Ветер моих фантазий (СИ) - Свительская Елена Юрьевна - Страница 40

— Боо?! — возмутилась Лера.

Парень все-таки застыл, от растерянности.

— А ну повтори! — возмутилась девушка, — Как ты меня назвал?!

— У… упрямый, — смутившись, соврал азиат, — Упрямый девушка. Так сказал.

— Н-е-е-ет! — нахмурилась Лера, — Ты не то сказал! Я все поняла!

Кажется, он понял, что она поняла. И, кажется, он там много всего сказал. Что она поняла. Бедные корейские парни, которые не знают, что есть русские девушки, которые смотрят много дорам!

Лера сгребла парня за ворот, рванула к себе. Тот возмущенно дернулся. И… и кусок его рубашки остался в ее руке, а он упал, протерев пятой точкой асфальт. Точнее, джинсами.

— Будешь знать, как говорить гадости про русских девушек! — уперев руки в бока, Лера посмотрела на него с торжеством победителя.

— Злой русский девушка! — возмутился Ки Ра. И вдруг припечатал: — Изыди!

Кажется, он тоже что-то смотрел. Из русского.

— Бо?! — проорала Лера.

Он проворчала еще что-то.

— Чинча?..

А Акира убрал руку с плеча Виталия и, покосившись, на ругающихся Ки Ра и Леру, скользнул к кустам, достал оттуда смятый лист, развернул. Ой, это же тот самый, который кореец вырвал из своего альбома!

Азиат отшатнулся, когда попыталась заглянуть ему через плечо. Эх! Он ростом был с меня или чуть ниже, я б смогла подсмотреть.

— Мне интересно, что там, — сказала, уже ни на что не надеясь: ни на то, что он поймет, ни на то, что посочувствует.

Парень покосился на Ки Ра — тот уже играл с Лерой в «кто кого мрачнее переглядит». И, усмехнувшись, сложил лист пополам, спрятал за ворот. У, как подло! Хотя он первый нашел. Но… или он издалека все видел? И как Ки Ра вырвал лист, и как под машину едва не попал? Но Виталий кинулся вперед, пытаясь успеть того спасти, а Акира то ли не успел, то ли был слишком далеко — тогда у него хорошее зрение, раз лист разглядел — или… не захотел?.. Даже не закричал, предупреждая?.. Но если не захотел даже попытаться спасти Ки Ра, то это нехорошо о нем говорит. Или… он все-таки меня не понял? Так, выходит, Виталий говорил с ними по-английски? Который у меня хромает. На обе ноги. А еще косой. На оба глаза. В общем, я смолчала.

Наш приятель в итоге обоих парней и меня с Лерой заодно утащил в кафе отмечать спасение жизней и что Ки Ра учится в нашем вузе. Говорил по-английски. Эх. И Лера, увы, говорила. Одна я уныло тянула сок из стакана, какими-то комариными глотками и с серьезным видом слушала их разговор.

Потом Ки Ра испарился в направлении уборной, Лера и Виталий пошли меню посмотреть и, особенно, пироженки на витрине. Просто подруженция заикнулась, что хочет корзинок и состроила умильное грустное-грустное лицо. А Лий, серьезно взглянув на нее, и как-то вдруг улыбнувшись, светло, серьезно кивнул и разрешил выбрать сладкого на двести рублей.

Остались мы с Акира. Тот обернулся — наши все ушли уже кто куда — и, хитро улыбнувшись, достал из-под рубашки рисунок. Я дернулась. Он хлопнул по стулу рядом с собой. Эх, понял, что ли, что я ничего не поняла из их разговора на английском? А впрочем, надо поторопиться, пока не вернулись другие, особенно, Ки Ра. Тот, кажется, не засек, что его имущество свистнули и заныкали — и теперь оно нагло путешествует вблизи от него под чужой одеждой. Ну, ладно, Акира все-таки оказался добрым.

Радостно села на стул возле него, бывший лерин. Перетащила к себе свой недопитый стакан с соком, сжала в руках, пригубила, смакуя удовольствие и от вкуса любимого вишневого сока, и от чужой тайны, которую мне сейчас приоткроют. Парень, снова огляделся — никого из наших знакомых не показалось на горизонте — и развернул бумагу. Я подалась вперед.

Стакан выпал у меня из рук — сок пролился на стол, на японца и на мою юбку — скатился с моей ноги и упал на пол. Но, кажется, я уже не слышала, как он разбился.

