Звезда Гаада (СИ) - Свительская Елена Юрьевна - Страница 126

— Да ты… — рыжеволосый чернокрылый сжал кулаки.

— Не волнуй пространство, — сказал Тай, посерьёзнев, — Хаос опасен для больных. И только Свет способен им помочь. Иногда.

— Тебе же выгодно нам помочь!

— Если того захочет его душа! — отрезал пленник.

И присел на постель возле ног своего врага. Облокотился на спинку кровати. Глаза закрыл. Мы все ощутили заструившийся с его ладони Свет. Яркий, слепительный.

— Ты… — начал было сердито Белик, метнувшись к нему.

Тай только заслонился от него крылом. Сейчас, сидевший у постели умершего или умирающего, светловолосый, худой, в одежде потрёпанной, но с огромными белоснежными крыльями за спиной, он был похож на ангела. На ангела, пришедшего помочь его врагу. Точнее, чтобы спасти свою задницу попыткой помощи.

Белокрылый укоризненно посмотрел на меня.

Или… всё-таки потому, что я его помочь попросила?.. Его врагу…

— Прости, Тайаелл! — сказала грустно.

— Я надеюсь, тебя это обрадует, — хранитель грустно мне улыбнулся, — Эта капля надежды, что я могу тебе подарить.

И вторую руку на раненное тело положил, всё так же не хотевшее заживать.

Часть 3.23

День… жуткий день… ночь, когда я невольно застыла на полу возле кровати Гаада. И мерзкие друзья даже не вздумали меня разбудить!

Проснувшись, уже на рассвете, на полу, я первым делом села на колени и потянулась к нему. И рука моя замерла, не дотянувшись.

Гаад теперь метался. Он то ли спал, то ли не спал. Оба белокрылых держали руки на его теле: друг — сжимал его левую ладонь, враг — левую ногу, ближайшую к краю постели. Шесть хранителей мрачно сидели за изголовьем, контролируя врага. Старейшина нас даже не замечал.

Осторожно рукой коснулась его лба. Он был таким горячим, что казалось, вот-вот вспыхнет и сгорит!

— Всё ещё тяжёлое состояние, — прокомментировал Тайаелл, запоздало заметив меня.

— Тай смог заставить его сердце снова забиться, — доложил оживившийся Карст, но тут же погрустнел, нахмурился, — Но, кажется, душа Гаада сопротивляется тому Свету, который мы в него влили и вливать продолжаем.

— Он хочет от него избавиться, — кивнул другой белокрылый, — Но, может, просто потому, что ему, привыкшему к Тьме, противно ощущать столько Света в своём теле.

— Или он не хочет снова жить, — плечи рыжего опустились, спина сгорбилась.

— Целители только дают руку, чтобы придержать душу и тело, — серьёзно произнёс Тайаелл, — Ты, кажется, никогда не обучался у белых хранителей. И этого не знал. Но, увы, Свет — не источник бессмертия. Он не полностью способен восстановить тело. Разве что у хранителей способен ощутимо плоть залечить. Но Свет признаёт свободу. И, если душа страдающего захочет уйти — Свет её отпустит.

— Но ведь он ещё не умер! — глаза Карста заволоклись слезами.

— Гаад ещё не решил. И я сижу тут потому, что он ещё борется. Но когда он выберет уйти — я уйду. Точнее, первым уйдёт Свет. Созидающая сила не хочет никого контролировать. И подчинять никого не хочет.

— Как-то не слишком это похоже на вас! — проворчал Белик, сердито жующий какую-то травинку. Только макушка-кисточка свисала у рта.

— Мы же люди, — грустно улыбнулся Тайаелл, — Мы призваны из людей. И нам присуще то, что присуще им. Но настоящий Свет никогда не захочет никого пленить. Сами увидите: если Гаад выберет смерть, то Свет померкнет и скоро исчезнет.

— Нет! — отчаянно сжала руку Гаада, у локтя, чуть в стороне от его запястья и ладони, которые сжимал ревниво смотрящий на меня здешний белокрылый.

— Принять волю больного — это долг целителя. И обязанность друга, — серьёзно напомнил Тайаелл.

И более ничего не говорил, закрыв глаза. Я видела искорки, которые спадали с его пальцев на ногу Старейшины чернокрылых, скатывались по постели.

Мы весь день просидели у кровати Гаада. Белик, не выдержав, ушёл. И даже поесть нам притащил. Даже троим. Тайаелл, поднявшись и руку оторвав от тела, другой рукой сжал запястье чернокрылого, державшего поднос с тремя тарелками и горкой пирожков. Каша с мясом жаренным. И с листиками базилика.

