Почти счастливые женщины - Метлицкая Мария - Страница 1

Мария Метлицкая

Почти счастливые женщины

© Метлицкая М., 2020

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020

В Алином взгляде читалось многое – смятение, оторопь и даже ужас. А еще – паника, смешанная с жалостью и недоумением. Она смотрела на дочь и старалась не закричать, не оскорбить, не выгнать, в конце концов.

А сделать все это хотелось. Но нельзя – воспитание и традиции не позволяли. Она никогда – никогда! – на дочь не повышала голоса. А уж про оскорбления говорить нечего – у них это не принято.

Она же педагог, причем с огромным стажем. Как же опуститься до того, чтобы оскорбить родную дочь? Нет, никогда.

Аня всхлипывала и шумно сморкалась. Мать морщилась, кривилась, а та продолжала тянуть что-то жалостливое, как ей казалось, пытаясь растрогать мать. Но, кажется, понимала, что сделать это почти невозможно. Мать никогда не поймет. Не тот она человек. Конечно, мама нежная, теплая, любящая. Но в чем-то непримиримая, бескомпромиссная, даже нетерпимая.

Аля посмотрела на часы – ничего себе, а? Полтора часа бреда, истерики, соплей и просьб понять, войти в положение. Полтора часа всей этой мерзости, пакости и – самое страшное – отчаянной глупости!

Нахмурившись, она пристукнула ладонью по столу:

– Все, Аня, все! Достаточно. Хватит. В конце концов, это невыносимо. Посмотри на себя в зеркало, во что ты превратилась! И все это ты называешь счастьем? Ну просто, ей-богу, смешно! Ты, Аня, взрослая женщина, мать и жена. И эти сопли, эти надуманные, абсолютно киношные страсти – все это пошлость, прости! Бразильская чушь какая-то, дешевое «мыло». – Она встала, резким движением одернула кофту и подошла к окну.

Притихшая и ошарашенная, дочь смотрела на такую знакомую фигуру – все еще стройную, подтянутую, с ровной спиной и гордой, высокомерно поднятой головой.

– Мама, – жалобно пролепетала она, – как же ты можешь? Ведь это моя жизнь. Господи, ну как же ты можешь? Ты же моя мать. И вообще… женщина. Кто поймет меня, если не ты? Кто пожалеет? – Закрыв заплаканное, опухшее лицо руками, Анна снова расплакалась. – А на гостиницы у него просто нет денег. Такое бывает, мам, ты просто забыла. Да и такое унижение – гостиница…

Аля отвернулась от окна.

– Мать, говоришь? Конечно, мать! Аня, я знаю про тебя все. И про твоего мужа, и про детей, моих, между прочим, внуков. И ты мне предлагаешь встать на твою сторону? Принять твою правду? Поддержать тебя в этом безумии? Войти с тобой, так сказать, в коалицию? В тайный сговор? Ты предлагаешь мне это? Ты, Аня, дура. Прости за резкость, но тебя занесло. Да, и еще: обо мне ты подумала? Ну как мне жить со всем этим? Знать и жить дальше? Как спать по ночам? Смотреть в глаза твоему мужу? Сидеть за общим семейным столом? Делать вид, что все хорошо, все по-прежнему? Ты предлагаешь мне стать сообщницей в преступлении? Уж прости за громкую фразу, но это так! Ты, как всегда, думаешь только о себе, Аня. Ты же у нас пуп земли и центр вселенной, не так ли?

Не поднимая головы, дочь крутила в руке легкую кофейную чашку с расплывшимися остатками кофе, словно пыталась разглядеть на тонких стенках послание свыше. Потом аккуратно поставила чашку на блюдце, откинула пышные кудрявые волосы, узкой изящной ладонью оттерла слезы и, медленно покачав головой, печально усмехнулась.

– Нет, мамуль. Уж чего я не ждала точно – так это поддержки. Точнее, нет, я ждала! Ты права. И да, я полная дура, раз ждала. Как я могла? Сама удивляюсь. Меня занесло, это верно. И тысячу раз прости, что предложила стать моей сообщницей. Посмела лишить тебя сна и покоя, нарушить твою размеренную жизнь. Ох, мама! Прости. Прости, если можешь! У меня и вправду поехала крыша. Знаешь, такое бывает. Случается с тетками. Особенно после тридцати. Крышу срывает. Не слышала, нет? С тобой не делились подруги? Господи, да о чем я? Какие подруги? – И дочь саркастически рассмеялась.

