Звезда Гаада (СИ) - Свительская Елена Юрьевна - Страница 119

На Гаада жующего покосилась.

Нет… Этот хмырь внимательный непременно бы заметил чужие иллюзии. Значит, родственники Карста действительно погибли в ту ночь. Или… они оба заодно? И нашли способ обмануть меня ненастоящими виденьями?..

Шмыгнула. И они резко на меня покосились.

Гады! Никому верить не могу спокойно! Как, блин, вообще с вами жить?!

— Гаад, а как именно звучал ваш уговор на Горе справедливости? — неожиданно поинтересовался Тай, который после первого пряника ни к чему другому более не притронулся, хотя Карст и перед ним поставил тарелку с кашей гречневой, тарелку с пятью свежими булочками, да тарелку с супом. И сам глава чернокрылых почему-то не возмутился на этот раз, что пленника неприлично роскошно кормят.

— А тебе какая разница? — Старейшина нахмурился.

— Если Кария последние два дня не будет ничему учиться, она из-за этого пострадает?

— Она — нет, — мрачная улыбка, — А вот ты потеряешь последнюю надежду. Разумеется, если ты слишком наивен, чтобы верить в её победу.

Подняла голову и заглянула в глаза другу. Тот отчего-то виновато улыбнулся мне, затем развернулся к Гааду:

— Тогда позволь мне эту ночь и последний день провести, не заботясь ни о каком обучении. Хочу просто пообщаться с ней, напоследок, — Тайаелл опустил взгляд, чуть помолчал — чужой Старейшина внимательно смотрел на него — и признался: — Так получилось, что в моей жизни было только два счастливых периода. Первый — девятнадцать лет и семь месяцев, до того, как я стал хранителем. Второй — с тех пор, как я встретил Карию.

Удивлённо говорю:

— Но ты же постоянно влипал во что-то из-за меня!

— Зато мне было хорошо, — Тайаелл нежно улыбнулся мне, — Приятно смотреть на настоящего человека, который говорит, что думает, а ещё так бурно на всё реагирует, на любую ерунду. Но и благодарит из-за любой мелочи, — на столешницу посмотрел, уныло, — А вот третий промежуток моей жизни, в семьсот шестьдесят восемь лет, девять месяцев и три с половиной дня был ужасным.

Э… Сколько ему лет?! Почти восемьсот?! А выглядит просто юношей!

Белокрылый нахмурился, вспоминая.

— Поначалу я гордился тем, что стал хранителем, с удовольствием выполнял мой долг. Всё-таки, это здорово, когда был простым подмастерьем, но вдруг оказался полезен всему миру. А ещё меня долго радовала способность летать. Но однажды мне всё это надоело. Тоска… день за днём… И, вдобавок, я ещё воином был ловким. Не самым лучшим, но таким, что убить меня в драке ни люди, ни хранители не могли.

— Я помню, — мрачно произнёс чернокрылый, — Тогда, на дне ущелья, всё было очень живо. Не знал, кто из нас оттуда выберется.

— Я тоже, — ухмыльнулся Тайаелл, — Для новичка ты держался хорошо.

Пленник и мучитель быстро взглянули друг на друга.

— Но странно, что ты в этом признался, — растерянно сказал белокрылый.

— Да вроде замечать, что твой противник не дурак — это даже хорошо? — криво усмехнулся Гаад.

Они какое-то время задумчиво молчали, глядя в разные стороны. Тайаелл вдруг добавил:

— К тому же, Белая земля — это такое большое змеиное гнездо.

Чёрный хранитель от удивления подавился. Карст подбежал к нему, начал старательно бить по спине.

— Теперь я понял, почему Кария сбежала сюда: у вас очень уютно, — пленник задумчиво ложку покрутил между пальцев, — Уж до чего я тебя, Гаад, не переношу, но с восхищением признаю, что ты мне нравишься больше, чем Благ. Ты как-то добрее относишься к своим.

— Знаешь, я без тебя вполне обойдусь, — проворчал Старейшина чернокрылых и опять закашлялся, потом мрачно сказал: — И не думай ко мне подлизываться! Не подействует.

— Да тьфу на тебя! — произнёс пленник заносчиво, — В ваши ряды не набиваюсь!

Мы какое-то время ели в молчании. Но Тайаелл сегодня чего-то разоткровенничался. Добавил погодя:

— Что-то я отвлёкся… Так вот, однажды я пошёл на Гору справедливости и попросил, чтоб хотя бы ненадолго у меня появилась возможность пожить по-другому, счастливо. И обещал заплатить любую цену. Только позавчера понял, что Небеса исполнили мою просьбу. И я действительно был счастлив благодаря общению с Карией. Снова почувствовал себя живым. Будто опять стал простым человеком, со всеми их радостями и невзгодами.

