Нежный призрак и другие истории (ЛП) - Уилкинс-Фримен Мэри Э. - Страница 65

   Когда в Таунсенд-виллидж стало известно, что Таунсенды собираются переехать в город, все пришло в смятение и большое волнение. Предки Таунсендов основали деревню сто лет назад. Первый Таунсенд держал придорожный постоялый двор, где могли остановиться люди с животными, известный как "Знак Леопарда". Вывеска, на которой был изображен ярко-синий леопард, все еще сохранилась, и даже была заметна, прибитая над парадной дверью нынешнего дома Таунсендов. Нынешний Таунсенд, которого звали Дэвид, держал деревенский магазин. Постоялый двор исчез еще во времена его отца, когда через Таунсенд-виллидж проложили железную дорогу. Таким образом, семья, лишенная прогрессом обычного способа заработка, открыла деревенский магазин, в некотором смысле близком постоялому двору, с тем отличием, что останавливавшиеся в нем были приезжими, не нуждавшимися в спальнях, отдыхавших на крышках бочек с сахаром и мукой и ящиков с треской, и подкреплявшихся тем, что случайно оказывалось на складе, а также изюмом, хлебом, сахаром, крекерами и сыром.

   То, что Таунсенды решили покинуть дом своих предков, имело своей причиной внезапно свалившееся на них богатое наследство после смерти одного родственника, а также желанием миссис Таунсенд обеспечить лучшие условия своему шестнадцатилетнему сыну Джорджу в плане получения образования, а для дочери Адрианны, бывшей на десять лет старше сына, - перспективы удачного брака. Впрочем, эта последняя причина оставить Таунсенд-виллидж не была заявлена открыто, и являлась всего лишь остроумным предположением соседей.

   - Сара Таунсенд считает, что в Таунсенд-виллидж нет никого, за кого бы Адрианна могла выйти замуж, и поэтому она собирается отвезти ее в Бостон, чтобы посмотреть, не сможет ли она там подцепить себе кого-нибудь, - говорили они. А потом задумывались, что предпримет Абель Лайонс. Это был скромный поклонник Адрианны, ухаживавший за ней в течение многих лет, но ее мать не одобряла этих ухаживаний, и Адрианна, всегда бывшая послушной дочерью, с грустью, но очень деликатно, отвергла их. Он был единственным ее воздыхателем, и она испытывала к нему одновременно жалость и благодарность; она была некрасивой, неуклюжей девушкой, и сама это признавала.

   Однако мать ее была честолюбивой более отца, всегда довольствовавшегося тем, что имел, и не собиравшегося менять своих привычек. Тем не менее, он уступил жене и согласился, продав свой дело, купить дом в Бостоне и переехать в него.

   Дэвид Таунсенд, как ни странно, сильно отличался от своих предков. Он либо сделал шаг назад по отношению к ним, либо шаг вперед. Его нравственный облик был, конечно, лучше, но он не обладал ни пылким духом, ни стремлением к выгоде, отличавшим их. В самом деле, старые Таунсенды, хотя и пользовались известностью и уважением как люди влиятельные и состоятельные, это не спасало их репутацию от некоторых подозрений. Кое-какие мрачные слухи ходили по деревне и передавались по наследству, и в особенности это касалось первого Таунсенда, построившего постоялый двор с вывеской синего леопарда. Его портрет, чудовищное произведение современного искусства, висел на чердаке дома Дэвида Таунсенда. Ходило много историй о том, как в старом придорожном постоялом дворе буйствовали бесшабашные гуляки, пили, играли, ссорились и дрались, и, возможно, кое-что похуже, однако деньги Таунсендов и страх перед ними делали свое дело. Дэвид Таунсенд заработал свою репутацию честной торговлей. Он держался спокойно и уверенно, отличался самоуважением и обладал талантом распоряжаться деньгами. Этот последний был той причиной, по которой Дэвид радовался внезапно доставшемуся ему богатству, поскольку оно давало ему возможности раскрыть этот талант в полной мере. Кстати сказать, он проявился даже в покупке бостонского дома.

