Доминика из Долины оборотней (СИ) - Чекменёва Оксана - Страница 75

– Откуда?

– Я ему подсказывал. Я не мог там больше находиться, но всё же первое время руководил им.

– Точно! Ваша телепатия!

– Да. Так что Гордон всё разрулил, да и сейчас периодически заглядывает с проверками, а я забился в глухие леса северной Канады, максимально далеко от цивилизации. Я не хотел никого видеть.

– А как ты стал наблюдать за совами?

– Это произошло случайно. Однажды, бездумно шатаясь по лесу, я наткнулся на любопытную картину – под деревом сидел полуоперившийся совёнок, к нему пыталась подобраться лиса, а мать-сова пикировала на неё, стараясь отогнать. Она была совсем крохотной, таких сов я ещё не видел, но она вела себя очень смело, защищая своего ребёнка, поэтому, восхищённый её самоотверженностью, я отогнал лису, а птенца посадил обратно в дупло.

– И стал за ними наблюдать?

– Не сразу. Просто эта сова мне показалась какой-то уж слишком мелкой. И я связался с Брендоном, он доктор биологических наук. Показал ему эту сову.

– Телепатически?

– Да, конечно. У меня с собой даже мобильника не было, впрочем, зачем он мне? Брендон заявил, что нигде не нашёл никаких упоминаний об этом виде. И попросил меня вести наблюдение за этим семейством, и ещё несколькими, которых я обнаружил относительно неподалёку.

– Относительно?

– В радиусе пятидесяти миль примерно. Для меня это не расстояние, как ты понимаешь.

– И ты стал за ними наблюдать?

– А куда деваться? У нас в семье, если кто-то просит помочь – ему помогают.

– У нас тоже.

– Да, я заметил. Брендон не мог сам – у него были свои исследования, которые он не мог прервать, лекции в университете, ещё что-то. А я был свободен. Он подогнал мне кучу оборудования для всяких съёмок, несколько компьютеров, чтобы всё это обрабатывать, всякие микроскопы и пробирки. Я даже брал у этих птичек анализы.

– Кровь? – меня слегка передёрнуло – вспомнила себя на столе для препарирования.

– Пару раз. И так быстро, что они и не поняли ничего. А в основном я изучал сброшенные перья, помёт, погадки.

– Что?

– Погадка – это такой комочек из шкурок и костей грызунов, совы срыгивают то, что не переварили, ведь они заглатывают свою добычу целиком.

– Беее, – я сморщилась от отвращения.

– Полностью согласен. Но что было делать – раз уж я подрядился изучать этих крох, пришлось преодолеть брезгливость. А погадки – просто кладезь при изучении рациона птиц. К счастью это приходилось делать довольно редко, в основном я сидел в засаде с камерой, снимая их повседневную жизнь. Это оказалось довольно любопытно.

– А где же ты жил?

– Да там же и жил. Сначала под открытым небом, для меня это не проблема, потом пришлось построить землянку, в основном – чтобы прятать там оборудование и генератор.

– Генератор?

– Да. Сам-то я прекрасно обходился без электричества, но вот компьютеры...

– Погоди! Землянку? Эрик говорил про домик старателя или что-то в этом роде.

– Наверное, не хотел тебя так сразу шокировать. Да и многие старатели жили именно в землянках. Но она у меня была просторная, практически это был дом, просто более чем наполовину утопленный в землю и с крышей, покрытой мхом.

– А почему ты не построил обычный дом?

– Потому что не хотел привлекать к себе внимание людей. Это был, конечно, очень глухой «медвежий угол», но его регулярно фотографировали со спутника на предмет лесных пожаров, например, или незаконной вырубки. Дом привлёк бы внимание, моя «берлога» – нет.

– И ты так и жил там два года? Совсем без удобств? Эрик говорил, что ты мылся в реке и готовил на костре...

– Для меня это не было проблемой. Мне не нужна тёплая вода для ванны – я не мёрзну и в проруби. Мне не нужно освещение – я вижу в темноте. А еда, приготовленная на костре, словно бы вновь возвращала меня в детство – тогда в основном только так и готовили, на открытом огне. Я был там счастлив.

– И зарос, как медведь.

– Было дело. Я не видел смысла бриться и стричься – для кого? Так и вернулся в цивилизацию заросшим. Это стало уже частью меня.

– А почему ты вернулся?

