Арчибальд Малмезон (ЛП) - Готорн Джулиан - Страница 21

   - Вы часто выезжаете осенью?

   - А что еще мне остается делать, когда моего мужа нет дома?.. Но я должна возвращаться, уже поздно.

   - Вы обещаете?

   Она в третий раз протянула ему руку. Она раскраснелась больше обычного, дыхание стало несколько неровным. Этот разговор давался ей тяжело. Арчибальд был более сильным, она чувствовала это, и ей нравилось это чувствовать! А он, держа ее теплую, нежную руку в своей, ощущал странное волнение в своем сердце. Неужели судьба, до сих пор неблагоприятная к нему, наконец, повернется к нему лицом и даст сразу все - месть и любовь? Как сладка была бы месть, осуществленная через любовь.

   Наконец, они расстались и разъехались в разные стороны. Это была их первая встреча, но далеко не последняя.

<p>

XI</p>

   Адвокаты, тем временем, продолжали работать с похвальным усердием, и мистер Пеннроял считал своих цыплят уже вылупившимися, не особенно обращая внимание на происходящее вокруг него. Ему казалось, что он, наконец-то, стал баловнем Фортуны. Ибо жизнь этого джентльмена не была во всех отношениях столь благополучной, как казалось. Он испытывал прискорбную слабость к игре в кости и карты, часто приносившую ему крупные суммы, но, в конце концов, обошедшуюся в двадцать раз дороже всех его выигрышей. Поэтому он отказался от этой разновидности развлечений и решил накапливать состояние более достойным способом. Он внимательно изучал фондовую биржу, пока не почувствовал себя в достаточной степени хозяином положения и финансистом. Он покупал и продавал, делая все возможное, чтобы купить дешево, а продать - дорого. Он провернул несколько удачных операций; но опять-таки вскоре обнаружил, что ситуация складывается не в его пользу. Его наличные деньги исчезали, а его дом и земля потихоньку попадали в закладные. Именно в это время он женился на Кейт Баттлдаун, и деньгами, которые она ему принесла, возместил убытки; горизонт снова был чист. Увы! улучшение было временным. Неудача вернулась, еще более неумолимая, чем прежде. Деньги Кейт ушли вслед за его собственными, и не вернулись. Говорят, большая часть их осела в карманах майора Болингброка, его секунданта на дуэли.

   Неудача свила себе гнездо под крышей его дома.

   Вдобавок к своим горестям и неудачам, он не находил того понимания и утешения в супружестве, которое ему хотелось бы иметь. Правда, он женился прежде всего из-за денег; но при этом был далеко не безразличен к другим достоинствам жены, и они не только не утомляли его, но распаляли все сильнее и сильнее, пока этот холодный, саркастичный, необщительный человек не превратился в распутника. Жена вознаградила его, хотя и не слишком щедро; ее положение не оправдывало ее ожиданий, она была рассержена потерей денег и раскаивалась в том, что совершила необратимый шаг слишком поспешно. Интеллектуально она ни в чем не уступала своему мужу, и совершенствовала свое преимущество над ним, нисколько о нем не заботясь. Сказать проще, она безжалостно издевалась над несчастным джентльменом; можно сказать, "он страстно целовал розгу".

   Такое положение вещей сохранялось вплоть до встречи миссис Пеннроял с Арчибальдом, о которой говорилось выше. После этого в поведении миссис Пеннроял по отношению к мужу произошла заметная, весьма очаровательная, перемена. Она вдруг стала ласковой и внимательной. Она льстила ему, она уступала ему, она советовалась с ним и с нежностью умоляла его советоваться с ней, посвящать ее во все мельчайшие подробности своих дел, чего он никогда прежде не делал, и доверять ей все свои сокровенные страхи и устремления. Каждое его действие она встречала успокаивающим согласием и простодушным одобрением; в особенности она поддерживала и укрепляла в нем его враждебность к сэру Арчибальду Малмезону и убеждала его не жалеть денег, поскольку успех ему был обеспечен, и постоянно подтверждала свою готовность заложить все свои драгоценности, - если понадобится, - чтобы расплатиться с самыми лучшими адвокатами, которым предстояло вести дело.

   Такое ее поведение доставляло мужу немалое удовольствие, ибо он всегда немного ревновал ее к сэру Арчибальду, и на самом деле одним из побудительных мотивов к его нынешнему поступку было желание отплатить за это. Но открытие, что миссис Пеннроял ненавидит молодого баронета так же сильно, как и он сам, пролилось ему на душу бальзамом, так что для полного и окончательного блаженства ему требовалось только благополучное окончание судебного процесса.

   И вот, процесс начался, и все дворяне и лендлорды трех графств, а также другие люди, собрались, посмотреть и послушать. Заключались пари, что суд не закончится через семь дней; все шансы были за то, что судьям понадобится никак не менее семи недель. Общество позабыло о своей скуке и с довольным видом погрузилось в пикантную историю о скандалах, интригах, обманах и грабежах. Читатель знает, чем все закончилось. Никогда еще разочарование не было таким полным. Ученые законники открывали свои рты только для того, чтобы снова закрывать их.

   Ибо после того, как знаменитый мистер Адольфус, адвокат истца, красноречиво и остроумно изложил суть претензий, дав живописные очертания доказательств, которые собирался привести, и фактов, которые собирался доказать, после того, как эта блистательная речь была закончена, поднялся мистер Сержант Раннингтон, представлявший ответчика, и отпустил несколько замечаний, которые, хоть и были произнесены обыденном тоном, прозвучали в ушах присутствующих подобно раскатам грома, за исключением двоих; а на достопочтенного Ричарда Пеннрояла произвели такое впечатление, словно у него в голове взорвалась ручная граната, а позвоночник аккуратно вытащили через затылок.

   Автор не станет приводить здесь речь Сержанта, но в результате истец лишился всего, на что полагался, чтобы оправдать свое требование, - на отсутствие каких-либо прямых доказательств, устанавливающих личность покойного сэра Кларенса Батта Малмезона и смерть того незаконнорожденного ребенка, которого истец пытался с ним отождествить.

   Сержант Раннингтон признался, что и сам был в недоумении относительно того, что могло заставить истца вообразить отсутствие прямых доказательств. Он лелеял надежду, ради общей благопристойности, ради самой человеческой природы, что его ученый собрат сможет бросить ему вызов, на который в какой-то степени стоило бы отвечать; он искренне сожалел, что его надежды совершенно не оправдались.

   Если бы он заранее был осведомлен об аргументах, к которым имел дерзость прибегнуть истец, он избавил бы его и других уважаемых лиц от многих хлопот, а суд - от нескольких часов потраченного зря драгоценного времени, произнеся одно-единственное слово, или даже обойдясь без оного. На самом деле, этот процесс, из-за которого поднялся такой шум, был до того пустым и глупым, что он почти готов извиниться перед судом и господами присяжными за то, что демонстрирует им, насколько он пустой и глупый. Но на самом деле, извинения, если таковые и должны последовать, должны быть принесены иной стороной, - таково его мнение.