   Однажды весной старый дом Таунсендов заперли, ярко-синего леопарда осторожно сняли с его места над парадной дверью, погрузили вместе со всем имуществом в поезд и - Таунсенды уехали. Это был печальный и насыщенный событиями день для Таунсенд-виллидж. Некий человек из Барре арендовал магазин, - Дэвид, в конце концов, решил его не продавать, - а самые почтенные жители собрались, чтобы в неторопливой манере обсудить ситуацию. Они, очевидно, испытывали огромную гордость за уехавших. Они обсуждали его перед новым владельцем, подчеркивая самые лучшие его черты. "Дэвид - ужасно умный, - говорили они, - он всю свою жизнь прожил в Таунсенд-виллидж, и никто не мог бы сравниться с ним умом. Ему палец в рот не клади. Знаете, сколько он заплатил за свой дом в Бостоне? Так вот, сэр, этот дом стоил двадцать пять тысяч долларов, но Дэвид купил его за пять. Да, сэр, именно так".

   - Должно быть, с этим домом было что-то не так, - заметил новый владелец магазина, хмуро глядя поверх прилавка. Он начинал чувствовать в своем положении что-то унизительное.

   - Ничего подобного, сэр. Дэвид все осмотрел сам. Его на мякине не проведешь. Все было в полном порядке - и горячая, и холодная вода, и все остальное, и в одном из лучших районов города - на самой престижной улице. Дэвид сказал, что арендная плата на этой улице никогда не была ниже тысячи. Да, сэр, Дэвид заключил прекрасную сделку - пять тысяч за дом, стоимостью в двадцать пять тысяч.

   - Его наверняка с чем-то надули! - прорычал из-за прилавка новый владелец.

   Однако, как утверждали в один голос жители деревни, не могло быть никаких сомнений в том, что Дэвид Таунсенд приобрел превосходный городской дом, причем, по абсурдно низкой цене. На самом деле, поначалу он также заподозрил неладное. Стало известно, что всего лишь несколько лет назад дом стоил кругленькую сумму; он был в полном порядке; водопровод, печь, все прочее - действовали исправно. Вопреки опасениям миссис Таунсенд, рядом не оказалось никакой мыльной фабрики. Она была уверена, что слышала о домах, продававшихся дешево именно по такой причине, но мыльной фабрики поблизости не было. Члены семьи принюхивались и приглядывались ко всему; когда пошел первый дождь, они осмотрели все потолки, уверенные, что обнаружат темные пятна в тех местах, где протекает крыша, но они отсутствовали. Они были вынуждены признать, что дом безупречен, даже несмотря на тайну низкой цены, и их подозрения рассеялись. А последняя придала нечто вроде последнего штриха совершенству дома, с точки зрения Таунсендов, привыкших в Новой Англии к бережливости. Они прожили в своем новом доме всего месяц и были счастливы, хотя временами им не хватало общества Таунсенд-виллидж, когда начались неприятности. Семья, хотя и жила в аристократической, фешенебельной части города, осталась верна своему прошлому и, по своему обыкновению, держала только одну служанку. Это была дочь фермера, жившего на окраине их родной деревни, среднего возраста, служившая у них последние десять лет. Как-то раз, в понедельник, она поднялась рано и стирала перед завтраком, который приготовили миссис Таунсенд и Адрианна, как делали это обычно в день стирки. Семья сидела за завтраком в полуподвальной столовой, а служанка, которую звали Корделия, развешивала белье на пустыре. Соседство пустыря с домом казалось еще одним преимуществом. Было довольно странно, что он не застроен, и Таунсенды удивлялись, поскольку не отказались бы иметь на нем собственный дом. Они использовали его, когда им это было нужно, с невинным сельским пренебрежением к правам собственности на незанятую землю.