаянно вскрикнул ребёнок.

Чуть погодя отвалилась деревянная ставня, отрезанная от петель. Кашляющий, задыхающийся мальчишка в обгорелой одежде выбросил наружу кинжал, на котором около рукояти всё ещё оставались капли крови его матери, с трудом забрался на подоконник, выпал на смятую клумбу около дома. Он уже не плакал, только до крови искусал нижнюю губу, чтобы не закричать, не выдать себя своим криком. На его спине сквозь дыру с обгорелыми краями была видна длинная глубокая кривая рана.

Гаад поднялся, бросил взгляд на отца, так и не сумевшего защитить свой дом, хотя и старавшегося изо всех сил. И медленно, подавленно побрёл прочь. В чащу леса, подальше от родного дома, охваченного пламенем, в сторону от лесной деревни, захваченной врагами.

Тёмная дымка клубилась у его ног, у его груди: в сердце мальчика боль превращалась в жгучую ненависть к убийцам его родных.

А солнце весело светило на лес, на горящие деревни, на выжженные поля, как будто небесному светилу было всё равно, что здесь случилось. Да и лёгкие пушистые облака безучастно скользили по ярко-голубому небу.

Мальчик внезапно остановился, поднял взгляд вверх.

— О, Небеса, помогите мне отомстить! — попросил он дрожащим голосом, — Помогите мне выжить и стать сильным! Подскажите, кто затеял всё это! Я заплачу любую цену! Я даже готов отказаться от моей мечты! Только… пожалуйста… помогите!

Только никто не отозвался на его мольбу.

— Кария, что с тобой?! Очнись! — кто-то схватил меня за плечи, встряхнул.

И я наконец-то смогла увидеть кухню, взволнованных Тая и Карста, стоявших рядом. Каждый из белокрылых держал свою ладонь на моём плече, видимо, чтобы скорее вернуть мне равновесие за счёт собственных сил.

Вот почему этот шрам остался: тогда Гаад ещё не был хранителем. Вот почему в том сне, где Гаад просил не присылать больше Посланников, он перед обращением к Небесам развёл костёр и долго смотрел на огонь: спустя несколько веков только пламя могло напомнить ему лица погибших родителей. Кажется, это мимолётное воспоминание — единственное, что у него осталось. Наверное, кинжал Гаад давно потерял или у него это оружие отобрали, пока он был слабым ребёнком.

— Кария! — взволнованно позвал меня Тайаелл, — Не уходи! Поживи ещё хоть немного!

Мне стало очень жаль чёрного Старейшину, так рано познавшего отчаяние беспомощности и боль потери, так рано оказавшегося один на один со взрослым чужим миром. Должно быть, и последующие годы его жизни, прошедшие до получения дара хранителя, были ужасны, раз он получил именно дар управлять Тьмой. Только я не позволю ему убить моего друга! Мне плевать, что со мной станет! Пока жива, Тайаелла я мучить никому не позволю!

Часть 3.9

Во второй день из четырнадцати, после полудня заглянула к Сэю и Тараю, вызволенным мной из Белой земли. Ушла бы и после завтрака, но там оставались в одном доме Гаад и пленник, а я боялась, как бы моего друга не прикончили в моё отсутствие. Слонялась по двору туда-сюда, мимо крыльца, у которого послушно сидел несчастный белокрылый, ушедший сразу после дозволенного ему завтрака — одной порции гречи с овощами против нескольких наших — и мимо окон кухни, где что-то хмуро обдумывал глава чернокрылых. А вдруг пытки для пленника?.. Ко мне вдруг подошёл Карст, сновавший с вёдрами между огородами и колодцем за домом, вёдра опустил пустые, меня легонько похлопал по плечу, сказал тихо:

— Иди спокойно. Ничего с ним не сделается.

— Ты думаешь? — робко заглянула рыжеволосому другу в глаза.

Тайаелл выпал из раздумий — и внимательно посмотрел в нашу сторону. Впрочем, пленник всегда внимательно смотрел за происходящим. Но как будто намного чаще смотрел на повара Старейшины, чем на хозяина Чёрной земли.

— Гаад же обещал, — примиряюще улыбнулся Карст, плечо моё легонько сжал, — Тем более, на Горе справедливости. Если Гааду не веришь, хотя бы поверь Стражу Небес, которого просили наблюдать за вашей сделкой.

— Ещё неизвестно, существует ли этот Страж Небес, — вздохнула.

Старейшина выпал из задумчивости и посмотрел из окна в нашу сторону. На руку своего друга, лежащую на моём плече. И снова отвернулся, отсутствующе смотря куда-то на стену кухни. Или… или он в это время наблюдал за состоянием мира вне Чёрной земли? Упоминали же, что Гаад и отсюда может почувствовать и нарушения Равновесия.

— Однако же на мольбы страдающих он как-то реагирует, — шумно выдохнул белокрылый, опять похлопал меня по плечу, — Иди уже, куда хотела. Не тревожься. Я сам за пленником и Старейшиной прослежу. Хотя, уверен, Гаад не будет нарушать свою клятву.

Едва слышно спросила, потянувшись к уху друга:

— Тогда чего Гаад тут уже второй день сидит, безвылазно?

— Отдыхает, может? — так же тихо ответил Карст, — Или наблюдает за пленником, ведь глупо же оставлять пленного врага без присмотра, да ещё и у себя дома.

— А, ну, может, — задумчиво лоб поскребла, на месте незаметно подкушенным местным комаром ночью.

Карст сплюнул на палец и зачем-то лоб мой им протёр, поверх расчёсанного покуса.

— Ты чего?! — возмутилась, отпрыгивая.

— Чесаться меньше будет.

— Правда?!

— На своей шкуре проверял. У меня легчало.

— Соком одуванчика натри, — отозвался Тайаелл.

— Тоже помогает?

— Наши так справляются, когда силы на лечение тратить лень, — улыбнулся белобрысый.

— Странно, что белокрылых тоже комары кусают.

— Так они ж тоже люди, — проворчал Карст, но одарил пленника таким взглядом, будто считал белых хранителей зверьми или вообще чудовищами.

— Но они же Свет отдают миру? Разве комары не должны щадить тех, кто добрее?

Гаад поперхнулся от смеха. Мрачно посмотрела на него. Но он уже основательно подавился слюной и кашлял сильно. Мне стало его жаль. Побежала на кухню его хлопать по спине. Мучителю полегчало — и я пошла обратно на улицу с чистой совестью. Даже если Гаад — злыдень, я не буду такой, как он. Я добрая, в отличие от некоторых.

— У комаров равноправие, — подмигнул мне Тайаелл, когда я шла мимо, медленно, всё ещё решая, идти или не идти.

Всё-таки страшно было оставлять друга одного в логове врагов. Тем более, что это из-за меня он тут застрял. Но уверена была, что тех двух чернокрылых, которых мне удалось вырвать из рук белокрылых, сильно замучали. Им моя помощь нужна. И, наверное, я должна была ещё вчера бежать их проведать. Но и за Тая мне было страшно.