— Напасть вздумал?! — Белик мрачно сощурился, — Я только хотел…

— Ему помочь. Мясо убери, если правда этого хочешь! — потребовал пленник.

— Но мясо даёт сил…

— Злости даёт и ярости. Делает мощнее силу разрушения внутри, — прищурился Тай, — Вы не ощущаете, но это совсем другая сила. Не та, что нужна больному. Тем более, умирающему. Тьма может пригодиться только живому. Пугающемуся. Чтобы яростно мог нанести новый удар. Для мощного, отчаянного рывка. Это полезно в некоторых делах. Но это не то, что нужно больному и, тем более, умирающему. Душу может поддерживать только Свет. Только Свет способен задержать душу на краю.

— Месть тоже даёт сил, чтобы жить, — проворчал Тарай, сейчас сидевший на подоконнике.

— Месть — это запас силы, чтобы разрушать. Запас Тьмы. Но поддерживает в основном внутренний Свет, — Тай невольно покосился на меня, потом снова в глаза Белику посмотрел, твёрдо, руки не выпуская и не пуская его к нам с опасной едой, — Потому, что в жизни есть кто-то, кто ещё выжил. Кого могут обидеть. Кого надо защитить. Или память о ком-то, кто погиб, но дарил тяжелораненому Свет. Память о том Свете, даже если его была капля, остаётся в душе. Она держит на краю пропасти. Она даёт силы, чтобы жить. Не месть. Месть — это только следствие. Это только злость на того, кто затушил драгоценный сердцу Свет. Или злость на того, кто пытается насильно заставить уйти до того, как человек или хранитель хоть раз этот Свет ощутил. Ведь душа знает, что в этом мире есть Тьма и Свет. Даже если заметно одну из великих сил не ощутила, она знает.

— Белик, принеси им салат и хлеб, пожалуйста! — взмолился Карст, — А я… я боюсь отойти.

— Лучше салат. Или целые фрукты. Ещё можно лечебные травы, — сказал пленник задумчиво, покосившись на пугающе замершего Гаада, — Желательно, не обработанные огнём. Огонь их разрушает. Их и их Свет. И, хорошо бы, чтобы всё это недавно сорвали. Пока сила разрушения не успела ощутимо пропитать их.

Вздохнув, чернокрылый удалился вместе с подносом.

— Спасибо, что делишься знаниями! — вдруг улыбнулся здешний белокрылый чужаку.

— Значит, ты тут вырос… раз ничего не знаешь, — задумчиво сказал Тай. Потом ладонью с пальцами растопыренными поднявшегося рыжего остановил, — Я только пытаюсь немного порадовать её. Не стоит меня благодарить.

— Но, ты, всё-таки… — Карст смущённо замялся, руку своего друга не отпуская.

— Не слишком-то и добрая цель у меня, — грустно усмехнулся чужак, — А раз цель моя не добрая для тебя и для него, значит, не слишком-то я и благороден.

— Но, всё же… — Карст не отставал.

— Я знаю, что ты благодарен мне не смотря ни на что, — белокрылый стал печально-серьёзным, — Но это твоя личная заслуга: ты добрее меня. Ты даже врагу благодарен, что защищает твоего друга, — и, отвернувшись от нас, в стену смотреть стал, — Ведь, похоже, что ты здесь вырос. Или жил здесь сколько-то. Я ничего не слышал о тебе. А местные хранители считают таких, как я — врагами.

— Ты убивал и калечил наших друзей! — рявкнул Тарай, спрыгивая на пол.

— Я виноват, что вы считаете меня своим врагом, — кивнул Тайаелл, на нас не глядя. И всё ещё продолжая отгораживаться рукой от местного белокрылого, — Я это понимаю. И понимаю ваше желание мне отомстить. Но сейчас я пытаюсь помочь Карии. Она, как и вы, мечтает, чтобы Гаад очнулся. Пока наши цели сходятся. И вам приходится меня терпеть на своей территории.

— Зато потом мы… — Тарай мрачно провёл ребром ладони у своего горла.

Вскочила возмущённо, на мгновение оторвав свои пальцы от руки лежащего:

— Но я же победила Гаада!

— Да ладно вам! — ухмыльнулся Сэй, — Даже если этот слабак… — покосился на напрягшегося Карста, — И поможет ему сбежать в мир людей, там его будут поджидать Благ и его компания. А те предателей не любят ещё больше, чем мы своих.

— Но… — начал было повар возмущённо.