Как-то своеобразно Небеса откликнулись на его молитву, да ещё и в священном месте произнесённую! Скорее уж нагадили, чем обрадовали. Хотя он почему-то рад. Но… Вот чем больше я слышу о том, как люди этого мира молились Стражу небес и что из это получилось, т ем больше у меня сомнений в том, что Творец то существо оставил людям помогать. Или тот взбунтовался?.. Но прежде вроде такого не было?.. Ведь когда-то были ещё и могущественные краснокрылые. А те общались по службе с чернокрылыми и белокрылыми, появившимися позже. Если бы краснокрылые что-нибудь заметили, они бы, наверное, сказали младшим хранителям?.. Или… они не успели рассказать? Грр, я этого Стража Небес уже боюсь!

А друг миролюбиво продолжил, улыбнувшись:

— Да, тела людей куда более хрупкие, чем у хранителей. Но и радуются они как будто намного чаще. Так что пора заплатить… — он вздохнул, снова виновато посмотрел на меня, — Только для того, чтобы я ненадолго стал счастлив, Кария лишилась спокойствия. А я эгоистично смотрел, как она страдает! И теперь, как всё ни повернись, ей будет больно из-за меня, потому что у неё слишком доброе сердце. Мне грустно, от того, что причиняю ей боль! И ничего не могу изменить. Умру — и она будет плакать. Выживу — и из-за меня ей придётся много драться с тобой.

Тай посмотрел в глаза Карсту. Тот отвернулся. Белокрылый начал смотреть на его затылок, в упор, долго, не отводя взгляд. Наконец, рыжий обернулся, нахмурился. Их взгляды встретились. Мне показалось, будто какая-то нить или струна протянулась между ними. Может быть, они мысленно общаются?

Неожиданно, оба хранителя улыбнулись друг другу. На лице Тайаелла засветилась благодарность. Он опять повернулся к Старейшине, только что справившимся со зловредной кашей.

— Я заметил, что почти все у вас относятся к Карии бережно или с уважением. Кажется, вы заботились о ней раньше и, уверен, будете беречь её и впредь. Если я умру, вам с ней не из-за чего будет ссориться, драться. Разве что по каким-то пустякам, которых она наделает ещё предостаточно, — парень, то есть, древний хранитель, выглядевший как и во время его настоящей молодости, когда только получил дар, добродушно засмеялся, — Впрочем, вы ж не будете сердиться на эту наивную и глупую девчонку из-за её оплошностей, так?

— Решил, будто нам больше заняться нечем, кроме как возиться с этим вредным и тупым ребёнком? — проворчал Гаад.

Взгляды чёрного и белого хранителя встретились. Запела нить, протянувшаяся от одного к другому. Не представляю, о чём они там беседуют, потому жутко волнуюсь!

Старейшина быстро отвернулся, однако лицо пленника просветлело.

— Так что, Кария, давай махнём рукой на наши занятия, — предложил мне друг, — Всё равно как проведём последние мои часы, лишь бы у тебя остались хорошие воспоминания. А что касается боли, то она со временем слабеет. Порой и вовсе проходит.

— Предлагаешь мне сдаться? Чтоб меня потом совесть загрызла? — заплакала от грусти и обиды.

— Просто попробуй хотя бы раз мне улыбнуться. Для тебя это малость и пустяк, а для меня — драгоценность.

С трудом заставила себя выполнить его просьбу. Если для него так важно, чтобы выглядела счастливой, то постараюсь притвориться. Больше ничего не могу для него сделать. А плакать буду потом. О, какой это страшный и грустный кошмар! Поскорее бы он закончился! Вот тогда боль уйдёт очень быстро, потому что страшные сны редко запоминаются. Если это сон…

Часть 3.20

Ужинали мы молча. Белокрылый поначалу был задумчив, потом повеселел. А мне кусок в горло не лез: смотрела на него и думала, что через день лишусь друга, даже вступиться за него не смогу. Разве что закрыть его собой?.. Но я уже раз пробовала. Это было страшно больно! Да и… Гаад сказал, что я умирала в тот раз. Почти умерла. А если на этот раз я умру совсем?.. Блин, страшно-то как! Так красиво в кино, когда кто-то рискует жизнью, чтобы закрыть собою близкого. Но в жизни слишком больно умирать. Нет, я не должна… Я не имею права бросить его вот так!