– Мне сказали, что пришла моя очередь быть нянькой.

– Нянькой? Чьей?

– В данном случае – Эрика.

– Но он же уже не ребёнок.

– То-то и беда, что именно ребёнок, хотя и перерос большинство взрослых. Пока не переродится – а до этого ему ещё года два, – он смертен, уязвим. И нуждается в постоянном присмотре. Он и так едва не погиб недавно – ну, ты в курсе. Его нянька ехал следом, давая парнишке видимость свободы, но не успел предотвратить аварию. Но не будь его рядом – Эрик бы просто погиб. Он успел вытащить парнишку из машины, в которой его зажало, до того, как произошёл взрыв. Все вокруг были уверены, что Эрика вышвырнуло из салона вместе с сидением в момент столкновения, но это не так. Вот для таких-то случаев и нужны няньки – оберегать и спасать.

– Вышвырнуло? Он сказал, что его из машины автогеном вырезали…

– Просто такова его легенда, которая лишь частично соответствует действительности. Ты ведь тоже не была с ним полностью откровенна?

– Да, не была, – вздохнула я, вспоминая, как убеждала его в своей «болезни». – Я тогда никому не могла доверять. Но насчёт нянек… А как же родители? Разве не они должны оберегать и спасать своего ребёнка?

– Если в семье есть смертный ребёнок, значит, его мать тоже смертная. Отцу же не разорваться. Поэтому у нас появилась такая традиция – те, у кого на данный момент нет смертных жены и детей, по очереди живут в семьях, где они есть, чтобы охранять ребятишек. Мне сказали, что пришла моя очередь. Не знаю, на самом ли деле, или это была попытка вытащить меня из леса, но, в любом случае, я безумно этому рад, потому что в первое же утро после возвращения я встретил свою долгожданную половинку. Тебя.

– А я – тебя! – я потёрлась щекой о плечо Фрэнка. – Знаешь, как я переживала, что ты смертный? Я же не знала, кто ты. А ещё, из-за твоей бороды, я думала, что ты уже пожилой, и приходила в ужас от того, как мало нам отпущено быть вместе.

– Но тебя, похоже, не смутило то, что я – якобы пожилой?

– Нет. Мне было всё равно. Я ведь и лица твоего практически не видела, только глаза. Но это было не важно. Я же не глазами тебя полюбила, а сердцем. А потом я сообразила, что ты такой же холодный, как и я. А Эрик – тёплый. Я тогда себе чуть голову не сломала, пытаясь понять, как такое возможно? И ты даже не представляешь, как же я была счастлива, поняв, что ты тоже бессмертный, и нам не придётся разлучаться.

– Я тоже был этим ошарашен, если честно. Конечно, у Эрика были кое-какие подозрения, но он наблюдал за тобой, и кроме холодной кожи не заметил ничего общего с нашими бессмертными взрослыми. Но мне было легче: я точно знал, что кем бы ты ни была, мы будем вместе вечно. У нас-то способ для этого есть. Кстати, ты это видишь?

Удивлённая такой резкой сменой темы, я оглянулась и, проследив за его взглядом, увидела нечто удивительное – над ладонью Гвенни плавала маленькая, размером с шарик для пинг-понга, шаровая молния.

Вот Томас протянул руку – и теперь шарик плавал уже над ней. А из ладони Гвенни поднялся новый шарик, который она предложила Стейси. Вскоре у всех детей, включая Эрика и близняшек, были подобные «игрушки». Периодически кто-нибудь, смеясь, тыкал в шарик пальцем, и тот «взрывался», рассыпаясь искрами, словно маленький фейерверк, а Гвенни тут же генерировала новый, чтобы восполнить потерю. Взрослые, прекратив свои разговоры, заворожённо наблюдали за этим удивительным явлением.

– Вижу впервые, но наслышана. Это и есть те самые шарики, из-за которых схватили Гвенни, – пояснила я. – Они совершенно безвредны, поэтому с ними можно играть даже малышам. Они могут разве что напугать, если не ждёшь «взрыва» и не знаешь, что он не причинит вреда, но не более.

– Невероятное зрелище. Неудивительно, что организация сразу же заинтересовалась Гвенни.

– Да, не случись такое с ней впервые именно на уроке – ничего бы не было. Эти шарики запустили цепную реакцию. Хотя... Знаешь, до меня только что дошло, что фактически они спасли меня.