На рисунке Ки Ра молодой мужчина с длинными острыми когтями протягивал на ладони вырезанное сердце. Судя по зияющей ране на груди — его сердце. И лицо у него при этом было совершенно спокойное.

Что-то сказал азиат. Голос его будто бы из-за стены. Неразличимо. Звон в голове…

Взгляд куда-то вперед.

Зеркальная стена передо мной. Изображение зала в нем вначале было четкое, потом смазалось…

Кажется, я упала…

Резкая боль в боку. Что-то теплое горячее растекается подо мной…

Тело дернулось.

Возле меня опустился листок. Рука с вырезанным сердцем легла около моих глаз. Чья-то рука со стекающей кровью возле меня…

Тихое мерное шуршанье… Возмущенный писк… Приближающаяся зеркальная стена… отразившаяся в ней птица… огромная птица, странной формы из серебристого металла… Удар… боль… много боли… колющая боль в боку… падение… что-то теплое и горячее растекается возле меня…

— Нэ! Нэ! Синайдэ!

Мне под нос сунули что-то противное. Как перегнившее белье, забытое после стирки.

Дернулась, очнулась.

— Икиру… — радостно сказал кто-то у меня над ухом.

Двинулась. Сильные руки поддержали меня, помогли сесть. Повернула голову. И натолкнулась на взгляд черных глаз. Непривычно черных. Будто зрачок на всю радужку. Страшное ощущение…

Парень внимательно смотрел на меня.

А, нет. Зрачки и радужка. Просто радужка очень темная, почти черная.

— Так, теперь надо раны осмотреть… проводите нас до машины, молодой человек?

Незнакомец кивнул.

— Конечно, проводим! — другой голос. Смутно знакомый.

Повернула голову.

На меня встревожено смотрел парень славянской наружности. Волосы темно-русые, длинные. Серьга-кольцо в левом ухе. Тонкая. Непривычно чистая и сияющая на фоне тусклых волос. Смятая джинсовая рубашка, в пятнах крови. Встретив мой взгляд, незнакомец улыбнулся. Или… все-таки… мы знакомы?

Шуршанье.

Справа другой молодой азиат наклонился, достал какой-то лист бумаги из-под стола. Сначала сильно смятый, потом сложенный пополам и снова пополам, а сейчас совсем развернутый. Парень мрачно посмотрел на него, потом на нас. Спрятал в карман. Успела заметить, что лицо русского, покосившегося через его руку на бумагу, перекосило от ужаса. Что за странная компания?.. Что я вообще тут делаю?..

— Сашусь! — ко мне было кинулась рыжеволосая девушка, но азиат с бумагой и русский парень испуганно вцепились в нее и не пустили.

Вокруг нас поползли шепотки. Монотонное едва слышное бормотание раздражало. Покосилась в стороны. Люди, сбившиеся кучками поодаль, смущенно потупились или отвернулись.

Две официантки, что-то только что радостно обсуждавшие, смолкли и вдруг уставились в сторону.

— Вот эта помада тебе больше идет! — убежденно сказала одна, — Смотри, — но показала рукой почему-то на стену.

Повернула голову. Тело пронзила боль, а в боку защипало.

Они смотрели на зеркальную стену. Чем-то слегка оцарапанную на уровне шеи…

Оцарапанная зеркальная стена… Что-то большое, серое, смятое… металлическое… в красных пятнах… и… и что-то ужасное на матовом белом тротуаре… В одной из красноватых луж отрезанная рука. Кисть. Белая кожа видна кое-где из-под омывшей ее крови, тонкие пальцы… Какие-то прохожие почти все в светлой одежде робко обступили этот кусок металла, с ужасом или брезгливостью смотрели на красные пятна на его боках.

Я стою рядом, смотрю на эти ошметки мяса и лужи крови и не понимаю, что в них такого особенного. Почему они так смотрят?..

Видение было кратким. А потом меня заглотил липкий ледяной ужас.

Нет, не из-за глаз, полных ужаса глаз девушки, смотрящей на меня из большого зеркала.

Просто я запоздало поняла, что в том видении, на тротуаре и груде смятого металла лежали кровавые ошметки, когда-то бывшие чьим-то телом… и… и в кровавой луже лежала отрезанная рука… женская рука…

Меня затрясло.

— В машину ее, быстро! — испуганно сказал кто-то.

— Хорошо бы мы сейчас ее осмотрели. Без перемещений.