Нежный призрак и другие истории (ЛП) - Уилкинс-Фримен Мэри Э. - Страница 38

   Добравшись до дома, она закрыла двери и заперла их большими засовами, сделанными для защиты от индейцев, но теперь они могли оказаться бесполезными против чего-то, гораздо более худшего, чем дикари.

   Всю ночь напролет маленькая девочка кричала, и рыдала, и звала на помощь отца, мать, сестру и брата. Мужчины, шедшие по дороге между Бостоном и деревушкой Салем, услышали ее, пришли в ужас и бежали мимо, с псалмами и молитвами, у них в венах застывала кровь. На следующий день они рассказывали испуганным людям о том, что в полночь проклятый дом Прокторов вдруг наполнился адскими огнями и воющими злыми духами, прибавляя, что какая-то женщина, вылетев из деревни на метле, также подалась в сторону дома.

   На следующий день девочка убрала засов, встала в дверях и смотрела вверх и вниз по дороге, не покажется ли ее мать или кто-нибудь еще. Но никто не пришел, хотя она смотрела весь день. В ту ночь она не кричала и не рыдала; во-первых, она испугалась своего голоса, а во-вторых, обнаружила, что это все равно никак ей не помогает. Поздним вечером она услышала возле дома какой-то шум, напугавший ее и заставивший подумать о страшном черном звере, который, как она слышала, бродит где-то неподалеку.

   На следующее утро она обнаружила, что две лошади, корова и теленок ушли из сарая; кроме того, в доме не оказалось еды. Несколько буханок хлеба, немного вареного мяса, несколько лепешек, все это исчезло, равно как картофель и свинина из погреба. Что касается последних, ей было все равно, поскольку она не умела разводить огонь и не смогла бы их приготовить. В синей миске оставалось немного холодной каши, и она решила поберечь ее, но съела всю сразу; молока в кувшине хватило чуть дольше. Больше у нее ничего не было, пока, спустя день и ночь, миссис Энн Бейли не дала ей пирожных. Вернувшись в дом, она съела и их. А затем снова стояла в дверях и смотрела на дорогу, но не видела никого, только белку и куропатку. Ни один путник не желал идти этим путем; он был хорош разве что только для ведьмы, которая, как предполагалось, могла найти себе много товарищей в лесу у дороги и в самом доме, считавшемся чем-то вроде таверны для нечисти. Но ни ведьма, ни ее товарищи также не показывались, если, конечно, демоны не приняли обличье белки и куропатки. Ведь демоны, как известно, способны принимать любое обличье, даже самое обычное и безобидное.

   Абигайль достала из шкафа свою маленькую оловянную чашечку и напилась воды из ведра, которое достала из колодца миссис Бейли; затем она встала на камень и заглянула в него, перегнувшись через стенку. Там была ее кукла, ее драгоценная кукла, сделанная для нее Сарой, одетая в прекрасную серебристую парчу из куска свадебного платья, привезенного из Англии. Один из констеблей заметил куклу Абигайль и сразу же заподозрил, что с ее помощью миссис Проктор наводит порчу на свои жертвы; он схватил ее и бросил в колодец. Другие констебли обвинили его в необдуманном поступке, сказав, что ее нужно было доставить в Бостон и предъявить на суде в качестве доказательства. Услышав это, маленькая Абигайль в испуге вскрикнула.

   Она не увидела ничего, и вернулась на свое место в дверях.

   Во второй половине дня она снова почувствовала сильный голод и принялась искать в доме еду; затем отправилась на поле позади дома, нашла сладкие цветки и жадно высосала их. Вернувшись в дом, она обнаружила кукурузный початок; она положила его в фартук и принялась укачивать его. Сев в дверном проеме на маленький стульчик, который вытащила из кладовой, она крепко прижала к себе свою новую куклу и прошептала:

   - Не бойся, - прошептала она. - Я не позволю черному зверю причинить тебе вред; обещаю тебе, что не позволю.

   В ту ночь она придумала, как ей защитить себя в темноте. Всю одежду своих родителей, сестры и брата, какую только смогла найти, она собрала вместе и положила кругом на полу комнаты; затем она расположилась внутри со своим кукурузным початком и пролежала там всю ночь, прижимая его к себе. На другой день она опять встала в дверях; но теперь она была очень слаба, маленькие ножки подгибались, так что она была вынуждена сесть на свой маленький стульчик с прямой спинкой, держа в руках початок и вглядываясь в дорогу.

   Днем она все-таки поднялась, добралась до поля и, лежа на нагретых солнцем камнях, высосала еще несколько цветков. Она также нашла на опушке леса молодые листья грушанки и несколько синих фиалок, и съела их. Но нежная, сладкая и ароматная еда весенней природы не была предназначена для маленького человечка.

   Бедная Абигайль Проктор едва смогла вернуться домой, по-прежнему прижимая к себе початок; посидела на стульчике в дверях; а ночью заползла в круг из одежды родных. Она плотно завернулась в старый плащ своего отца, и вообразила себе, что это он сам обнимает и защищает ее.

   Всю ночь, пока она лежала там, ее мать готовила мясо, бульон и сладкие пирожные, и она наелась всем этим до отвала; но утром была настолько слаба, что даже не могла повернуться. Она не могла подойти к двери, но это не имело никакого значения, потому что она даже не понимала этого. Ей казалось, что она сидит на своем маленьком стульчике и смотрит вверх и вниз по дороге; что она видит сплетающиеся зеленые ветви, скрывающие небо на юге и севере; она видела в подлеске белые и розовые цветы; она видела идущих людей. Там были ее отец и мать, шедшие с едой и подарками для нее, но уведенные констеблями. Там были магистраты, почтенные Джон Хэтхорн и Джонатан Корвин, с констеблями и своими помощниками, очень внушительными и грозными. Там были Пэррис и Нойес, с мрачными лицами, спрашивавшие ее мать о том, не она ли наслала порчу на их служанку, Мэри Уоррен. Там был Бенджамин, смело обличавший констеблей. Там была Сара с куклой, которую она достала из колодца, стряхивавшая воду с серебристой парчи.

   Все это маленькая Абигайль Проктор видела в своих полубредовых фантазиях, лежа на полу в комнате, но она не видела, как ее сестра Сара вернулась, около четырех часов вечера.

   Сара Проктор, высокая и стройная, в простом платье, с суровым лицом, обрамленным красной шалью, завязанной под подбородком, вернулась из Бостона, гоня перед собой черную корову большой зеленой веткой. Она едва не падала от усталости, но уверенно переставляла запыленные башмаки по придорожным сорнякам, и лицо ее было суровым, как у индейца.

   Увидев свой дом, она на мгновение остановилась.

   - Абигайль! - крикнула она. - Абигайль!

   Ответа не последовало, и она пошла быстрее, чем прежде. Добравшись до дома, она снова крикнула: "Абигайль!"; никто не отозвался; привязав черную корову к персиковому дереву, она побежала в дом и нашла свою маленькую сестру Абигайль лежащей на полу в комнате.

   Она опустилась рядом с ней на колени, и та улыбнулась ей слабой улыбкой. Маленькая девочка все еще думала, что она сидит в дверях; что она видела свою сестру идущей по дороге, пока та не оказалась совсем близко.