– Какая ты злая, Аня! А говорят, что счастливые злыми не бывают! Вот и задумайся о своей неземной любви. И вообще – что тут обсуждать? Я тебя прошу об одном – просто разберись, что самое главное. И если разберешься, значит, я правильно тебя воспитала.

Дочь расхохоталась.

– Мам, ты серьезно? Именно это тебя сегодня волнует? Правильно ли ты меня воспитала? Что упущено, да? Ну ладно, мам. Я поехала. Прости, что отняла у тебя столько времени.

Аля встрепенулась.

– Куда ты в такую погоду и в такое время, Аня? Пока доедешь, я сойду с ума! Уедешь рано утром, хоть выспишься на свежем воздухе! Иди к себе, выпей чего-нибудь успокаивающего, валерьянки, например. Прошу тебя, не уезжай.

Дочь на минуту остановилась.

– Нет, мам. Спасибо. Все же я поеду домой. Время позднее, минут за сорок доберусь. – Она стала натягивать кроссовки.

Растерянная, мать стояла на расстоянии вытянутой руки.

– Останься, Аня, – жалобно повторила она. – Ну куда в такую темень, ей-богу? Да и дождь моросит! Не упрямься, останься!

Дочь улыбнулась:

– Да ладно, о чем ты? Какой там дождь? Так, ерунда. Нет, я поеду. Прости. Хочу домой. Там сейчас никого нет, и это удача.

Мать дернулась и сжала губы.

– Ну как всегда, разумеется! Все как тебе удобно! Какой эгоизм, Аня! Всегда и во всем!

– Все, мам. Пока. Созвонимся. – У двери обернулась и усмехнулась: – Вот оно, мам! Издержки твоего воспитания. Упущения, так сказать – эгоистичная, равнодушная и непослушная дочь.

Аля ничего не ответила.

Через пару минут раздался звук двигателя. Она подошла к окну. Темный участок осветили автомобильные фары, открылись ворота. Машина выехала на улицу и, чуть переваливаясь, медленно поползла по поселку.

«Ну конечно, – раздраженно подумала Аля. – Закрыть ворота не удосужилась. Сто раз говори – и все без толку! Что за эгоизм? Впрочем, чему удивляться? Тряслась над ней, вот тебе и издержки!»

Накинув старую куртку и сунув ноги в кроксы, она вышла во двор. Трава после дождя сочно чавкала под ногами. Было тепло и сыро, пахло свежестью и мокрой землей. На минуту остановившись, Аля глубоко вдохнула свежие вечерние запахи – красота! Все, как она мечтала, – дача, лето, свобода. Все вечера были ее: балкон с видом на лес, на участок, уютная комната, удобная кровать. Старая бабушкина настольная лампа – синее стекло, бронзовая нога. Книга на тумбочке, стакан остывшего чая. И в блюдце крыжовник – любимое лакомство.

Правда, днем вожделенного уединения ей было не видать – внуки и няня, чужой человек. Но внуки радость и счастье, а няня тиха, как украинская ночь. На неделе ни дочь, ни зять не приезжали, оставались в Москве. Во-первых, неохота тащиться по пробкам. А во-вторых, им хотелось отдохнуть от детей. За них родители были спокойны – с ними и няня, и бабушка. Холодильник забит, в местном магазине есть все, можно спокойно работать. И она была спокойна за дочь и зятя. Пусть спокойно работают и отдыхают. Ходят в кино, в гости, в рестораны. Они заслужили.

Зато уж на выходные собирались компании. Приезжали друзья дочери и зятя, разумеется, с детьми – у всех было по двое или по трое. И как они все успевали, современные женщины? Все ведь работали – у кого бизнес, у кого служба. А, да! Няни! Сейчас все изменилось, не то что в ее молодости, когда весь расчет был на бабушек и дедушек.

Да, выходные всегда были шумными и многолюдными: шашлыки, плов, шурпа или лагман. Эти успешные молодые мужчины умели готовить! Точнее, так – сейчас было модно готовить! И зять Леня умел и любил.

И на тебе – все изменилось. У ее спокойной, разумной, послушной дочери, у ее тихушницы Аньки, примерной матери и верной жены, случился роман. В голове не укладывается. Этого Аля точно не ожидала – у дочери в семье все было прекрасно: достаток, успех. Никаких скандалов и передряг. Леня, зять, обожает Аньку. А какой он замечательный муж и отец!

Как было все хорошо! Казалось, так будет всегда, и ее дочь точно будет счастливой – первой счастливой женщиной в их семье. А сейчас на сердце тревога и беспокойство, душа ноет, болит. Да и с покоем, кажется, пришла пора распрощаться. Надолго или навсегда? Все обваливается, трещит по швам. Вот-вот – и руины.